Глава 4

― Кто прожорливый? Я?! ― возмущённо осведомился кот и демонстративно отвернулся от стола, на котором стоял мой ужин.

Хороший такой ужин в лучших деревенских традициях русской глубинки: картошечка варёная, зеленью присыпанная; сальцо солёное, тонюсенькими ломтиками нарезанное; грибочки жареные и хлеб домашний с хрустящей корочкой. Ну и капустка квашеная ― куда ж без неё-то? Для кота вроде бы ничего примечательного и вкусненького среди этих яств не было, но если он человеком обернётся…

– Это не я сказала, так что нечего на меня дуться, ― ответила я оскорблённому до глубины его кошачьей души Угольку и села за стол.

– Ну-ну… Приятного аппетита, ― многозначительно пожелал он, продолжая сидеть ко мне спиной.

Интонация показалась мне подозрительной, но от аппетитного вида простых блюд текли слюнки, поэтому я присела за стол и взяла расписную деревянную ложку, но внезапно вспомнила:

– Руки забыла помыть.

– Помой, помой, ― обиженно отозвался кот. ― Когда скрутит, хотя бы на грязные руки грешить не будешь.

– С чего бы меня скрутило? ― начала я понимать, что с ужином что-то не так.

Уголёк запрыгнул на топчан, лениво растянулся на стёганом одеяле, старательно вылизал правую переднюю лапу и только потом снизошёл до ответа.

– Яды по происхождению делятся на четыре вида: растительные, животные, иные природные и синтетические. Нужно всего четыре приёма пищи, чтобы проверить степень твоей к ним устойчивости. По результату можно будет более точно судить о глубине твоего таланта. А я не прожорливый. Не очень-то и хотелось глотать отраву, тебе предназначенную.

У меня пропал аппетит. Напрочь. И обидно стало ― мы же договорились со старушкой, что никакой лжи или тайных экспериментов больше не будет. А она что делает? Решила отомстить за мои угрозы? Если верить сказочке о необходимости срочно передать ведьмовское наследие, то в её же интересах, чтобы я была живее всех живых. Для всех ядов у неё наверняка противоядие имеется, так что бесславная смерть от отравления бледными поганками мне не грозит, но у нас в стране вроде бы запрещены подобные опыты над людьми. Это противозаконно и бесчеловечно.

– А здешние жители вообще боятся хоть чего-нибудь? ― осторожно спросила я у котика. ― Крестного знамения там, воды святой, молитвы искренней…

Нет, ну а почему я должна чужую подлость безнаказанной оставлять? Как они ко мне, так и я к ним.

– Не-а, ― прищурив свои зелёные глаза, ответил кот. ― Природа здешней магии особенная. Она не от нечистой силы происходит, а оберегом от великого зла служит, поэтому Саму и других ведьм общины во всех окрестных церквях уважают.

– Как это? ― не поняла я.

– А вот так, ― ответил Уголёк.

И рассказал мне старую местную легенду.

Брусничное было построено в этих лесах ещё до отмены крепостного права на землях купца Потапова. Человеком и хозяином этот купец был хорошим, крестьян своих не обижал никогда, но женился неудачно. Жена его могла похвастаться редкой красотой лица, но не добротой характера. Ревнивица к тому же. А он души в ней не чаял и закрывал глаза на всё, что она здесь творила. С её появлением для крестьян брусничнинских начались тяжёлые времена. Особенно для женщин. Многих купчиха изувечила, многих и вовсе со свету сжила, а все эти злодеяния стали причиной того, что в земле здешней пробудилось древнее зло. Сказалось это и на природе, и на людях. Зверь лесной без причин на деревенских нападать начал, куры нестись перестали, коровы и козы молоко давали уже кислое и дохли одна за другой. Потом и люди озверели. Поп, из ближайшей церкви приглашённый, посреди деревни замертво упал. Брусничное после этого было названо местом проклятым. Именно тогда в деревне появился старец бородатый, который головой покачал, языком поцокал и заявил, что дальше будет только хуже. Ежели древнее зло не сдержать, оно распространяться будет. Никакими молитвами и церковными обрядами его не усмирить, поскольку очень уж оно сильное и раньше святой веры образовалось. Нужны ведьмы с чистым природным даром ― девять штук. Суть дара значения не имеет, лишь бы собственная сила магическая подходящей была. Всю эту силу нужно слить в один поток, который оплетёт древнее зло подобно крепкому корню и будет служить надёжной защитой до тех пор, пока источников остаётся ровно девять. Дело это доброе и праведное, получше любых индульгенций будет и на том свете ведьмам зачтётся, поэтому желающие нашлись быстро. Точнее, нашлись они не сами ― их привезли из разных краёв с сохранением приговора о смертной казни, но его отсрочкой. Эта мера нужна была для того, чтобы «добровольцы» не сбежали из Брусничного и не начали заново творить бесчинства. Каждая из девяти имела на совести полный комплект смертных грехов, но нужную природу собственной магической силы, поэтому бородатый старец, которого местные называли ведуном, объяснил им, как правильно слить силу воедино и запечатать древное зло. Купец с женой и крестьяне жить бок о бок с жуткими смертницами не пожелали ― снялись с места и куда-то благополучно срулили. Так здесь появилась ведьмовская община, возглавляемая старым ведуном и негласно охраняемая церковью и государством. Роль ведуна в сдерживании древнего зла была нулевой, поэтому после смерти его просто похоронили, а общину возглавила одна из ведьм. Но они тоже не бессмертные. Количество источников должно сохраняться, поэтому ведьмы постоянно ищут для себя преемниц. Неважно, сколько людей живёт в Брусничном и у всех ли есть магический дар ― главное, чтобы соблюдалось основное условие. Бесполезные приходили и уходили, некоторые селились здесь и жили долго, даже не зная о тайне здешней земли, а потом на реке появилась дамба, начали расползаться болота, половодья причиняли ущерб хозяйству и создавали угрозу жизни, поэтому со временем Брусничное снова опустело и даже было лишено статуса населённого пункта. Последнее, кстати, было сделано с подачи здешних кумушек ― для того, чтобы бесполезные люди не совали свои любопытные носы в дела общины и не пытались поселиться там, где им не рады.

– Хм… ― задумчиво хмыкнула я, дослушав эту сказку до конца. ― Получается, на мою многострадальную голову свалилась не только интересная информация, но и пожизненная великая миссия?

– Ага, ― подтвердил правильность моих выводов Уголёк. ― На самом деле всё устроено таким образом, что насильно передать дар и обязанности хранительницы нельзя. Дело это очень ответственное и требует добровольного согласия, ведь от многого отказаться придётся, но Сама торопится, поэтому тебя и взяли в оборот фактически обманом. Да и ты тоже хороша. Не упиралась ни минуты. Сразу же на всё согласилась, не выяснив деталей, да ещё и рада была.

– Пока никаких обрядов не было, я могу взять все свои слова обратно, ― уверенно ответила я.

– Не-а, ― прозвучало в ответ. ― Ты дала обещание в обмен на информацию. Я только что рассказал тебе больше, чем положено знать простым смертным, поэтому слово придётся сдержать. Это нечестно, да, но я существо подневольное, прости уж. Еда, кстати, не отравлена. Это я от обиды на несправедливость сказал и для того, чтобы поручение хозяйки выполнить. Ты меня выслушала, поэтому теперь не отвертишься. Кушай на здоровье, пока не остыло.

Ну болото болотом же ― чем увереннее шагаешь, тем глубже проваливаешься. Я давала согласие на статус ученицы, а вляпалась в чужое безумие по самые уши. И дело даже не в том, верю я в эту легенду о древнем зле и праведницах-ведьмах, а в том, что больных на голову людей очень сложно обмануть или заставить отказаться от замыслов. Они решили, что я просто обязана стать одной из девяти хранительниц непонятно чего. Обнаружили во мне какой-то особенный талант, сыграли на моих собственных интересах и заставили дать обещание. Для меня сделка на словах никакой силы не имеет, но где гарантия, что то действо со сжиганием моего волоса не было каким-нибудь колдовством, которое прикончит меня при попытке к бегству? Я реалистка, да, но за эти два дня уже потихоньку начала сомневаться в своих убеждениях. И верить нельзя никому ― все здесь подлые обманщики. Выход остался только один ― плыть по течению и ждать, когда сумасшедшие тётки меня отпустят. Я тоже убедительно врать умею.

От ужина я наотрез отказалась. Порылась в рюкзаке, откопала там последнюю тонкую пачку печенья, запила его водой из ведра, стоявшего на лавке у двери, и прогнала Уголька на улицу. Не нужен мне надсмотрщик. Особенно такой. Легла на топчан поверх одеяла, поудобнее устроила ушибленную голову на жёсткой подушке и попыталась заснуть, но сон не шёл. Вместо него в голову лезли неприятные мысли, вызывающие желание предпринять очередную попытку бегства. Ну его, это Брусничное. После общения с местными жителями уже и медведи не кажутся страшными. Но есть один нюанс ― окрестностей я не знаю, без фонарика будет сложно выбраться, а у моего телефона зарядка почти на нуле. И электричества нет, потому как в заброшенных деревнях оно ни к чему.

Проверила наличие связи ― тоже глухо. Сама не выберусь, помощь позвать не могу… Никогда ещё не чувствовала себя настолько беспомощной. И ещё эта картошка на столе… Пахнет же! А я уже второй день без нормальной еды. И за окном тени пугающие ― туда-сюда, туда-сюда. Похоже, весь ковен счёл своим долгом продраться к окну через заросли крапивы и на меня поглазеть. Я даже голоса слышала ― перешёптывался кто-то. А потом заснула как-то незаметно для самой себя. Хотела сохранять бдительность на случай очередного коварства со стороны старушки-одуванчика или её подданных, но голод, усталость и ушибленность головы взяли своё.

Проснулась от петушиного крика ― сто лет этих звуков не слышала. Вспомнила гоголевского «Вия» ― там с первыми воплями петухов вся нечисть по норам пряталась. С удивлением обнаружила, что посуда со снедью со стола исчезла. Теперь там на деревянной дощечке стоял закопчённый пузатый чайник, а рядом расположились белая чашка в красный горошек, такого же дизайна сахарница, непочатая пачка пакетированного чёрного чая и плетёная корзинка, в которой обнаружились шоколадные пряники и конфеты в неповреждённой фабричной упаковке ― должно быть, таким образом гостеприимные ведьмы давали мне понять, что травить меня никто намерения не имеет. А в чайнике плескалась самая обычная вид кипячёная вода ― ещё горячая. Я залила ею пакетик чая, влезла в тёплый свитер и вышла на улицу с намерением посетить аварийно опасный нужник за домом.

Вышла и обомлела. От вчерашних зарослей крапивы не осталось и следа. Вместо них во дворе зеленел сочный мятлик, а вдоль аккуратных, отсыпанных речным песком дорожек цвели ромашки. Не внушавшее доверия крыльцо чудесным образом выпрямилось и радовало взгляд свежими досками и опорами. Я на всякий случай потёрла глаза кулаками, вернулась в дом и вышла снова ― ничего не изменилось. Кто-то за ночь навёл во дворе идеальный порядок и даже сложил в аккуратную поленницу у забора дрова, которые ещё вчера были свалены большой бесформенной кучей. Забор, кстати, тоже выглядел новеньким и только что покрашенным в синий цвет, хотя краской не пахло. «Ладно», ― подумала я и пошла за дом. Почти не удивилась, когда увидела обновлённое отхожее место, уже не кажущееся готовым рухнуть на голову тому, кто осмелится войти под его крышу. Внутри теперь всё было устроено более чем прилично и имелись даже пластиковое сиденье с крышкой и упаковка двухслойной туалетной бумаги не самого плохого качества.

Мне начало казаться, что я всё ещё сплю. Даже ущипнула себя за руку, чтобы убедиться, что это не так.

– Нравится? ― с привычным уже урчащим звуком прозвучало за спиной.

– Это всё ты сделал? ― спросила я у Уголька, безошибочно определив собеседника.

– У меня таких возможностей, увы, нет. Это Малинка постаралась. Она у нас на подобные дела мастерица, ― прозвучало в ответ.

– Малинка? ― переспросила я.

– Ты сходи, куда собиралась, а я тебя в доме подожду. Сегодня велено про общину тебе всё рассказать.