После утренних занятий я отправился в поселок – подобные прогулки вошли в привычку, и я практиковал их каждый день, если не было дождя. Зеленый с золотым экипаж, запряженный парой гнедых, остановился передо мною на Гай-стрит. Стекло опустилось, и оттуда выглянула мисс Карсуолл:

– Мистер Шилд, какая приятная неожиданность!

Я приподнял шляпу и поклонился:

– Мисс Карсуолл, рад встрече! Вы приехали к кузену?

– Да-да, мистер Франт написал мистеру Брэнсби, что мальчик проведет этот вечер в городе. Но я приехала слишком рано, а этого делать не стоило. Школьники ведь живут по расписанию, правда? Я тут подумала, а нельзя ли попросить вас показать мне поселок и окрестности? Уверена, лошадям лучше не останавливаться.

Я ответил, что не обладаю особыми познаниями в области топографии, но буду рад показать окрестности в меру своих сил. Лакей опустил лесенку, и я забрался в экипаж. Флора Карсуолл скользнула в сторону, уступая мне место.

– Очень мило с вашей стороны, мистер Шилд, – сказала она, играя со своим золотистым локоном. – Как удачно, что я вас случайно встретила!

– Случайно? – тихо переспросил я.

Она, как полагается, покраснела.

– Чарли упомянул, что вы часто прогуливаетесь после утренних занятий.

– По крайней мере, я вас встретил действительно случайно, – улыбнулся я. – Как и в тот день, когда мы столкнулись на Пикадилли.

Мисс Карсуолл улыбнулась в ответ, и я понял, что моя догадка попала в точку: в тот день она следила за мною от самой Альбемарль-стрит.

– Думаю, порой нужно подтолкнуть судьбу в нужном направлении, – сказала Флора. – Вы не согласны? И признаюсь, я рада возможности поговорить с вами с глазу на глаз. Вы не могли бы… не могли бы попросить Джона, кучера, отъехать от поселка на пару миль.

Я выполнил ее просьбу.

Мисс Карсуолл откашлялась и продолжила:

– Боюсь, в банке дела обстоят скверно.

– Да, я что-то такое читал в газетах.

– Все даже хуже, чем пишут. Пожалуйста, не говорите об этом ни одной живой душе, но мой отец глубоко потрясен. Он понятия не имел, что существует настолько серьезная причина бить тревогу. Насколько я понимаю, вот-вот наступит срок погашения многих векселей, причем некоторые на очень большую сумму, и в обычных условиях они были бы продлены. Но, увы, кредиторы хотят получить свои деньги немедленно. И чтобы усугубить положение… Мы ведь полагали, да весь свет полагал, что мистер Уэйвенху очень богат. Но когда он скончался, оказалось, что это не так.

– Мне жаль это слышать. Могу я спросить, почему…

– Почему я рассказываю вам все это? Потому что я… я волнуюсь из-за того, что произошло в тот вечер, когда умер мистер Уэйвенху. Мой отец, к сожалению, часто бывает властным. Он привык все делать по-своему. Те, кто знает его, делают на это скидку, но постороннему человеку может показаться… может показаться, что все обстоит иначе, чем на самом деле.

– Я всего лишь заверил подпись, мисс Карсуолл. И все.

– Вы видели, как мистер Уэйвенху подписал документ, не так ли? И вы сами поставили свою подпись сразу после? И вы можете клятвенно утверждать, что никакого давления не оказывалось и мистер Уэйвенху был в твердом уме и знал, что делает?

До сих пор руки мисс Карсуолл были спрятаны в муфту. Когда она заговорила, то разволновалась, высвободила правую ладонь и положила мне на рукав, но тут же, поняв, что делает, охнула и отдернула руку.

– Да, я могу подтвердить это, мисс Карсуолл. Но без сомнения, и все остальные могут подтвердить то же самое. Слова доктора имели бы больший вес, чем мои, да и слова миссис Франт тоже.

– Возможно, мистер Франт оспорит дополнительное распоряжение, – сказала мисс Карсуолл, снова краснея, на этот раз даже сильнее. – Вы ведь знаете, как это бывает между родственниками, – осмелюсь сказать, споры из-за наследства могут породить самый ужасающий хаос.

Я тихо сказал:

– Тот документ… мисс Карсуолл, почему мистер Франт хочет оспорить его?

– Буду честна с вами, мистер Шилд. Кодициль касается имения в Глостере, принадлежавшего, насколько мне известно, бабушке мистера Уэйвенху, то есть общей бабушке мистера Уэйвенху и моего отца, поэтому мистер Уэйвенху был сентиментально привязан к имению, поскольку с ним связаны детские воспоминания. Как я поняла со слов отца, это единственное из его поместий, которое не заложено. А теперь по кодицилю оно переходит ко мне.

– Могу я спросить, а кто получил бы это поместье, если бы мистер Уэйвенху не подписал кодициль?

– Я не совсем уверена. Возможно, моя кузина, миссис Франт, управляла бы им по доверенности в интересах сына. Мистер Уэйвенху оставил еще кое-что и другим наследникам, но по большей части сонаследниками являются миссис Франт и Чарли, а мистер Франт назначен душеприказчиком. У отца с мистером Уэйвенху возник ряд разногласий по вопросам бизнеса, поэтому он не был упомянут в завещании. Но перед самой смертью мистера Уэйвенху папа объяснил ему, что со мною-то он не в ссоре, и дядя так расчувствовался, что пожелал тотчас же составить дополнительное распоряжение.

– А мистер Франт?

– Мистер Франт при этом не присутствовал. Софи время от времени заходила к дяде, но ее мысли были заняты другим. – Мисс Карсуолл помолчала, а потом добавила чуть ли не шепотом: – На самом деле Софи все неправильно поняла. Решила, что кодициль составлен в ее пользу.

Я вспомнил слова, сказанные миссис Франт мистеру Карсуоллу, перед тем как старик подписал документ: «Мы должны исполнять волю дяди. И спасибо вам. Вы очень добры».

Мисс Карсуолл придвинулась ко мне и понизила голос:

– Насколько я понимаю, мистер Франт не верит, что дядюшка был в состоянии принимать подобные решения, и считает, что на самом деле мистер Уэйвенху представления не имел, что именно он подписывает.

Я кивнул, не показав тех чувств, что бушевали у меня в душе. Возможно ли, что миссис Франт обманули, а я явился невольным участником обмана с целью лишить ее наследства? Этим ли объясняется ее холодность по отношению ко мне наутро после смерти мистера Уэйвенху?

– Все бы ничего, – воскликнула мисс Карсуолл, – если бы дядины дела не были в таком плачевном состоянии! Отец считает, что после погашения всех долгов останется едва на оплату счетов. А касательно банка… сейчас вкладчики спешно изымают свои деньги, и отец говорит, что определенно руководству придется объявить о приостановлении платежей и даже, возможно, о своем банкротстве. Боюсь, для Софи это будет ударом.

– И для мистера Франта.

– Если у банка возникли неприятности, – раздраженно возразила мисс Карсуолл, – то в этом отчасти виноват и сам мистер Франт. Поскольку мой отец изъял свой капитал и вышел из партнерства, то бо́льшая часть ответственности за ведение дел легла на мистера Франта.

Экипаж выехал за пределы поселка и теперь медленно тащился по узкой тропке.

Мисс Карсуолл посмотрела на меня:

– Мне нужно в школу. – Ее голос смягчился, стал почти умоляющим. – Не знаю, как сказать вам…

– Сказать что?

– Это просто абсурд. – Она говорила очень быстро. – Во всяком случае, может оказаться, что это и не так. Но говорят, что мистер Франт очень зол на вас.

– С чего бы?

– Якобы он считает, что вам не стоило заверять дядину подпись.

– Якобы? Кто же так говорит?

– Тише, мистер Шилд. Я слышала его разговор с моим отцом и адвокатом на следующее утро после дядиной смерти. Иными словами, я была в соседней комнате, а они не потрудились понизить голос.

– Но почему мистер Франт недоволен тем, что я заверил подпись? Если бы не я, то кто-нибудь другой. Или он зол и на врача тоже?

Мисс Карсуолл не ответила. Она закрыла лицо руками.

– Кроме того, ваш отец так настаивал, что я вряд ли мог отказать ему, – сказал я, вспомнив холодное бледное лицо миссис Франт в комнате для завтраков на Альбемарль-стрит. – Разве были какие-то причины отказаться?

– Знаю, – пробормотала она, украдкой поглядывая на меня сквозь пальцы, защищенные перчаткой. – Знаю. Но ведь мужчины не всегда слушают голос разума.

22

Во вторник, 23 ноября, банк Уэйвенху навсегда закрыл свои двери. В тот же день двое вкладчиков предпочли свести счеты с жизнью, лишь бы не оказаться на грани разорения.

Когда банк лопнул, последствия банкротства расползлись, словно заразный недуг: отцы томились в Маршалси^[16] или пускали себе пулю в лоб, матери брали на дом шитье или шли торговать собой, детей забирали из школ, и они становились попрошайками, слуги теряли работу, счета оставались без оплаты, и эта чума распространялась даже за пределы Лондона, действуя на людей, никогда не слышавших ни о банке Уэйвенху, ни о площади Рассела.

– Франт сильно обжегся во время краха табачного рынка, – сказал мне Дэнси, когда мы курили вечером в саду. – Сведения из достоверного источника. Ему пришлось даже обратиться к евреям, чтобы остаться на плаву. Да и слуги попросили расчета. Это всегда верный знак – крысы бегут с тонущего корабля.

В среду еще несколько человек покончили с собой, и, по слухам, в пышный особняк на площади Рассела наведались судебные приставы. Мы с Дэнси стояли у окна и наблюдали, как Чарли Франт ходит рука об руку с Эдгаром Алланом вокруг игровой площадки, выпуская струйки пара в ледяной воздух.

– Разумеется, больше всех мне жаль мальчика. Но вот мой совет: по возможности прекратите всякие отношения с Франтами. Они доведут вас до беды.

Это был благоразумный совет, но я не мог принять его, поскольку именно на следующий день, в четверг, печальная история Франтов и Уэйвенху достигла своего апогея. Первые новости об ужасном событии, происшедшем ночью, мы услышали за завтраком. Молочник рассказал все горничным, и, услышав страшное известие, слуги начали перешептываться, склоняясь друг к другу, как стебли кукурузы в поле на ветру.

– Что-то случилось, – заметил Дэнси, когда мы пили жидкий и горький кофе. – Нечасто увидишь такое оживление в столь ранний час.

После этого к нам украдкой подошел Морлей, а Квирд по привычке вертелся поблизости.

– Прошу вас, сэр, – сказал Морлей Дэнси, переминаясь с ноги на ногу; его лицо раскраснелось от возбуждения. – Произошло кое-что ужасное.

– Тогда я посоветовал бы не говорить мне, что именно, – ответил Дэнси, – а не то расстроитесь еще больше.

– Да нет же, сэр, – вмешался Квирд. – Правда, сэр, вы не понимаете.

Дэнси сердито посмотрел на мальчика.

– Прошу прощения, сэр, – быстро поправился Квирд. – Я не хотел…

– Прошлой ночью кого-то убили, – перебил его Морлей пронзительным от волнения голосом.

– Говорят, голову размозжили, – прошептал Квирд. – И расчленили.

– Это мог быть любой из нас, – сказал Морлей. – Вор мог вломиться в школу и…

– Значит, вор превратился в убийцу? – уточнил Дэнси. – Возможно, Сток-Ньюингтон не такое уж унылое местечко. И где же, по слухам, произошло это захватывающее событие?

– Ну, не в самом Сток-Ньюингтоне, – ответил Морлей. – Где-то по дороге к Лондону. Не в непосредственной близости от школы.

– Да. Я так и знал. Значит, Сток-Ньюингтон остается-таки тихим болотом. Если будут какие-то новости, то я с радостью их выслушаю, а пока что я не намерен тратить оставшиеся свободные минуты на то, чтобы внимать слухам, полученным не из первых рук, а от слуг. Всего доброго!

Морлей и Квирд убрались восвояси. Мы наблюдали, как они выходят из комнаты.

– Фу, какие чудовищно невоспитанные мальчишки, ну и ну! – воскликнул Дэнси.

– Интересно, есть ли хоть капля истины в том, что они слышали?

Дэнси пожал плечами:

– Очень даже вероятно. Без сомнения, мы только об этом и будем говорить несколько недель кряду. Не могу представить ничего более скучного.