– Спрашиваешь! – живо откликнулась я.

Настя ушла на кухню.

– Новый год справляем в роддоме? – спросила я у деда, провожая взглядом ее неуклюжую фигуру.

– Да не хотелось бы, – отозвался тот из-за газеты.

– Кого ждете, мальчика или девочку?

– Настя на УЗИ просит ей не говорить, – буркнул дед. – Сюрприз хочет.

– Но ты наверняка внука ждешь?

– Естественно! Куда еще одну девку, солить, что ли?

– Можно подумать, девок куча! – возмутилась я. – По-моему, я у тебя пока единственная внучка.

– И слава богу. Мне одной тебя по горлышко хватает, – заявил мой любящий дед. – Ты одна мне пятерых заменяешь.

– Погоди, вот рожу тебе правнучку, – припугнула я его, – да еще на меня похожую. Станешь прадедом в шестьдесят лет, будешь тогда знать.

– Я тебе рожу! – погрозил мне дед. – Родит она! Рано еще.

– Имею право, – ответствовала я. – Совершеннолетняя. Буду в апреле.

– Один вон уже родил в восемнадцать лет, – проворчал дед, имея в виду Кирилла. – И чего хорошего из этого вышло?

– А чего плохого? Разве я тебе не нравлюсь? – спросила я и поднялась, отогнав ногой прицепившегося котенка. – Пойду поздороваюсь с ним.

– Куда? – вскинулся дед. – Он всех гонит, к нему нельзя.

– А на меня это не распространяется, – с достоинством ответила я и открыла дверь в спальню.

Сказать, что в комнате царил страшный беспорядок, означало не сказать ничего. Здесь обитал такой хаос, которого моя мама ни за что не допустила бы. Письменный стол, на котором стоял компьютер, был завален бумагами, дисками, ручками, маркерами. Все обозримое пространство над столом было заклеено стикерами разных цветов. На краешке стола примостилась кофейная чашка, поверх которой помещалось блюдечко с сухариками. Постель была смята, будто кто-то не раз бросался на нее с размаху и не менее резко вскакивал. А на полу распласталась огромная карта Самары. Перевернутая пепельница с рассыпанными вокруг нее окурками захламляла как раз район Безымянки, где проживали мы с мамой.

– Привет неутомимым труженикам! – сказала я, затворяя за собой дверь. – Творческий кризис?

Кирилл оторвался от монитора и широко улыбнулся. Раньше я с разлету повисала на нем, визжа как помешанная, но года четыре назад остепенилась и теперь ограничивалась внутренним ликованием. И лишь иногда, когда мы долго не виделись, я могла позволить себе поцеловать его.

С минуту Кирилл оценивающе смотрел на меня. Потом проговорил, приподняв одну бровь:

– Дама, вы к кому?

Его умение поднимать одну бровь всегда вгоняло меня в дикий восторг, но, сколько я ни пыталась, никогда не могла сделать так же – мои брови ездили вверх-вниз только синхронно.

– Мне нужен репортер хроники происшествий господин Барс. Я его незаконная дочь. Если он не захочет меня признать, этот факт станет достоянием широких масс.

– Это провокация, дорогая моя, подрыв кристальной репутации упомянутого господина. Я прекрасно знаю его дочь. Она очаровательная длинноволосая девочка. И никаких стриженых и крашеных детей у него нет. Так что, молодая особа, возвращайтесь обратно на обложку журнала.

– И это комплимент? Довольно дохленький для тебя, – вышла я из роли. – Давай, напрягись, я подожду.

– Боюсь, не получится. Я слишком шокирован. Что это с тобой?

– Я сменила имидж!

Кирилл снова оглядел меня.

– Ну? – не выдержала я. – Как я тебе?

– Как тебе сказать… чтоб не обидеть, – тянул время мой мучитель.

– Ну говори, хватит уже. – От нетерпения я даже подпрыгнула.

– Ничего, – сказал Кирилл без тени улыбки, – не расстраивайся. Ты все равно моя дочь.

И расхохотался, увидев мою надутую физиономию:

– Да пошутил, пошутил. Тебе очень идет.

– Правда? – просияла я.

– Просто красавица. Такая взрослая, даже страшно.

– Ну спасибо.

– У меня аврал, – сообщил Кирилл. – Пожалуй, придется всю ночь сидеть.

– Сиди, – разрешила я. – Но сначала я должна с тобой поговорить.

– А завтра нельзя?

– До завтра я не доживу.

– Что с тобой такое?

– Я влюбилась! – выпалила я и выжидающе уставилась на Кирилла.

Тот усмехнулся:

– Опять?

– Ничего не опять! – бурно возмутилась я. – Теперь по-настоящему.

– Беда с тобой. И сколько времени ты его любишь? Больше недели?

– Четвертый месяц.

– Невероятно! Просто рекорд. И он, конечно, женат.

– Нет. Но он любит другую.

В комнату осторожно заглянула Настя и позвала нас ужинать.

– Ладно, – вздохнул Кирилл, поднимаясь. – На голодный желудок такую проблему не решить. Давай подкрепимся, а потом подумаем, как спасти от тебя этого несчастного молодого человека.

Глава 3

Первый раз я влюбилась, когда мне было пять лет. В Кирилла. Я жила тогда с мамой и папой и не знала совсем, что Кирилл – мой настоящий отец.

Хорошо помню, как он первый раз пришел к нам домой. Я смотрела «Спокойной ночи, малыши!», а папа и мама долго сидели с ним в кухне – даже забыли, что мне пора спать. Эту оплошность я использовала в угоду себе. Насмотревшись, как Хрюша рисовал кисточкой на большом листе бумаги, я решила, что тоже хочу стать настоящим художником. Я вытащила из папиного портфеля точно такой же лист, не обратив внимания, что с одной стороны он заполнен мелким шрифтом, и прикрепила этот лист пластилином прямо к обоям. Потом нашла свои акварельные краски и озадачилась, где взять воду. Ни на кухню, ни в ванную я идти не рискнула, чтобы родители не нарушили мои творческие замыслы. Поэтому я достала из серванта хрустальный фужер на ножке, набрала им воды из аквариума и принялась за дело. Листок, прикрепленный к стене, оказался мне маловат для самовыражения. Я рисовала все ниже и ниже, сначала на светлых обоях, а потом и на полу. Но вот беда: на линолеуме акварельная краска никак не хотела размазываться и собиралась в капельки. Я трудилась, стоя на коленях в зеленой луже и упорно возя ладошками по полу.

Мама, заглянувшая наконец в комнату, ахнула. Я вздрогнула и опрокинула фужер. У него тут же отвалилась ножка. Зеленая вода продолжала растекаться и впитываться в палас. Мама крикнула папе, чтобы он включал горячую воду, и бросилась за половой тряпкой. А Кирилл вошел в комнату и опустился передо мной на корточки.

Этот момент я запомнила на всю жизнь.

– Кто ты такой? – сурово спросила я его, сердясь, что взрослые все же помешали мне.

– Я Кирилл, – ответил он. – А ты кто такая?

– А я Саша, – сказала я и, оглядев его с ног до головы, сообщила: – Я вот рисую. Тебе нравится?

– Очень красиво. Ты любишь зеленый цвет?

– Да. И синий. И красный. И желтый. А у меня в субботу будет день рождения, и я буду задувать пять свечек. Папа надует много шариков, разных-разных.

– А мне в субботу будет двадцать три, – сказал Кирилл.

– И ты будешь задувать двадцать три свечки? – восхищенно поинтересовалась я, не представляя, как они все могут уместиться на торте.

– Нет, не буду, – ответил он с улыбкой.

– Это потому, что ты уже старый, – объяснила я. – Папа с мамой тоже старые, они не задувают.

– Когда я был маленьким, мне на торт тоже не ставили свечей, – сказал Кирилл.

Мне стало жаль его.

– Ты приходи, и мы вместе задуем мои, – предложила я. – А потом будем есть торт и пить лимонад. Хочешь?

– А можно? – спросил Кирилл.

– Если принесешь подарок, то можно, – великодушно разрешила я. – На дни рождения надо ходить с подарками. Не знаешь, что ли?

– А что тебе принести?

– Слона. Очень-очень большого! Мягкого и с хоботом. Папа только кукол покупает. А я хочу слона.

– Хорошо, будет тебе слон, – кивнул Кирилл. – Огромный. Выше тебя.

– Нет, таких не бывает, – недоверчиво проговорила я. – Я уже большая. Я выросла.

– Да, – согласился Кирилл, и его глаза стали грустными. – Ты выросла.

Когда мама отмыла меня от акварели и уложила в постель, я поведала ей, что у меня появился новый друг и что он придет на мой день рождения. Мама почему-то рассердилась и стала меня уверять, что он заходил лишь на минутку и больше никогда не придет. Он чужой, посторонний человек, и мне нужно его поскорей забыть. Она повторяла мне это всю неделю, но я твердила как заведенная: «Он придет, придет. Он принесет мне слона, большого-большого». Мама объясняла, что в магазинах таких слонов нет, они с папой уже искали, но я не слушала ее.

И он пришел. И принес мне огромного розового слона, чья макушка доходила мне до подбородка. Этот слон до сих пор живет на моей заправленной постели, а на ночь я переселяю его на письменный стол. Где Кирилл взял этого слона, оставалось для меня загадкой долгое время, и, лишь когда я подросла, он признался, что летал за ним в Москву на ярмарку игрушек.

После дня рождения Кирилл стал у нас частым гостем. Мы с ним ходили в кино, в цирк, в кукольный театр и просто гуляли в парке. Два раза в неделю он возил меня в бассейн, встречал по вечерам из музыкальной школы. Я частенько бывала у него дома, иногда оставалась ночевать. Я обожала его и твердила родителям, что, когда вырасту, выйду за него замуж. Я говорила это и ему, а он только смеялся и отвечал, что к тому времени он будет уже старой развалиной и не сможет зарабатывать деньги, чтобы мне покупать шоколадки. Я кидалась к нему на шею и шептала в ухо, что шоколадки мне не нужны – нужен только он.

Кирилл и не подозревал, насколько все это серьезно, пока в одиннадцать лет я не вылила на небесно-голубое платье его подружки тарелку борща. Извиняться наотрез отказалась. Пока зареванная девица плескалась в ванной, отстирывая от платья бордовое пятно, Кирилл посадил меня перед собой и строго спросил:

– Ты зачем это сделала? Чем она тебе не понравилась?

– Пусть найдет себе другого жениха, а ты мой! Мой! – завопила я и разрыдалась. – Это я выйду за тебя замуж, а не она!

Он помолчал, потом достал платок и вытер мне щеки.

– Ты еще маленькая, Сашок. Мне не хочется тебя расстраивать. Давай забудем об этом, но пообещай, что больше так не сделаешь.

– Сделаю! Еще хуже! – настырно прохлюпала я. – Ты должен любить меня, а не ее!

– Я и так тебя люблю. Ты мне как… – он запнулся, – как сестра. Я на тебе никогда не женюсь. Пойми, никогда!

Тут я устроила ему истерику с битьем посуды, швырянием ложек об стены и подкидыванием тапочек к потолку, после чего он отвел меня домой, так и не отказавшись от своих жестоких слов. Я дулась на него недели две, потом узнала, что он расстался со своей подружкой (очень может быть, что мой борщ сыграл не последнюю роль), и мы стали общаться как раньше.

Больше полугода я не видела рядом с ним ни одной женщины. Скорее всего, он прятал их от меня. И вот как-то в начале лета (мне тогда уже исполнилось двенадцать) я каталась на велосипеде в парке, как вдруг на скамейке в кустах усекла парочку. В мужчине я с ужасом узнала моего Кирилла. У меня отнялся язык, потемнело в глазах. Мой Кирилл обнимал какую-то белую крысу, что-то шепча ей на ушко. Крыса счастливо смеялась и качала головой.

В меня будто бес вселился. Я разогналась и свернула на тропинку, ведущую прямо к скамейке. Ночью шел сильный дождь, и рядом застыла большая грязная лужа. Велосипед на полном ходу пронесся по ней, мощно окатив влюбленную парочку. Раздался вскрик Кирилла и истошный визг белой крысы. Мне этого показалось мало, я буквально жаждала крови. Развернувшись, я понеслась назад. Но во второй раз моя месть не удалась. Крепкие руки схватили руль велосипеда. Больно ударившись о раму, я кувырнулась в лужу, подняла глаза и увидела суровое лицо Кирилла.

В этот самый страшный для меня день я и узнала, кем он приходится мне на самом деле и почему никогда, никогда не сможет на мне жениться.