Ана Сакру: Бесит в тебе

1. Ваня

– Что ж, уважаемый, должен признать, это никуда не годится, – откинувшись в рабочем кресле, Пал Палыч, декан нашего факультета, сверлит меня бесцветными глазами из-под седых кустистых бровей, – Сейчас же есть ИИ ваше нечистивое, в конце-то концов, спросили бы хоть у него, – выбивает раздраженно дробь желтыми ногтями по письменному столу, – Но вам же настолько лень, да, молодой человек?! – и чуть не плюет мне в лицо от возмущения, – Что вы мне тащите статью из Википедии!

Тут он демонстративно хватает мою курсовую и трясет ею в воздухе. Чтобы не закатить глаза, зачарованно смотрю на пучок волосков, торчащих из его левого уха.

Вот привязался, а… Сложно ему что ли трояк поставить? Задрал со своей социологией. Да кому она нужна?! Вообще каким нормам социума может научить дед, не знающий, что лучше избавляться от ушной растительности?

Но это я так…Тихо наезжаю на Бессонова про себя, чтобы не чувствовать себя полным идиотом.

На самом деле Пал Палыч бесспорно мозг, совесть и гордость нашего университета. Правда очень старая, заросшая, дребезжащая как наждачкой по стеклу гордость…

– Я прекрасно понимаю, что на дальнейшее развитие в стенах нашего учебного заведения вы не рассчитываете, – переплетает узловатые пальцы Пал Палыч, сканируя меня сквозь линзы съехавших с переносицы очков.

– Не рассчитываю, – активно киваю я.

– Как и, возможно, на работу по специальности…– щурится, – Вы же, Чижов, у нас кто? Спортсмен? – снисходительно.

– Никакой работы по специальности, – жарко заверяю Бессонова, собираясь добавить, что готов поклясться в этом на чем угодно. Хоть на крови, хоть на его диссертации.

Вот только его "спортсмен" меня, признаться, больно царапает.

Потому что уже нет. Уже не спортсмен.

Я ведь очень хотел, реально делал все, чтобы построить спортивную карьеру.

И прошлой весной мне это практически удалось. Мне предложили место во втором составе профессионального баскетбольного клуба. Я тогда подал заявление на перевод на заочку несмотря на возмущенный вой моей интеллигентно- гуманитарной семейки и собирался забыть про всю эту социологию и менеджмент как страшный сон, но…

Но сложный перелом лодыжки в июле разом поставил крест на всех моих планах. Я не хромаю и до сих пор вполне прилично бегаю, даже спокойно тяну игру в студенческой баскетбольной команде. Но профессионалом мне уже никогда не стать.

И теперь хрен знает кто я вообще такой…Но уж точно не социолог!

На очное вернулся под давлением родителей, чтобы получить "приличный" диплом. Остался то последний год. Точнее уже всего -ничего. ГОСы и диплом.

Но мне лень… Так лень!

И хочется высказать это прямо в морщинистое, покрытое старческими пятнами лицо профессора, но я понимаю, что выбешу его своим чистосердечным только еще больше. Ведь он настоящий фанатик социального менеджмента.

Поэтому я благоразумно молчу, что обычно мне не свойственно, и продолжаю меланхолично рассматривать пучки растительности на голове Пал Палыча, разбросанные в самых неожиданных местах.

– Но это же позор! – кряхтя, продолжает сокрушаться Бессонов, – Вы хотите, чтобы я под вот этим поставил свою подпись? Под вот этим?! – с таким нажимом тычет пальцем в титульный лист, что рискует сломать фалангу, – Нет, Иван… Как вас по батюшке?

– … Васильевич, – убито подсказываю я.

– Васильевич, голубчик мой дорогой. Это я не принимаю. Этим, извините, разве что подтереться… И то… Не каждый седалищный нерв выдержит. Сей опус – явное обесценивание престижности образования в нашем университете. Преступлением будет, если я ваши писульки приму.

– Пал Палыч, простите, я все перепишу, дайте мне неделю, – бормочу, строя виноватую рожу.

– Ну какой я вам Пал Палыч, Чижов, – страдальчески кривится Бессонов, поправляя сползшие очки, – Совсем уже…Да и что вы мне за неделю напишите, если до этого за полгода не написали. Нет, все, идите, "неуд", – устало отмахивается от меня как от надоедливой мухи.

– Павел Павлович, а ГОСы? Меня же не допустят. Мне не "неуд", мне “уд” нужен!

Профессор как-то странно сверкает на меня бесцветными глазами и сдавленно хмыкает в кулак.

– Ваше невежество, Иван мой любезный Васильевич, настолько глубоко, что даже очаровательно. Вы бы хоть значение слова "уд" в словаре посмотрели, я не знаю…"Уд" ему нужен… "Уд" вы мне только что сами свой принесли, хотя я просил курсовую. Забирайте! – и швыряет мне подшитые листы через стол.

Ловлю, хмурясь. Что он несет? Какой еще “уд”? Совсем из ума выжил старик…

– Как мне сдать, Павел Павлович? – поднимаю на профессора показательно готовый на все взгляд, – Мне очень надо.

Стучит по столу крючковатыми пальцами, поджимая губы. Пошлет сейчас, по лицу вижу.

– Павел Павлович, очень прошу… – канючу, внутренне теряя терпение.

Да что мне сделать? Сплясать? Денег дать? Старый хрыч.

Но профессор молчит, сводя пушистые белые брови к переносице.

– Очень он просит, – цедит язвительно после паузы. замолкает снова. Причмокивает губами. И наконец в блеклых старческих глазах загорается какая-то мысль, – Чижов, а вы с таблицами данных работать умеете? Ну и эксель там?

– Пф, конечно, кто сейчас не умеет, – хмыкаю.

– Ой, как хорошо. Тогда так с вами договоримся, молодой человек. Пойдете работать на кафедру. На полгода, как раз до сдачи диплома. И даже с окладом! Правда ставка пол минимального оклада, но тут уж не обессудьте, мы здесь за идею, а не за злато, да?

– Э-э, что?! – у меня отваливается челюсть.

Что он несет?!

– Лизавете помощь нужна в обработке данных соцопросов, она не справляется, – как ни в чем не бывало продолжает Бессонов, – Так что вместе с ней потрудитесь, принесете пользу обществу.

– Какой еще Лизавете? – хренею я.

– Шуйской, вы разве не одногруппники? – хмурится Пал Палыч.

Сглотнув, киваю. А, эту убогую знаю, да.

Точно, она ж на кафедре крутится в юбках своих старообрядных. Ну понятно, почему с экселем не справляется, комп то наверно впервые увидела пару лет назад. Наша местная монастырская достопримечательность…

– А я вам тогда даю неделю на пересдачу курсовой и, так и быть, возьму вас на написание диплома. Выйдете из Альма-матер хоть с какими-то знаниями, – торжественно завершает профессор.

Я на это только заторможено моргаю.

Еще и диплом у него писать? У него???

Трындец, я попал.

2. Ваня

– Что ж, раз решение принято, – голосом, полным энтузиазма, вещает профессор, – предлагаю не откладывать дело в долгий ящик и сейчас же пройти со мной в лаборантскую.

– Зачем в лаборантскую? – настороженно интересуюсь я, наблюдая, как Пал Палыч, по-стариковски крякнув, тяжело встает с кресла.

– Как зачем, Чижов? Обозревать фронт работ. Пойдемте-пойдемте… – поторапливает.

– Но у меня треня через полчаса, некогда мне обозревать…– страдальчески отнекиваюсь.

– Что у вас, простите?! Что за издевательство над великим и могучим? Не знаю такого слова! И вообще… любезный мой. Я бы на вашем месте сильно подумал, прежде чем сейчас мне возражать, – сверкает профессор колючим взглядом из-под толстых линз очков.

Э-э-э, не тупой. Понял. Ладно. Не возражать.

Покорно плетусь за Пал Палычем по узкому коридору деканата. Подмигиваю Аньке, секретарю, сворачивая вслед за Бессоновым в темный аппендикс, куда за все прошедшие годы учебы я еще ни разу не заходил.

Табличка рядом с дверью отлично объясняет почему. "Кафедра социальной статистики и демографии". Ух, как интересно! Аж зубы сводит.

Проходим внутрь. Здесь пахнет ветхостью и пылью даже несмотря на новенький ремонт в унылых бежевых тонах. Мимо проходит какой-то сутулый прыщ с жидким хвостом почти до пояса и в точно таких уже толстых как у Пал Палыча очках. Не знаю, как у нас в стране сейчас с демографией, но здесь ее определенно способны только задокументировать.

– Здравствуйте, Павел Павлович, – сутулый на ходу умудряется склониться в три погибли, приветствуя профессора. Наверно это плюсы запущенного сколиоза.

– Здравствуй, Елисей.

Мля… Ещё и Елисей! Расплываюсь в ехидной лыбе, смотря в упор на парня и пользуясь тем, что стою у Пал Палыча за спиной. Елисей, оценив мое физическое превосходство да просто во всем(!), нервно сглатывает и устремляет преданный взгляд только на профессора.

–… Лиза на месте? Не знаете? – интересуется у него Бессонов.

– Да, в лаборантской. Я вот только ей отчеты принес и как раз уточнить хотел…

– Потом- потом, спасибо, – нетерпеливо отшивает его Палыч и дальше двигается вглубь коридора.

Подмигнув хвостатому Елисею, следую за ним. Перед тем, как зайти вместе с профессором в лаборантскую, кидаю нетерпеливый взгляд на наручные часы.

Боря, наш тренер, меня на британский флаг порвет, если опоздаю. У нас четвертьфинал через два дня.

Но сбежать от Бессонова не вариант. Окрысится сразу, и плакали мой допуск к ГОСам и курсовая. А вот покивать, дождаться, когда Палыч свалит, и потом уже спокойно смыться от Шуйской – как раз реально. В конце концов, зачем ей моё нечестивое общество? Еще Боженька сверху увидит и придется перед сном на горохе на полчаса больше стоять, угораю про себя, заходя в кабинет.

Внутри ориентируюсь не сразу – так тут все заставлено. Вроде бы большое помещение, в три окна, а по ощущениям даже дышать нечем. Стеллажи, забитые книгами, папками и журналами, ящики железные какие-то прямо в проходе, столы, заваленные документами, оргтехника всех поколений, начиная с девяностых. И даже просиженный плюшевый диван.

Шуйскую, как обычно облаченную в фирменный мышиный, в этом бардаке сразу и не разглядеть. Затихарилась за столом у дальнего окна. И я ее в упор не вижу, пока профессор не подходит к девчонке вплотную.

– Ой, Павел Павлович, как хорошо, что вы зашли! Комаров как раз для вас отчеты оставил и…– начинает звонко тараторить моя одногруппница, устремляя на Бессонова преданный взгляд новорожденного олененка.

У нее вообще всегда мина такая…Чересчур благостная. Или блаженная. Или как там… Не от мира сего, короче, она.

Еще вечная коса эта, свитера бесформенные, юбки в пол. И бледное, лишенное макияжа лицо, на котором большие зеленые глаза кажутся пугающе яркими по сравнению со всей остальной невыразительной внешностью.

Да, эти ее глаза… По их выражению сразу понятно, что Шуйская – улетевшая. Впрочем чего ожидать от девчонки, выросшей в какой-то секте в тайге или откуда там она. Я, честно сказать, и не знаю.

Мы не общаемся. Точнее, именно Шуйская не общается практически ни с кем из группы. То ли боится грешницей стать, то ли считает себя выше других, но скрывает. Кто ее разберет?

Да мне и плевать. Списывать дает, если попросишь, и ладно.

– Нет-нет, все отчеты потом! – перебивает Шуйскую профессор, расплываясь в довольной улыбке, – Лизонька, у меня для вас отличная новость. Я вам помощника привёл, – показывает на меня широким жестом. А затем манит пальцем, словно я какой-то щенок, – Чижов, подите-ка сюда!

3. Ваня

– Приве-е-ет, – тяну я, плюхаясь на стул, приставленный сбоку к Лизкиному столу.

Подмигиваю замершей Шуйской, криво улыбнувшись.

Ну, она все-таки девчонка… Где-то там, под своими серыми тряпками.

А внимание, оно и монашке приятно.

Вот только эффект произвожу совершенно противоположный ожидаемому. Вместо стыдливого кокетливого румянца Лиза бледнеет и медленно хлопает своими огромными зелёными глазами.

– Э-эм…– прикусывает нижнюю губу, переводя несчастный взгляд на профессора, – Павел Павлович, а может не надо? – с мольбой, – Я отлично справляюсь, правда!