– Мадам, я понимаю, каково вам, – негромко произнес он, и я чуть не разрыдалась. Его голос был таким мягким, таким утешительным, но в то же время в нем была скрытая печаль. – Но я не хочу вас обнадеживать. Есть одно лекарство, однако, вы вряд ли сможете им воспользоваться.

– Почему? – удивилась я, чувствуя, как в душе встрепенулась надежда. Мои пальцы впились в его руку, как будто я пыталась удержать его, не дать ему уйти.

Глава 3

– Потому что оно доступно только аристократам. Вам его даже не продадут, – голос доктора Эндрюса стал чуть мягче, но я понимала, что каждое его слово – это приговор для моей малышки.

Он смотрел на меня с холодным, почти безразличным выражением лица, словно перед ним была лишь еще одна пациентка, еще одна отчаявшаяся вдова.

– Оно стоит очень дорого. Я бы даже сказал, баснословно дорого, – продолжал доктор, его глаза смотрели куда-то вдаль, будто он размышлял о чем-то своем. – Достаточно одного флакона, и болезнь будет побеждена.

“Баснословно дорого”, – эхом отозвалось в моей голове. Я задыхалась, словно меня кто-то сжимал за горло невидимой рукой. Сердце колотилось так быстро, что я почти теряла сознание. Кровь стучала в висках, а перед глазами все плыло. Я не могла поверить, что это происходит со мной.

Я перевела взгляд на свою малышку, лежащую без движения. Ее бледное личико было почти прозрачным, словно она уже не принадлежала этому миру. В ее больших, безжизненных глазах отражался свет лампы, но казалось, что она не видит ничего вокруг. В этот момент я поняла, что больше не могу позволить себе плакать. Слезы уже не помогут.

Внезапно я почувствовала, как внутри меня рождается отчаяние. Оно было холодным и тяжелым, как могильный камень. Я прошептала:

– Но… может быть, есть что-то, что…

Я понимала, что это звучит как безнадежная попытка бороться с судьбой.

Доктор Эндрюс поднял глаза, и я увидела в них легкое сочувствие.

– Я бы мог выписать вам какую-нибудь микстуру, – сказал он, его голос был мягким, почти отеческим. – Так, для успокоения души. Но, знаете, я не наживаюсь на горе людей. Тем более, на горе вдовы! В отличие от многих моих коллег.

Он бросил взгляд на мою старую, поношенную одежду, на мои руки, дрожащие от усталости и отчаяния.

Я почувствовала, как несправедливость мира обрушивается на меня всей своей тяжестью. Я всего лишь служанка в богатом доме, не экономка, не горничная. Просто девочка, подай – принеси.

На мгновение я представила, как было бы, если бы у меня были деньги, если бы я была аристократкой. Если бы я могла позволить себе лучшее лечение, лучшее будущее для своей малышки. Но это было лишь мечтой, недостижимой и прекрасной.

Доктор Эндрюс отвел глаза, и я увидела, что ему тоже обидно. Его обида была другой, более сложной. Он был хорошим и честным доктором, бывшим военным, который видел слишком много боли и страданий. Он знал, что иногда помочь невозможно, и это знание делало его еще более человечным, чем другие доктора.

Я не могла больше сдерживать свои эмоции. Слезы хлынули из моих глаз, как дождь в самый мрачный день. Я рыдала беззвучно, не в силах произнести ни слова. Весь мир вокруг меня казался пустым и бессмысленным.

Недаром мне говорили, что он очень хороший и честный доктор. Бывший военный.

В этот момент мое сердце сжалось так сильно, что казалось, оно вот-вот лопнет.

– Возможно, так будет лучше для вас самих. Знаете, ребенок – это хлопоты. А в вашем положении, когда вам приходится самой зарабатывать себе на жизнь, это может стать спасением, – тихо произнес доктор.

Я еще была в своих мыслях и не понимала, о чем это он.

– Может быть, так вам будет проще искать работу и жениха. Вы – молодая, привлекательная женщина. Я уверен, что как только ваша жизнь снова устроится, вы обязательно встретите достойного мужчину и родите здорового ребенка.

И тут до меня дошло, что доктор имеет в виду. Он готовил меня с тому, что моя дочь умрет! Он хотел, чтобы я смирилась с этой мыслью! Что смерть дочери развяжет мои руки!

Я не смогла сдержать слез. Они хлынули из моих глаз градом, как дождь в самый мрачный день. Я рыдала, не в силах ничего ответить.

– Ладно… Кажется, я знаю, как вам помочь, – сказал доктор Эндрюс, его голос был твердым, но в нем также слышалась надежда. – Вы у кого работаете?

В моей душе вспыхнула искра паники и безумной веры в чудо. Я подняла глаза на доктора, и в этот момент мне показалось, что весь мир вокруг нас замер.

Глава 4

– У Армфельтов, – ответила я, чувствуя, как внутри поднимается волна тревоги. Я знала, что мои дни в этом доме сочтены, и это осознание давило на меня, словно невидимая тяжесть, как срок подходящего платежа по кредиту.

Где-то уже маячил призрак голода!

Скоро я снова окажусь на улице в лихорадочных поисках работы из-за не в меру подозрительной и ревнивой престарелой хозяйки, которой какие-то демоны нашептали, что моя дочь – это внебрачный ребенок ее мужа. И ничего, что ее мужу за семьдесят, что он выглядит как сушеная мумия в дорогом костюме и иногда забывает, кто он и где находится. Единственное, что заставляет его ожить, – это газета и звон ложечки, размешивающей сахар.

Однако все это не имеет значения в глазах истеричной и ревнивой супруги, подозревающей, что мы успели согрешить против нерушимых уз брака за те пять минут, пока я подавала и размешивала старику чай. Видимо, она что-то знает о супруге, чего не знаю я.

Расстегнутая пуговица манжета – попытка стриптиза, случайный взгляд – неприкрытое кокетство, бантик в волосах – дерзкая попытка соблазнения при живой супруге.

Моё увольнение было лишь вопросом времени. Я знала это, и это знание терзало меня изнутри. Но я не могла позволить себе отчаяние. Я должна была найти выход.

Раньше найти работу женщине с ребенком было почти невозможно. Но так получилось, что после очередной войны количество вдов резко возросло. Поэтому король издал указ о том, чтобы вдов брали на работу в первую очередь. Вне зависимости от наличия детей.

– Знаете, а вы не хотели бы попробовать себя кормилицей? – спросил доктор Эндрюс. – Сейчас Моравиа ищут кормилицу для дочери. Она ровесница вашей девочки. Я слышал краем уха. Так что у вас есть шанс получить работу в самом богатом доме королевства!

– Я? Кормилицей? – удивилась я.

О таком я даже не думала!

– Ну да! Кормилицам платят намного больше, чем горничным или посудомойкам! К тому же вы сможете попросить у господина генерала помощи, – улыбнулся доктор. – Я думаю, что он вам не откажет.

– Ну, я даже не думала, – заметила я, чувствуя, как в сердце зажглась надежда.

Но идея уже захватила меня. Быть кормилицей в богатом доме! Это было бы так замечательно!

Быть может, будь на моем месте кто-то другой, он бы поблагодарил и наивно отправился попытать счастья, но я понимала, что со своей изящной фигуркой не выдержу сравнения с пышными деревенскими красавицами.

В голове тут же созрел план. Я должна была использовать все свои знания и умения, чтобы получить преимущество. Жизнь в другом мире научила меня многому, и я знала, как можно использовать эти знания в свою пользу.

Чувствую, сейчас доктор будет в недоумении.

А я ведь многого не попрошу!

Глава 5

Я шла по узкой мощеной улице, когда длинные тени вечера уже сливались с наступающей ночью.

В руках я держала свою крошечную дочь – слабую, почти прозрачную, с бледным лицом, словно кукла без жизни.

Ее тонкие пальчики безжизненно сжались, а глаза, серые и без выражения, смотрели в никуда.

Ее дыхание было слабым, почти незаметным, и я чувствовала, как сердце сжимается от страха и безысходности.

Мои руки дрожали, пока я нежно прижимала к себе драгоценную ношу, будто пыталась согреть её, хотя внутри меня бушевал холод.

Тревога и тяжесть камнем лежали в груди. Я размышляла о своем внешнем виде. Уставшая, изможденная заботами, с преждевременными морщинами, появившимися из-за постоянных переживаний.

Растерев лицо рукой, я понимала, что ничто так не старит женщину, как боль собственного ребенка, безысходность и невозможность помочь. Эта проклятая боль отдается прямо в сердце, не дает спокойно жить, дышать.

Мне кажется, что сейчас я выглядела не на двадцать три, как по местным документам, а на все сорок пять.

Мои губы дрожали, и сердце билось всё сильнее, когда я приближалась к дому генерала Моравиа – огромному особняку с высокими стенами и тяжелыми коваными железными воротами.

Я остановилась перед воротами, которые казались преградой между мной и надеждой.

В памяти пронеслись события этого утра.

“Ах, расчет?”, – потирала руки прежняя хозяйка, баронесса Армфельт. – “Конечно, дорогая моя!”.

Кажется, в одном доме сегодня большой праздник. Старому барону Армфельту уже ничего не угрожает. Никакие женские прелести не будут маячить перед его равнодушными глазами. Никакая роковая обольстительница не будет телепать сахар в его кружке. Отдать должное, старый барон даже не пошевелился в своем кресле, когда я вежливо попрощалась.

Стоило мне приблизиться к воротам, они открылись, словно приглашая меня внутрь. «Магия!» – пронеслось у меня в голове. Я шла по аллее, поражаясь роскоши особняка и парка. Всё вокруг было настолько величественным и изысканным, что я чувствовала себя ещё более ничтожной.

На третьей-четвёртой ступени лестницы, ведущей к входной двери, я почувствовала неуверенность. Мои ноги гудели от усталости, а мысли были полны страха перед новым испытанием. Но я взяла себя в руки и сделала глубокий вдох, готовясь к встрече.

Перед дверью я сделала глубокий вдох – последний, решительный – и постучала по дереву.

Внутри меня всё сжалось, словно я стояла на грани, готовая упасть в свое отчаяние, если мне откажут. Мои ноги гудели от усталости, будто я шла целую вечность. Страх перед новым испытанием разъедал мои мысли.

Дверь медленно открылась, и на пороге появилась высокая немолодая женщина в строгом темном платье. Её лицо было холодным, с острыми чертами, и в глазах я уловила пренебрежение, словно я – всего лишь мешок тряпья, недостойный внимания.

Согласна.

Мои ботинки выглядели так, словно истоптали половину земли, но старое платье цвета светло – зеленой шелковицы намекало, что не вся моя жизнь – сплошная безнадега. Даже в ней бывали экономические просветы.

– Что вам нужно? – спросила сухо женщина, не приглашая войти.

Ее колючие глаза смотрели на меня с высока.

Я сглотнула, ощущая, как сердце колотится в груди. Голос мой прозвучал немного хрипло, от волнения и усталости:

– Я пришла по объявлению. Меня зовут Филисента Талбот, я вдова лейтенанта Талбота. Я ищу работу кормилицей.

Она взглянула сначала на меня, а потом на мою дочь, и в её холодных глазах мелькнула искра недовольства.

– У вас есть хоть какие-то рекомендации? – спросила она с явным пренебрежением.

Я почувствовала, как внутри что-то сжалось, словно я оказалась в плену чужого взгляда, который словно говорил – ты ничтожна.

Внутри закипали эмоции. В груди зазвучала смесь боли, гнева и страха. Я знала, что в моих глазах – отчаяние, а в голосе – надежда, которая борется с чужим сытым безразличием.

– Нет, у меня нет рекомендаций, – прошептала я, стараясь не показывать своей слабости. – Но я готова работать честно и усердно.

– Дорогая моя, нет рекомендаций – нет работы! Моравиа кого попало с улицы не принимает! – произнесла дама, словно я теперь должна ей за потраченное на меня время.

Глава 6

Женщина посмотрела на меня с холодным недоверием, её глаза скользнули по моему лицу, словно она уже успела составить обо мне мнение.

В её взгляде читалось пренебрежение, словно я была не более чем жалкой попрошайкой, пытающейся урвать кусок хлеба.