В нескольких шагах впереди меня, прижавшись друг к другу от холода, под руку шли мужчина и женщина. Мужчина поднял трость и окликнул проезжавшего возницу. Он помог даме сесть в коляску, и мне показалось, что его рука скользнула по груди женщины, хотя не могу сказать, намеренно или случайно. Она, еще не забравшись внутрь, повернулась и шлепнула его по щеке с шутливым упреком. Это была миссис Керридж, а щека, по которой она шлепнула, тоже оказалась знакомого оттенка.

– Брюэр-стрит, – объявил Салютейшн Хармвелл и сел в коляску вслед за миссис Керридж.

Разумеется, ничего подозрительного я в этом не усмотрел, по крайней мере тогда. Вполне обычно видеть белую женщину с хорошо сложенным чернокожим мужчиной. Ходят слухи, что чернокожие обладают определенными преимуществами в том, что касается плотских утех, по сравнению с мужчинами прочих рас. Но признаюсь, я был шокирован и несколько удивлен. Миссис Керридж казалась такой сдержанной, чопорной, старой. Боже, подумал я, да ей ведь не меньше сорока. Но когда она смотрела на Хармвелла из кареты, ее лицо сияло, как у девушки на первом балу.

Я уставился вслед карете, размышляя, что́ эта парочка собирается делать на Брюэр-стрит, и чувствуя странный укол ревности. В этот момент кто-то тронул меня за рукав. Я повернулся, ожидая увидеть рядом с собой Чарли.

– Я всегда говорила, что миссис Керридж темная лошадка, – сказала Флора Карсуолл. – Думаю, кузина отправила ее с поручением на площадь Рассела.

Я приподнял шляпу и поклонился. Горничная в черном плаще вертелась в нескольких шагах от нас, отводя глаза.

– А вы куда собираетесь в такой пасмурный день?

– В «Белую лошадь». – Мне показалось, что джентльмену не пристало признаваться, что он искал табачную лавку. – Думаю, Чарли может быть где-то поблизости.

– Вы его ищете?

– Не совсем. Просто у меня где-то час свободного времени.

– Очень интересно смотреть на отъезжающие экипажи, правда? Вся эта суета и волнение и мысль о том, что можно просто купить билет, сесть в какую-нибудь коляску и уехать куда глаза глядят.

– Я тоже так думаю.

– Большинство людей так думает. Ненавижу это место!

Я на миг уставился на нее. Почему такая девушка, как Флора Карсуолл, ненавидит город, готовый исполнить любой ее каприз? А вслух сказал:

– Тогда надеюсь, что ваше пребывание здесь не продлится долго.

– Все зависит от бедного мистера Уэйвенху. Не подумайте, что мне не нравится Лондон. На самом деле как раз наоборот, я его обожаю – просто я не в восторге от мрачной Альбемарль-стрит и людей, с которыми вынуждена встречаться. – Она улыбнулась мне, и ее настроение изменилось. – Если вы сейчас не заняты, то могу ли я, с вашего позволения, побыть в вашем обществе? Тогда я отослала бы горничную домой, а то у бедняжки целая гора шитья. У меня есть пара дел, но мы с ними быстро управимся.

При всем желании я не смог бы отказаться. Мисс Карсуолл взяла меня под руку, и мы начали пробираться сквозь толпу на Сент-Джеймс. На Пэлл-Мэлл она заглянула на пару минут в «Пэйн и Фосс» и изучила все книжные новинки, но намного больше времени провела в модном магазине месье Хардинга и Хауэлла. Продавцы носились с нею как курица с яйцом. Мисс Карсуолл купила пару перчаток, изучила кружево, только что доставленное из Бельгии, и спросила, как поживает заказанная шляпка. Она даже поинтересовалась у меня, идет ли один из цветов к ее глазам, и приняла во внимание мой вердикт. Флора была чрезвычайно оживлена и чем дальше, тем больше мне нравилась, и я все чаще задумывался, была ли наша встреча случайностью.

По дороге на Пикадилли мы перемолвились лишь парой слов. В какой-то момент мисс Карсуолл поскользнулась на грязи и упала бы, не будь меня рядом. На миг Флора крепко схватила меня за рукав, и я увидел, что она смотрит на меня. Когда мы повернули на Альбемарль-стрит, девушка отдернула руку, и мы шли бок о бок, но не касались друг друга. По мере того как мы приближались к особняку мистера Уэйвенху, она замедляла шаг, несмотря на холод и начавшийся дождь.

– Вы уже познакомились с моим отцом?

– Да… как раз перед уходом.

– Полагаю, вы сочли его несколько бесцеремонным, – заметила она. – Нет, прошу, не отвечайте. Большинство людей думают именно так. Но надеюсь, вы не обижены на отца за его манеры. По темпераменту он холерик, в довершение всего страдает от подагры.

– Не стоит беспокоиться, мисс Карсуолл.

– Он не всегда обходителен.

– Я постараюсь это пережить.

Флора внимательно посмотрела на меня и остановилась:

– Я бы хотела кое-что вам сказать. Нет, не так – я предпочла бы, чтобы вы узнали это от меня, а не от кого-то еще. Я…

– Сэр! Кузина Флора! Подождите!

Мы обернулись в сторону Пикадилли. К нам бежал Чарли. Щеки мальчика горели от бега и холода. Пола пальто была вымазана в грязи. Когда Чарли приблизился, мой нос подсказал мне, что это не грязь, а навоз.

– Сэр, это было так весело! Я сам почистил лошадь. Я дал конюху шесть пенсов, а он сказал, что я просто чудо!

Он взвизгнул от радости. А мы меж тем стояли под самыми окнами дома, где умирал Джордж Уэйвенху. Я посмотрел поверх головы Чарли на мисс Карсуолл. Думаю, каждый из нас ждал, что другой сделает мальчику замечание за то, что он шумит под окнами умирающего. Но вместо этого мы улыбались.

А потом мисс Карсуолл быстрым шагом пошла в дом, оставив меня недоумевать, что же она такое собиралась мне поведать.

19

В мое отсутствие классная комната наполнилась дымом. Никто не помнил, когда в ней последний раз растапливали камин. Оказалось, дымоотвод частично заблокирован. Трубочиста вызвали на следующее утро, а пока что миссис Франт решила, что мы с Чарли должны использовать для занятий библиотеку на первом этаже.

Мы сели за стол, придвинутый поближе к огню. Я велел Чарли перевести двенадцать строк из Овидия. Он очень хотел угодить мне, но не мог сосредоточиться на задании. Мне тоже было сложно сконцентрироваться. Но тут дверь отворилась, и слуга проводил в комнату мистера Ноака. На нем был фрак, простой, но представительный.

– Прошу вас, не отвлекайтесь, – сказал мне мистер Ноак. – Если можно, я посижу здесь и почитаю, пока мистер Франт не освободится.

Слуга удалился. Мистер Ноак подошел к огню и вытянул руки.

– Добрый вечер, сэр, – сказал Чарли. – Мы встречались в доме моего отца несколько недель назад.

– Мастер Чарльз, если не ошибаюсь?

Они пожали друг другу руки. Чарли был воспитанным мальчиком, посему он повернулся ко мне:

– Разрешите представить вам моего… моего учителя мистера Шилда, сэр?

Ноак протянул руку и мне:

– Мне кажется, мы с вами виделись тогда же. Нас не представили, и я рад, что сейчас это упущение восполнено.

Слова были любезными, но речь Ноака отличалась резкостью и отрывистостью, отчего они звучали почти как оскорбление. Я пододвинулся, чтобы он мог погреться у огня. Ноак посмотрел в раскрытую книгу.

– Не люблю Овидия, – сказал он все тем же резким тоном. – Может, он и великий поэт, но я слышал, он вел распущенный образ жизни.

Чарли уставился на Ноака широко раскрытыми глазами.

Я сказал:

– Мы выбираем те отрывки, которые демонстрируют его гениальность, но не останавливаемся на его менее привлекательных качествах.

– И все же я не понимаю, в чем польза от изучения древних языков. Мы живем в мире, где всем правит коммерция.

– Позвольте напомнить, сэр, что латынь – язык естественных наук. Более того, изучение языка и литературы великих цивилизаций – не напрасно потраченные усилия. По крайней мере, это должно тренировать ум.

– Языческих цивилизаций, сэр, – заметил Ноак. – Цивилизаций, переживших свой расцвет более двух тысяч лет назад. Думаю, с тех пор мы все-таки немного продвинулись вперед.

– Но всеми нашими достижениями мы обязаны фундаментальным знаниям.

Мистер Ноак посмотрел на меня, но ничего не сказал. В моем нынешнем положении я вряд ли мог позволить себе сердиться на кого бы то ни было. Но он нес откровенный вздор, и я почувствовал: мой долг – найти какие-то контраргументы, хотя бы ради Чарли. В этот момент дверь отворилась и вошел Генри Франт. Его фрак, почти щегольской, был полной противоположностью спокойному одеянию мистера Ноака. Чарли затаил дыхание. У меня сложилось странное впечатление, что мальчик хотел бы сжаться в комочек.

– Сударь! – воскликнул Франт. – Как я рад вас видеть!

Он устремился к Ноаку, чтобы пожать ему руку, а я собрал наши пожитки и приготовился уходить.

– Вы возобновили знакомство с Чарльзом и мистером Шилдом, как я вижу.

Ноак кивнул:

– Боюсь, я отвлек их от занятий.

– Ну что вы, сэр, – сказал я.

Мистер Ноак продолжил, не обратив на мои слова никакого внимания:

– У нас с мистером Шилдом состоялся интереснейший разговор касательно места классических языков в современном мире.

Франт бросил на меня быстрый взгляд, но воздержался от комментариев.

– Мне очень жаль, что я заставил вас ждать. Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились встретиться здесь.

– Как здоровье мистера Уэйвенху?

Франт развел руками:

– Как и следовало ожидать. Боюсь, он вскоре покинет нас.

– Возможно, лучше будет… – начал Ноак.

– Но я не хотел бы откладывать обед, – быстро сказал Франт. – Мистер Уэйвенху сейчас почивает, и, если я правильно понял его врачей, в ближайшие часы никакого кризиса не ожидается. Он проспит еще несколько часов. Мне сказали, что карета подана.

Ноак задержался у камина.

– Я тут подумал, а не встретимся ли мы здесь с мистером Карсуоллом? Он ведь приходится мистеру Уэйвенху кузеном?

– Да, он приезжал сюда сегодня и, возможно, заглянет снова, – без запинки протараторил Франт. – Но насколько я знаю, сейчас его нет.

– Я имел удовольствие мельком увидеться с ним и его дочерью на днях. Хотя, разумеется, я много о нем слышал.

В дверях Ноак остановился, повернулся и простился со мною и Чарли. Наконец дверь закрылась, и мы снова остались одни. Чарли сел на свое место и взял перо. Румянец и возбуждение, которые я видел на его лице днем, стерлись. Он казался замученным и несчастным. Я сказал себе, что отец должен вызывать у детей не только любовь, но и трепет. Но мистер Франт вел себя так, что Чарли было куда проще бояться его, чем любить.

– Давайте на сегодня закроем учебники, – сказал я. – Не доска ли для игры в триктрак лежит вон там, на столе? Если хотите, мы можем сыграть партию.

Мы сели друг против друга за столом у огня и разложили шашки. Знакомое щелканье шашек и стук игральных костей оказали успокаивающее действие. Чарли увлекся игрой, которую с легкостью выиграл. Я подождал, пока он расставит шашки, чтобы взять реванш, но вместо этого он начал играть с ними, беспорядочно передвигая их по доске.

– Сэр… – вдруг спросил Чарли. – А что значит «побочное дитя»?

– Это ребенок, чьи родители не были женаты.

– Бастард?

– Да. Но иногда люди используют подобные слова без всяких на то оснований, просто желая сделать собеседнику больно. Самое лучшее – не обращать внимания.

Чарли покачал головой:

– Не похоже, сэр. Это сказала миссис Керридж. Я случайно услышал ее разговор с Лумисом…

– Не следует слушать сплетни слуг, – по привычке вставил я.

– Да, сэр, но я не мог не услышать. Они говорили громко, дверь была открыта, а я сидел на кухне у кухарки. Керридж сказала: «Бедняжка, что тут скажешь, побочное дитя». Потом я спросил ее, что это значит, а она ответила, чтобы я не забивал себе голову ерундой. Они говорили о смерти дяди Уэйвенху.

– Она сказала о тебе «побочное дитя»?

– Нет, сэр, не обо мне. О кузине Флоре.

20

Генри Франт ошибся. Пока он обедал в тот вечер в клубе с мистером Ноаком, Джорджу Уэйвенху стало лучше. Старик пришел на короткое время в сознание, хотя и был очень слаб. Он потребовал, чтобы к нему привели всех родственников.