– Я согласна с вами. Значит, будем называть друг друга по имени и на «ты», – сказала я. – Ну а теперь, Влад, я жду от тебя рассказа о твоих родных.

– Конечно, Таня. Итак…

В это время у Владислава зазвонил сотовый.

– Ах, как это некстати, – с досадой проговорил он.

Однако, взглянув на имя абонента, Новоявленский сказал мне:

– Извини, Таня, но это звонит мой компаньон. Я вынужден ответить, мы договорились, что по пустякам он звонить не будет. Значит, это что-то срочное.

– Конечно, Влад, отвечай, раз дело срочное, я подожду, – сказала я.

Владислав отошел в прихожую, я слышала его встревоженный голос. Пока мужчина разговаривал со своим австралийским компаньоном, я решила не терять времени зря и набрала Кирьянова. Ведь даже если полиция не завела официального дела, то все равно следователи и эксперты сделали свои выводы. Вот сейчас я и узнаю от Владимира, каковы они. Мне ведь нужно знать, что они уже выяснили и что предстоит выяснить мне.

– Володь, привет, это я, Татьяна, – сказала я, услышав неизменное кирьяновское «слушаю».

– А, Тань, привет, рад тебя слышать, – сказал Владимир.

– Володь, я к тебе по делу, – начала я.

– А разве когда-то было по-другому?

– Ну вот, начинаются упреки.

– Да какие там упреки, Тань? Элементарная констатация факта. Ладно, обменялись любезностями, можно и к делу переходить. Так что там у тебя, Тань? – поинтересовался Владимир.

– Смерть владельца строительной компании «Меркурий» Владимира Новоявленского, – сказала я.

– Да, помню этот случай.

– Случай? А почему не уголовное дело, Володь?

– Потому что оснований заводить уголовное дело не было. Владимира Новоявленского нашли в его кабинете в загородном доме. Смерть наступила в результате самоубийства. В правой руке Новоявленский держал свой пистолет. О том, что выстрел был сделан им самим, свидетельствуют следы пороха на кисти руки, а также ожог на виске. Все эти факты говорят о том, что выстрел был произведен с близкого расстояния, что характерно для суицида.

– А если выстрелил кто-то посторонний, а не сам Владимир Новоявленский? – спросила я.

– Посторонних в тот день в доме не было. Никто в гости не приезжал. На территорию загородного дома незамеченным тоже проникнуть не представляется возможным. Следователь опросил и собственную охрану Новоявленского, и охрану на въезде в поселок, – объяснил Владимир.

– Ну допустим, что посторонних на территории и в доме не было. Но это не означает, что убить Владимира Новоявленского не мог кто-то из друзей и близких. Вряд ли его дом пустовал, домочадцы-то разве не могли пойти на преступление? Наконец, нельзя сбрасывать со счета обслуживающий персонал, – сказала я.

– Обслуга утверждает, что все было тихо, никто не ругался, не кричал, вообще не скандалил, – сказал Владимир.

– Ну предположим, что шума и криков не было. А что показывают камеры видеонаблюдения? – поинтересовалась я.

– Да ничего они не показывают, Тань.

– Как это «ничего не показывают»? – удивилась я.

– Да вот так! Нет их потому что. Бизнесмен нанял лучших, как он утверждал, охранников и считал, что камеры – это лишнее.

– Понятно.

– К тому же никакой записки Новоявленский не оставил. Но опять же, он и не обязан был это делать: писать письмо с объяснениями, почему он решил уйти из жизни. Это, если хочешь, такой стереотип: решил покончить с собой, значит, обязательно должна быть записка. Нет, это совсем не обязательно. Скорее всего, бизнесмен принял решение застрелиться спонтанно, подчиняясь какому-то одному ему известному импульсу. Возможно, что у Новоявленского и раньше были какие-то признаки неблагополучия в этом плане. Однако родственники, которых опросили, да и прислуга в один голос утверждают, что ничего подобного и настораживающего они раньше не замечали, что Новоявленский действительно был жизнерадостным и позитивным человеком. Но ведь все когда-то бывает в первый раз. Не исключено, что бизнесмен таился и тщательно скрывал свои планы, опасаясь выдать себя. Короче, Тань, имеем то, что имеем: улик за то, что было совершено убийство, нет, – сказал Владимир.

– Понятно, Володь.

– А ты, Тань…

Кирьянов не договорил.

– Да, Володь, я решила взяться за это дело. Из Австралии приехал сын Владимира Новоявленского – Владислав. Он наотрез отказывается признать, что это суицид, и просит меня провести расследование, – объяснила я.

– Понятно. Ладно, Тань, меня тут начальство вызывает. Если что нужно – звони.

– Пока, Володь.

В это время в гостиную вернулся Владислав Новоявленский. Мужчина выглядел так, как будто на него свалилось что-то тяжелое.

– Что-то серьезное, Влад? – спросила я.

– Да уж… все одно к одному, – удрученным тоном произнес Владислав. – Компаньону стало известно, что один наш сотрудник ведет двойную игру. Он тайно передает секретные данные нашим конкурентам, пытаясь подорвать компанию. Когда я сейчас услышал об этом, я просто не мог в это поверить. Компаньон собрал некоторые улики, в частности несколько подозрительных электронных писем с расписанием встреч. Я поручил компаньону установить за ним наблюдение, для того чтобы выяснить, с кем он встречается и о чем говорит. Это все, что я могу сделать на расстоянии. Сейчас у меня другие важные дела. Так, я готов рассказать тебе о своих родственниках, Таня.

– Я внимательно слушаю тебя, Влад, – сказала я.

– Мой отец, Владимир Григорьевич, был настоящим самородком как бизнесмен, – начал Владислав и внезапно остановился. – Был… мне так непривычно говорить об отце в прошедшем времени. Видимо, я просто не могу воспринять этот факт как данность, – продолжал Владислав. – На самом деле ведь я еще не видел его тела, еще не было похорон, не было траурных речей и других атрибутов. Поэтому для меня он остается живым, деятельным, решительным и умным человеком. Родители отца – мои дедушка и бабушка – были простыми служащими. В семье был скромный достаток, и всего, чего отец добился за годы развития своей компании, он добился сам, без посторонней помощи. Отец начинал с нуля и в начале своего пути сталкивался со множеством преград. Его бизнес не раз был на грани разорения, но он всегда находил способ подняться и достичь еще больших успехов. Его упорство и решимость помогли ему преодолеть все трудности. Это был человек, который не боялся трудностей. Вот я сейчас рассказываю все это, а перед глазами стоят отец и картины, связанные с ним. Он не обращал внимания на общественное мнение. Никто не мог оказать на него давление. Отец всегда следовал своим принципам и делал то, что считал правильным. Я не могу поверить в то, что отец мог решиться на суицид. Правда, у меня нет доказательств. Но… это просто невозможно…

– Я понимаю, Влад. Я обещаю провести самое тщательное расследование и выяснить правду, – сказала я.

Владислав кивнул и продолжил:

– Знаешь, Таня, мой отец не только очень много работал, что, в общем-то, характерно для всех успешных предпринимателей. Он умел отдыхать и делал это с удовольствием. Дом отца всегда был полон друзей и родственников. Особенно отец любил устраивать вечеринки, на которых собирались все, кто был ему дорог. Я помню, как в детстве мы с моими друзьями играли в настольные игры, а отец смеялся и шутил с гостями. Это были настоящие праздники: уютный дом, наполненный смехом и шутками, аромат вкусной еды и звуки музыки. И в центре всего этого – отец со своими занимательными историями. Но теперь, когда отца больше нет, я начинаю думать, что кто-то из этих людей, кто-то, кто входил в окружение отца, мог приложить руку к его смерти. Я не могу избавиться от этого чувства. Возможно, что кто-то завидовал отцу, его успехам и богатству или же хотел заполучить его бизнес. Я знаю, что у отца были враги – в большом бизнесе это неизбежно, и никуда от этого не деться, – но и среди друзей тоже могут быть предатели.

– А ты знаешь, кто конкретно мог им быть? – спросила я.

– Предателем или врагом? – уточнил Владислав.

– И тем и другим. Кто мог иметь такой мотив? Я имею в виду, из числа друзей и родственников, – пояснила я.

– Да, есть несколько человек, которые могли бы быть заинтересованы в его смерти. Например, один из его старых партнеров: всегда был недоволен тем, что отец не делился с ним прибылью столько, сколько бы он хотел. Но отец всегда соблюдал пропорции между вкладом в общий бизнес и отдачей. Кроме того, было еще несколько конкурентов, которые не раз пытались подорвать строительную компанию отца.

– Насколько я поняла, ты, Влад, даже мысли не допускаешь, что Владимир Григорьевич мог…

Я не договорила, потому что Владислав, даже не дослушав фразу, тут же меня перебил:

– Нет, повторяю еще раз: отец не мог решиться на такое ни при каких условиях! Я готов повторять это хоть тысячу, хоть миллион раз!

– Ну столько повторять не нужно, я уже это поняла, Влад, – ответила я.

– Знаешь, Таня, мой отец был настоящим страстным коллекционером, – продолжил Новоявленский после минутной паузы. – У него была невероятная коллекция старинного оружия. Он сам восстанавливал каждую деталь, и это было не просто хобби – это была его жизнь. Я помню, как в детстве отец сажал меня к себе на колени и рассказывал о русском оружии. А я сидел с широко открытыми глазами и впитывал каждое его слово. Отец рассказывал о пистолетах, револьверах, мушкетах. Каждый экземпляр его коллекции имел свою историю. Отец мог часами рассказывать о том, как то или иное оружие использовалось в бою, рассказывал о его конструкции и о том, как он его восстановил. Отец показывал мне каждую деталь и объяснял ее назначение. А потом мы вместе чистили и полировали оружие, и отец объяснял мне, почему это так важно. В нашем доме был кабинет отца, и в нем стоял большой шкаф с прозрачными стеклами. А на полках было выставлено множество образцов старинного оружия. Я всегда восхищался тем, как отцу удавалось сочетать красоту оружия и его историю. Каждый раз, когда я заходил в кабинет отца и смотрел на шкаф с оружием, я чувствовал, что попадаю в совершенно другой мир. Стены, обшитые темными дубовыми панелями, мягкий, приглушенный свет, который падал на блестящие металлические поверхности оружия, и запах старого дерева, смешанный с маслом для ухода за оружием… Я с восторгом разглядывал каждую деталь, а отец в это время рассказывал увлекательные истории о русском оружии, он знал их великое множество…

Владислав немного помолчал, а потом продолжил:

– Отец всегда говорил, что оружие – это не просто предмет, а часть истории. Он учил меня уважать его и понимать, что за каждым экземпляром стоит жизнь и судьба человека. Я помню, как он говорил: «Каждый выстрел – это не просто звук. Это история, которую нужно помнить». Мы ведь вместе с ним искали редкие образцы на аукционах и в антикварных магазинах. Теперь, когда отца нет, я понимаю, как много он вложил в свою коллекцию. Это не просто оружие, это часть его души.

– Влад, а что, если кто-то позарился на коллекцию оружия твоего отца? – высказала я предположение. – Оружие все на месте? Может быть, не хватает каких-то экземпляров?

– Таня, мне ничего об этом неизвестно, – тихо проговорил Владислав.

– Но ты ведь знаешь, какое оружие было в коллекции, не так ли? – продолжала спрашивать я.

– Да, конечно, – кивнул Новоявленский.

– Значит, ты можешь проверить, все ли на месте, или чего-то не хватает? Так? – уточнила я.

– Ну, в принципе, да, конечно, могу, – сказал Владислав и тут же поинтересовался: – Но что ты этим хочешь сказать? Что отца убили из-за его коллекции?

– Нельзя исключать и такой вариант, – обтекаемо ответила я.

На самом деле я не делала никаких далеко идущих выводов, да их еще и нельзя было сделать при всем желании. Ведь я не имела представления ни о месте, где нашли мертвого Владимира Григорьевича Новоявленского, ни о других обстоятельствах, которые предшествовали этой трагедии.