Мы проехали еще пару улиц, и мама припарковалась у невысокой каменной ограды. Двухэтажный дом из старинного серого кирпича был увит уже высохшим плющом. С мансарды второго этажа свисало множество черных горшочков, но цветов я там не заметила. Мелкий дождь иглами впивался в лицо, и я плотнее укуталась в куртку. Сейчас в Мадриде еще светло, и смело можно купаться в море, лежать на теплом песке, пока горячий ветер обдувает лицо. И я могла бы быть там, наслаждаться привычной жизнью, гулять с друзьями. Но, к сожалению, эти воспоминания придется оставить позади. Как и саму старую жизнь.

Не успела я закинуть рюкзак за плечо, как входная дверь резко отворилась, с грохотом встречаясь со стеной.

– Святые небеса! – раздалось с протяжным акцентом. – Почему так долго?

Я взглянула на женщину, которую видела лишь пару раз в жизни, но за восемь лет нашей разлуки она нисколько не изменилась. Бабушка Консуэло была одета в широкую длинную юбку и белую блузку. Ее темные кудри были собраны в объемный пучок, перевязанный черной лентой. Огромное количество украшений, которые она, как я помнила, практически не снимала, добавляли ее прищуренным глазам и сжатым губам дерзости. Впрочем, ее строгий взгляд и нравоучения почему-то никогда не раздражали. Мне всегда нравилась эта женщина с ее мятежной натурой, которая вечно любила командовать. И какие бы противоречивые чувства ни вызывала у меня поездка в Кастильмо, при виде бабушки на моем лице непроизвольно расплылась улыбка.

– Привет, ба! Как дела?

Кажется, она только сейчас заметила мое присутствие и, быстро спохватившись, побежала вниз по лестнице. На ее морщинистых руках мерцали тонкие золотые браслеты, издающие мелодичный перезвон при каждом движении, а длинные серьги с витыми узорами, похожими на кружево, покачивались в такт шагам, звеня тихо, словно эхо старинной серенады.

Бабушка два раза поцеловала меня в щеки и крепко сжала в объятиях. От нее веяло ароматом трав и хорошего парфюма.

– Как ты выросла, мой цветочек! – Она схватила меня за плечи и пристально оглядела с головы до ног.

Бабушка потрогала мои волосы.

– Только посмотрите на эти длинные кудри! Точь-в-точь как у твоей матери в молодости! Не то что сейчас! – нахмурилась она, бросая взгляд на приближавшуюся с чемоданом маму.

– Я тоже рада тебя видеть, ма, – обняла бабушку и чмокнула в щеки. – И с этим, – мама потрогала свое темное каре, – мне удобно ходить.

– Конечно удобно, – закатила глаза бабушка. – Красота всегда требует внимания и ухода. Переехала в столицу и совсем изменилась! Это твой отец, бестолочь, так на нее повлиял, – пригрозила она мне пальцем. – Не успела окончить школу, как дала себя одурманить этому негоднику и уехала с ним. Три месяца, представляешь, моя булочка? Всего лишь три месяца ему понадобилось, чтобы навешать твоей матери лапшу на уши, и та, ослепленная, словно пчела на мед, полетела за ним. Только я с самого начала знала, что никаким медом там и не пахнет, а скорее козлиным пометом.

Меня прорвало на смех. Тирады бабушки по поводу отца всегда меня забавляли. Она никогда не любила его и не считала нужным это от нас скрывать.

– Мама! – строго взглянула мама на бабушку.

– Я-то молчу, – приподняла она руки, – но посмотри, во что теперь превратилась твоя детская влюбленность! А за ней, между прочим, сам сын сеньора Мартинеса бегал! – Бабушка взглянула на меня так, словно ожидая, что я округлю глаза и удивленно ахну, услышав эту фамилию. Возможно, я бы так и сделала, если бы знала, кто это. – Чуть ли не серенады под окном пел! А она выбрала твоего отца. Вот увижу этого гада, собственноручно голову откручу!

– Может, не все еще потеряно? – Мама усмехнулась, упирая руки в боки и окидывая родную местность взглядом. – Кажется, ты говорила, что сын сеньора Мартинеса недавно овдовел.

– Все уже, теперь поздно.– Бабушка педантично поправила свою прическу.– У меня свидание с сеньором Мартинесом послезавтра, мы договорились поиграть в парчис^[5]. А может, – подмигнула она мне, – не только в парчис.

– Боже, опять ты за свое! – Подхватив чемоданы, мама двинулась в дом.

– Женщине требуются внимание и забота, – пробурчала ей в спину бабушка.

– У тебя эти внимание и забота каждый месяц от разных мужчин! – прокричала мама, заходя внутрь.

– И что? Могу себе позволить! – Она повернулась ко мне: – Найди себе двоих или даже троих мальчиков, не будь дурочкой, как твоя мама, которая всю молодость угробила на одного неблагодарного индюка.

– Мама, чему ты ее там учишь? – раздалось недовольное из-за двери.

– Полезным вещам, – крикнула бабушка и вновь обратилась ко мне: – Этим мужчинам не стоит доверять. Либо они водят тебя за нос, либо ты их. Поэтому лучше начинать игру первой, моя сахарная тростиночка.

Я рассмеялась и обняла бабушку за плечи, и мы двинулись к дому.

– Давай тогда обсудим твой план по охмурению парней за самой лучшей паэльей на свете?

Возможно, новая жизнь будет не такой ужасной, как мне показалось на первый взгляд. Возможно.

Глава 2

Меня разбудило странное завывание. В окне стояла темнота, сквозь которую пробивался лишь свет полной луны, уныло висевшей на чернильном небе.

– Эстела…

Приглушенный голос доносился снизу. Сильный порыв ветра взлохматил волосы, и я испуганно вздрогнула.

– Наконец-то ты вернулась…– раздалось уже из-за спины.

Невидимые руки потянулись ко мне, облачая в жуткий холод, и кожа мгновенно покрылась мурашками. Я попыталась вырваться, но пальцы лишь сильнее сжались на шее. Воздуха не хватало, горло начало жечь.

– Ты вернулась…

Что-то громко врезалось в окно. Огромный ворон со свернутой шеей начал стучать клювом в стекло, пока оно не разбилось.

Истошно закричав, я вскочила с кровати и часто задышала. Рассвет уже пробивался в спальню, хотя настроения это не добавляло. Я стерла с шеи холодный пот и подошла к окну. Впереди расстилался темный хвойный лес, который жадно обнимал сырой туман. Кажется, навсегда придется забыть о легкой одежде. Здесь хотя бы летом бывает тепло?

Я взглянула на дисплей телефона, и меня вновь окутало разочарование. Чувство, которое в последнее время стало мне слишком родным Натягивая темные джинсы и свитер, я погрузилась в воспоминания недавних дней. Минута, когда мама в одном предложении выпалила две удручающие новости, будет самой ужасной в моей жизни: «Мы с твоим отцом приняли окончательное решение разойтись, а мы с тобой переезжаем к бабушке в Кастильмо». По словам мамы, переезд был лишь временный, пока не уладится вопрос с жильем. Многоквартирный дом, в котором мы жили, должны были скоро сносить, но мама не захотела жить во временно предоставленной государством квартире. Но что бы мама ни говорила бабушке, я-то знала, что она просто соскучилась по дому и месту, в котором родилась и выросла. Как бы трудно ей ни было в этом признаваться, она просто хотела сбежать от старой жизни. Любовь между родителями давно умерла. И то, как внезапно человек меняет свою жизнь, говорит о том, что он давно готов к этим переменам.

На лестнице меня встретил аромат румянящейся на сковороде тортильи^[6], и рот сразу же наполнился слюной.

– Доброе утро, ба.

Несмотря на раннее утро, бабушка уже вовсю хлопотала на кухне. Ее наряд и свежий макияж выглядели так, словно она вообще не ложилась.

– Дорогая! Почему ты так рано встала?

Я вспомнила причину своего пробуждения, и настроение тут же испортилось.

– Да так, кошмары снились. – Я уткнулась боком в тяжелый дубовый стол и потянулась к винограду. – Сон как рукой сняло.

Бабушка положила лопатку и вытерла ладони о салфетку.

– Что тебе снилось?

Я пожала плечами, не желая вспоминать ужасный голос, пробирающий до костей.

– Уже и не помню, – отмахнулась я, опуская в рот виноградину.

Травы, развешанные повсюду, наполняли кухню неповторимой атмосферой, переплетая свои ароматы с запахами бабушкиной еды. Я подошла к окну, разглядывая высушенные растения и изучая их причудливые листья.

– Но кажется, – продолжила я, – это вся странная аура Кастильмо действует на меня так, – сказала я, проводя пальцами по связке сушеных растений.

– Ничего удивительного. – Ба вновь взялась за тортилью. – У этого городка не слишком хорошая репутация. Ты же знаешь, что Кастильмо когда-то был городом ведьм? Часто можно услышать от местных истории о том, как они встречают ночью призраков ведьм в лесу или находят ритуальные круги в заброшенных домах. Говорят, это души сожженных ведьм все никак не могут успокоиться и хотят вернуться домой.

Мой взгляд упал на старинную шкатулку с изящными узорами, стоявшую на подоконнике. Я осторожно взяла ее, открыла крышку и обнаружила внутри игральную колоду карт.

– Помнишь, как ты учила играть меня в бриск^[7], когда приезжала в Мадрид? – спросила я, перетасовывая карты, и обернулась к бабушке, наслаждаясь теплом воспоминаний.

– Конечно помню, моя вишенка! – с улыбкой отозвалась ба. – Это моя любимая игра!

Она прикрыла крышкой тортилью и поправила мантон де Манила^[8], расшитый яркими узорами, на своих плечах, и длинные кисти бахромы мягко скользнули по ее рукам.

– Как насчет того, чтобы вспомнить былые времена и сыграть партию? – лукаво улыбнулась она. Не дожидаясь ответа, ба села за стол, и отдав ей колоду, я села напротив. – Сеньора Консуэло, чтоб ты знала, славится лучшей игрой в округе! Не только в парчис, но и в бриск! Соседки донья Роза и донья Тереса уже проиграли мне все свои украшения!

– Что ж, – я хитро взглянула на нее, – вы сами напросились, сеньора Консуэло. Я неплохо научилась играть в карточные игры за эти годы, так что не обижайтесь, если проиграете!

– А ты правила игры-то помнишь, пироженка?

– Немного. Но! Это не помешает мне выиграть у тебя! Спорим на пятьдесят евро?

– На сто!

– Договорились!

Бабушка рассмеялась и начала тасовать колоду.

В испанской колоде насчитывалось обычно сорок или сорок восемь карт. Также существовала колода из пятидесяти карт с двумя джокерами.

Сейчас передо мной лежала колода из сорока восьми, потому что я заметила в ней восьмерки и девятки разных мастей, которые отсутствовали в колоде с сорока картами.

В испанской колоде было всего четыре масти: мечи, палица или посохи, кубки и монеты. Мечи – символ войны и силы, кубки – ассоциировались с духовностью и религией, монеты – с богатством и материальными ценностями, палица – олицетворяла трудолюбие и поддержку.

В каждой масти было по двенадцать карт: числовые – от туза до девятки, и три фигуры – Sota – валет или оруженосец, Caballo – конь или рыцарь, Rey – король.

Я вспомнила, что в бриске не было иерархии мастей – козырная масть всегда считалась выше любой другой, даже если у противника имелась более высокая карта. Например, если козырем становились кубки, то даже двойка кубков била семерку мечей. А вот карты в колоде из сорока восьми от старшей к младшей шли в таком порядке: тройка, двойка, туз, король, рыцарь, оруженосец, девятка, восьмерка, семерка, шестерка, пятерка, четверка. Самая высшая карта – тройка, за нее давали десять очков, и очки снижались по мере убывания фигур.

– Бриск – это не просто игра, а настоящее искусство, – сказала ба, уверенно перетасовывая карты.

Она разложила по три карты мне и себе, а остальные положила в центр стола рубашкой вверх, открыв верхнюю карту.

– Козырь у нас сегодня – палица, – сказала она, указывая на карту с изображением массивной деревянной палицы.

Значит, в этот раз она – главная. Козыри побеждали любую карту другой масти, даже самую сильную.

– Я хожу первой, – с легкой улыбкой произнесла ба, выкладывая на стол тройку мечей.