Нина Ахминеева: Путь княгини

Глава 1

Вот и все. Вот и все.

Свернувшись клубком на больничной кровати, я смотрела в приоткрытое окно. Безоблачное небо, задорно чирикают птички, пахнет весной. Жизнь продолжается, а для меня все кончено: неоперабельная злокачественная опухоль, метастазы везде где только можно.

Надежды нет.

Слезы комом встали в горле. Пальцы судорожно стиснули простыню.

Я хочу жить!

Одурманенный болью разум никак не желал мириться с действительностью. Движимая неясным порывом, я попыталась сесть. Ни с первого, ни с четвертого раза не вышло. Обессиленно упала на подушки. Застонала, пережидая очередную волну мучительной боли, и перевела невидящий взгляд на потолок. По щекам катились слезы.

Словно издалека послышался знакомый звук. Медленно повернув голову, несколько секунд бездумно смотрела на мобильный. Затем протянулась к нему.

«Приеду через полчаса. Встретимся в больничном сквере».

В сквере? Но меня же врачи не пускают на улицу! Илье об этом известно. Почему не хочет заходить? Впрочем, раз просит выйти, значит, это действительно важно.

Цепляясь за край постели, я на морально-волевых умудрилась опустить ноги. Босые ступни холодил кафель, перед глазами стояла пелена, тошнило. Дождавшись, когда станет полегче, нажала на кнопку вызова медсестры.

Спустя несколько секунд в палату торопливо зашла молоденькая девушка в белоснежном халатике. Увидев меня, лежачую больную, в сидячем положении, она замерла в растерянности.

– Мне нужна одежда, обувь, коляска, – прохрипела я, прижимая руку к груди в безуспешном стремлении хоть немного унять боль.

– Зачем? – с недоумением уточнила новенькая сотрудница онкологического отделения.

– Погулять хочу, – выдохнула я и зашлась в надрывном кашле.

– Ольга Геннадьевна, какой гулять?! Вам же категорически запрещено вставать!

Можно. Мне уже все можно.

На голой силе воле я поднялась. Пошатнувшись, схватилась за спинку кровати. В легких булькало, клокотало.

– Пожалуйста. Мне нужна одежда, обувь, коляска, – с трудом повторила просьбу.

– Да что вам в голову взбрело?! Никаких прогулок! Немедленно ложитесь в кровать!

Сипло дыша, я исподлобья предупреждающе посмотрела на медсестру. Та побледнела. Видимо, наконец-то вспомнила, что лечусь не по полису, а платно.

Почему она упирается? Мне ведь нечего терять. Боится нагоняя от начальства?

Заметила пожилого мужчину, стоящего в дверном проеме, мысленно тяжело вздохнула и устало опустилась на стул для посетителей. Появление лечащего врача предвещало долгий и непростой разговор.

Плевать. Буду настаивать.

Цепко глянув на меня, заведующий отделением поинтересовался у подчиненной:

– Светлана, что происходит?

– Станислав Валерьевич, пациентка Рыкова на улицу собралась. Требует одежду и коляску. Меня слушать не хочет, – доложила медсестра, стараясь хмуриться. Однако на симпатичном личике отчетливо читалось облегчение.

Ясно – понятно. Раз руководитель пришел, то пусть сам и разбирается со сбрендившей платной пациенткой. А ее дело маленькое.

– Выполните просьбу Ольги Геннадьевны, – внезапно приказал заведующий отделением. – Помогите ей одеться и сопроводите в больничный сквер.

– Как скажете, – моментально стала покладистой Светлана и выпорхнула из палаты.

В ответ на мой озадаченный взгляд Станислав Валерьевич хмыкнул. Подойдя, тихо признался:

– Мне только что звонил ваш супруг. Просил отпустить вас на прогулку. Илья Григорьевич был очень убедителен.

А еще мой муж невероятно упрям. Если уж что-то решил, то хрен сдвинешь. За долгие годы дружбы и десять лет брака я преотлично изучила характер любимого мужчины.

Украдкой вытерев пот со лба, я кривовато улыбнулась доктору. Тот засунул руки в карманы, постоял, задумчиво пожевав губами, развернулся и, не сказав мне больше ни слова, удалился.

Странно.

Облизнула пересохшие губы. Хотелось пить. Но каждый глоток воды причинял жуткую боль. Лучше уж потерпеть, пока совсем станет невмоготу.

Навалилась на спинку стула, с ожиданием глядя на приоткрытую дверь.

Спустя минут пять вернулась Светлана. С непроницаемым выражением она сноровисто натянула на меня шерстяные колготки, носки, теплый халат и явно мужскую куртку. Помогла сесть в кресло-каталку. Поправила на моей лысой голове съехавшую шапочку, встала позади кресла и аккуратно выкатила то из палаты.

Я ехала, не обращая внимания ни на что: боль вернулась. Словно оголодавший зверь, она жадно пожирала меня изнутри. Но я запретила себе стонать.

Не в первый раз. Перетерплю. Если медики поймут, насколько мне плохо, о встрече с мужем в сквере придется забыть. Буду корчиться на кровати.

Когда лица коснулся ласковый ветерок, я с усилием подняла отяжелевшие веки. Светлана бодро катила мое транспортное средство по дорожке. Справа проплывал газон. Землю устилала ковром изумрудная травка, а чуть дальше виднелись кусты с налитыми сочной зеленью листьями.

Боль стихла. К сожалению, она вернется. Но пока у меня недолгая передышка.

До одури захотелось вскочить с треклятого инвалидного кресла, босиком пробежаться по траве, а после упасть навзничь и бесконечно смотреть в синее-синее небо.

Сухие, потрескавшиеся губы искривила невеселая усмешка. Одно из этих желаний вполне осуществимо. Побегать не выйдет, а вот полежать – запросто. Сил совсем нет. Стоит встать – рухну как подкошенная.

Подкатив кресло к лавочке, Светлана повернула его спинкой к газону и сухо сообщила:

– Ольга Геннадьевна, ваш мобильный я положила в карман куртки. Как нагуляетесь, позвоните. Заберу вас.

Она сунула в мою руку клочок бумаги с номером телефона и пошла обратно в корпус.

Вот зараза. Вожделенной зелени больше не видно. Не на больничные же серые стены любоваться. Хотя решение этой проблемы есть.

Я запрокинула голову. Ноздри щекотал нежный аромат травы, а прямо надо мной простирался бескрайний небосвод. Где-то там, в вышине, парила птица.

К глазам снова подступили слезы. Закусив губу, я неотрывно смотрела на небо. Скорее всего, вижу его в последний раз.

Как же хочется жить.

– Вот ты где! Как дурак ищу тебя по всему скверу! Оля, что за неуважение к моему времени? Разве сложно ответить на звонок? – раздался совсем рядом недовольный голос Ильи.

Прячет вину за грубостью. Что он натворил?

Осторожно опустив голову, посмотрела на мужа. Он стоял в двух шагах от меня, только в этот раз не один. Его держала под локоть моя единственная подруга. По-хозяйски так держала. Можно сказать – собственнически.

Пальцы невольно стиснули подлокотники инвалидного кресла.

Анька не звонила все те три месяца, что я лежала в больнице, а теперь пришла с моим мужем. Стоит довольная, локоть Ильи наглаживает.

Да нет, не может быть! Рыков не мог заявиться к умирающей жене с любовницей! Это какая-то запредельная жестокость. Наверняка он все объяснит.

– Оля, я подал заявление на развод, – сухо объявил Илья. – Детей у нас нет, в ЗАГСе брак расторгнут без проблем. Тебе надо подписать документы. Заведующий онкологическим отделением любезно согласился нам помочь. Вернешься с прогулки, Станислав Валерьевич принесет тебе бумаги. Не беспокойся, твое пребывание в больнице я продолжу оплачивать. Через три часа мы с Аней улетаем на Бали. Боюсь, на острове возможны проблемы со связью. Если тебе что-то нужно, скажи сейчас.

Я молча смотрела на человека, которого знала с десяти лет. И пыталась понять, почему же не заметила в нем гнили?

Мы ведь выросли в одном детском доме, везде и всегда были вместе, плечом к плечу. Я пахала наравне с ним как проклятая. Он мечтал о большой строительной кампании, говорил, что я его незаменимая помощница и все усилия пойдут на благо нашей семьи. А что в итоге? В какой момент все сломалось? Почему Илья решил развестись именно сейчас, когда я одной ногой в могиле? Мог ведь подождать. Вернется с отдыха, меня уже не будет. Совесть заела? Нет. Тут дело явно не в моральных терзаниях.

– Оля, не смотри на меня так. Начинаю чувствовать себя подонком, – сердито пробормотал Илья.

– Неужели? – просипела я, не отводя тяжелого взгляда от мужчины, с которым прожила много лет.

Тот не выдержал, отвернулся.

– Милый, ну что ты себя накручиваешь. Не каждый способен быть настолько честным. Ты поступил как настоящий мужчина, – ласково проворковала Анна и обратилась ко мне: – Ольчик, ты же не сердишься, что Илюша организовал нашу встречу на воздухе? Конечно, мы могли бы зайти и в онкологию. Но в моем положении нервничать противопоказано. Меня от одного вида этого приюта для умирающих трясет, – она поежилась, демонстративно провела рукой по животу.

Вот и ответ. Влюбленные наконец-то обрели друг друга, готовятся произвести на свет потомство. Их жизнь кипит, а я умираю. И, похоже, даже элементарного человеческого сочувствия не заслуживаю.

Боль раскаленными иглами вонзилась в истерзанные легкие. Каждый вдох разливался по телу кипящей лавой.

Держаться. Надо держаться. Не доставлю удовольствия этим двум тварям смотреть на мои мучения.

Прикрыв глаза, я прошелестела:

– Уходите.

– Ольга, да что ты за человек-то такой?! – процедил Илья. – Прекрати делать из меня монстра! Я ведь дал тебе все: лучшую клинику, индивидуальную палату. Лечащий врач не абы кто, а заведующий отделением. Денег прорву истратил. А тебе на меня начхать! Ты даже не представляешь, каково мне приходится. Знаю, что жена со дня на день умрет, и ничего не могу сделать! – он рвано выдохнул, играя желваками на скулах. – Не держи зла на подругу. Мы с Аней тебя не предавали. Она вытащила меня из жесточайшей депрессии и скоро подарит долгожданного ребенка. Ты завтра-послезавтра умрешь. Неужели в тебе нет ни капли милосердия?

Господи, каким же он стал моральным уродом.

Превозмогая невыносимую боль, перехватившую горло, я прокаркала:

– Рыков, ты мерзкое существо. Ждешь от меня прощения? Его не будет. Живи с этим.

– Какая же ты все-таки неблагодарная сука! – вызверилась Анна. – Решила напоследок добить Илюшу? Так знай: ты сдохнешь, а мы будем счастливы вместе!

Первое – протухшая новость, а второе сомнительно. Вы с Рыковым сожрете друг друга, как пауки в банке. Даже проклинать вас нет смысла. Сами отлично справитесь.

Стараясь лишний раз не дышать, я пристально посмотрела на мужа, затем на его пассию. Уж не знаю, что прочла Анна в моих глазах, но она испуганно прошептала:

– Дорогой, пойдем. С ней больше не о чем разговаривать, – и настойчиво потянула Илью за рукав.

Тот помедлил, но все же поддался уговорам любовницы.

Не сдержав стона, я согнулась в кресле. Боль рвала душу и тело на части. Вроде бы все, край. И так умираю, а еще и предали самые близкие, те, кому безраздельно доверяла. Но я упрямо цеплялась за жизнь.

– Жить. Я хочу жить! – просипела, захлебываясь кровавым кашлем.

«Будь по-твоему», – прозвучал в голове лишенный эмоций голос.

А через миг в легких пропал воздух.

Судорожно разевая рот, я завалилась вперед, упала на асфальт. Сердце стукнуло в последний раз. Тело дернулось и безжизненно обмякло.

***

Сердце билось ровно. Дыхание свободное.

Странно. Я же умерла. Или меня откачали? Но зачем продлевать агонию? И почему ничего не болит?

В уши вонзился оглушительный вой сирены. Ойкнув, неожиданно для самой себя без малейших затруднений села. Покрутила головой, надеясь разобраться в происходящем, но ничего толком не увидела: все вокруг казалось размытыми пятнами.

Сигнал тревоги продолжал бить по натянутым нервам.