Серж Винтеркей: Ревизор: возвращение в СССР 49

Глава 1

Москва, МГУ

В понедельник встретились с Витькой Макаровым прямо около кабинета Гусева. Тут же к нему и постучались. Повезло, что занят он не был, по телефону не разговаривал. Так что немедленно с ним и стали вопрос обсуждать.

Заметил тут же интересный момент: Гусев чуть ли не на «вы» стал Витьку Макарова называть.

Ну а что, раньше это был бунтующий сын первого заместителя МИД, протестовавший против воли отца и специально пошедший в МГУ, а не в МГИМО. Так что, с точки зрения Гусева, ещё не факт, что из него толк бы вышел. Полагал, видимо, что обидевшийся отец может и лишить своего блудного сына поддержки. А без неё Витька Макаров наверх пробьётся, только когда Гусеву уже на пенсию пора будет уходить. И к чему он тогда вообще ему нужен будет?

А теперь, после такого явного признака, что связи влиятельного отца и сына полностью восстановлены… Ну а чем ещё можно объяснить внезапный перевод в ноябре, в другое учебное заведение, да еще и в МГИМО, учитывая, где отец работает? Понятно полностью, почему Гусев стал с Витькой невероятно учтиво обращаться. Ну да, с такой поддержкой тот может очень быстро вверх по карьерной лестнице взлететь…

Правда, на меня Гусев тоже как‑то загадочно посматривал.

И потом, когда мы все детали по поводу конференции обсудили, он сказал:

– Ладно, Виктор, вы теперь студент другого вуза. Не будем мы вас задерживать с Павлом. У нас тут ещё некоторые наши дела остались… Большое вам спасибо, как мы и договорились, подберите ещё пару человек в оргкомитет конференции из своей новой группы в МГИМО. Ну, конечно, со своим руководством МГИМО тоже согласуйте, чтобы они их утвердили обязательно протоколом. Вы‑то там новенький, никого не знаете. А мало ли – человек проштрафился перед руководством, и его ни в коем случае нельзя в оргкомитет включать? Может, он вообще там на грани исключения балансирует? А с вами будет ласково и вежливо разговаривать, и вы решите, что он достойный кандидат для такой роли.

– Да‑да, конечно, – сказал Витька. – Понял: пока руководство МГИМО не утвердит участников оргкомитета, никаких договорённостей ни с кем из них не заключать.

– Вот и молодец, Виктор. Ну давай, иди, хорошего тебе дня! – сказал Гусев, неожиданно снова перейдя с Макаровым на «ты». Не привык похоже еще, или не определился просто до конца, как теперь себя вести…

Едва дверь за ним закрылась, как Гусев тут же мне сказал:

– Ну, Ивлев, ты, конечно, с Громыко‑то учудил. Как ты так умудрился влипнуть в неприятности? Сугубо между нами тут наш парторг Фадеев начал на тебя такую бочку катить! Видать, ты для него был как бельмо на глазу – весь такой молодой и успешный. Вот он тут же и обрадовался возможности как‑то тебе подкузьмить. Ты бы видел, какую он характеристику на тебя в МИД отправил. Ничего кошмарнее я ещё не видел, учитывая, что речь шла про студента‑отличника. В общем, я решил, что это совершенно несправедливо, и набрал твоих поручителей в партию – и Захарова, и Межуева, – чтобы они занялись твоей защитой в твоё отсутствие.

Вот оно как! У меня неожиданно ещё один спаситель объявился, про которого я и не подозревал. Твою ж в качель, теперь еще и Гусеву тоже должен! Скоро выяснится, что меня тут пол‑Москвы спасало, пока я на Кубе зависал. А ведь Захаров и Межуев ни полсловом мне не обмолвились о том, откуда они узнали о моих проблемах… Может, и в самом деле Гусев не врёт, и именно он их и уведомил? Ну, это я у Захарова запросто смогу уточнить достаточно скоро.

А пока что, на случай, если так оно и есть, конечно же, принялся горячо выражать свою признательность за эту поддержку.

– В общем, с тебя теперь причитается, – довольно выслушав мои благодарности, кивнул Гусев. – В том числе и в том случае, если Фадеев, зло на меня затаив, решит со мной счёты начать сводить. Тогда уже к тебе просьба будет: обратиться к Захарову и Межуеву, чтобы они ему хвост прищемили. Как считаешь, так оно по справедливости же будет, правильно?

– Да, – согласился я. – Это будет совершенно по справедливости. Так что, если вдруг такое начнёт происходить, на меня можете смело рассчитывать. Я не подведу.

И он ещё не знает, насколько он смело может рассчитывать на самом деле. Что это будет не просьба какого‑то мальчишки, которого могут запросто проигнорировать. А в случае с Захаровым, если наши отношения и дальше будут так хорошо складываться, то он сможет ожидать немедленной и очень мощной поддержки против Фадеева.

– Кстати, – спросил Гусев. – А где очередные письма из газеты и с радио? Вон же твои статьи исправно выходят. Только недавно читал твое интервью с Фиделем Кастро. А что, главный редактор тоже с тобой на Кубу ездил, чтобы вместе статью эту с тобой издать?

– Нет, но оказал всяческую поддержку, чтобы эта статья вышла, – уклончиво сказал я.

– А, ясно, просто примазался, – понятливо кивнул Гусев. – Ну, это дело обычное, такое сплошь и рядом происходит. Ты по этому поводу сильно не переживай. У нас в университете все точно также. Пока ты аспирант, нужно брать в соавторы кучу народу начальственного, чтобы опубликовали в приличном журнале. Даже если они вообще не очень понимают, о чем речь в твоей статье…

Я не стал ему говорить, что совсем не переживаю, а более того – очень рад был этому предложению Ландера. Оно меня здорово с мидовского крючка сняло, позволив перекинуть ответственность на плечи этого алкоголика-добровольца. Просто тоже, сделав слегка грустный вид, закивал, мол, да, так оно и есть. Жизнь сурова и несправедлива, и в соавторы навязываются все, кому не лень, кто тебя выше по должности…

– А про письма читателей я обязательно спрошу и привезу вам, – пообещал я.

Оттуда сразу же отправился на ЗиЛ. Ну теперь главное, чтобы партийному и комсомольскому руководству глянулся именно третий вариант сценария…

Приехав на завод, сразу пошёл к кабинету Варданяна, подёргал за ручку дверь приемной – закрыто на замок. Странно, получается, что даже секретарши его на месте нет…

Ладно, пошёл к Григоряну.

Зайдя в приёмную секретаря, узнал, что у Григоряна Варданян – они о чём‑то там совещаются вдвоём. Тут же сказал секретарше, что это идеально: они мне оба нужны. И, постучав в дверь, зашёл к ним.

Она, правда, попыталась меня остановить, но не успела – только рот раскрыла, как я уже заходил в кабинет. Опешила, похоже, от моей наглости.

Как я и ожидал, Григорян с Варданяном, увидев меня, обрадовались. Тут же перестали обсуждать то, над чем ломали голову, судя по их озабоченным лицам. Видимо, там была какая-то проблема, которую им самим решать не хотелось, так что они с радостью от нее отвлеклись. Григорян спросил меня:

– Ну что, студия одобрила? Всё, начинают снимать?

– Если бы, – сказал я и описал ситуацию с мнительным парторгом.

Я ждал, конечно, что они оба разозлятся, но не знал, что настолько. У Григоряна лицо покраснело, он начал непонятно ругаться, видимо, на армянском. Варданян, будучи помоложе и поздоровее, просто расстроенно покачал головой.

Видимо, ругань помогла Григоряну излить свои эмоции, потому что, когда он вновь перешёл на русский, то злым уже не выглядел, скорее унылым.

– И вот так на каждом шагу, – сказал он. – Проклятые перестраховщики. Ну великолепная же идея! Как можно было придраться с точки зрения идеологии к такому сценарию – уму непостижимо.

– Но есть и хорошие новости, товарищи, – сказал я, чтобы подбодрить их и перейти уже к конструктиву. – Я вчера поработал и придумал три новых сценария. Вот, ознакомьтесь с ними, – протянул им листочки.

Прежде чем они начали читать, добавил:

– По каждому из новых сюжетов не вижу даже гипотетически, как парторг этой студии сможет придраться… Хотя, конечно, нет пределов чужой фантазии…

Комсомольские руководители погрузились в чтение. Закончив читать, Григорян сказал:

– Третий сценарий, без сомнения. Про пожарные машины фильм должен выглядеть очень зрелищно. Ну и сразу видно, какую огромную пользу наш завод стране и людям приносит. Парторг именно его одобрит, без сомнения.

Варданян тут же поддержал руководителя:

– Да, третий сценарий мне больше всего понравился. И, Павел, давай тогда, раз такое дело вышло со сценарием по монтажу, если Барсуков даст тоже добро, то мы тогда все втроём и съездим на эту студию. Договоримся предварительно, чтобы их начальство вместе с парторгом нас приняли. А то мало ли, этот парторг что‑нибудь снова придумает, почему нельзя снимать. Постараемся его прямо на месте и задавить авторитетом. Потому что если он и этот сценарий захочет зарубить, то это уже никуда не годится. Это очень хороший сценарий.

– Это было бы здорово, товарищи, – сказал я. – Ну, в принципе, если на этом этапе от меня больше ничего не требуется и с товарищем Барсуковым вы сами переговорите, то, может быть, я уже могу идти?

Меня тут же отпустили, да ещё и очень вежливо. Оба вышли в приёмную и пожимали мне руки на глазах у изумлённой секретарши.

Ну, теперь она точно меня запомнит на будущее и не будет пытаться мариновать в приёмной. Уходил я быстро, чтобы меня не попытались остановить. Как здорово, что они не захотели, чтобы я пошёл ни к Барсукову, ни тем более на студию, на эти переговоры… Все равно особых иллюзий я не имел. В титрах фильма вряд ли будет стоять моя фамилия…

***

Москва, МИД

Сколько Громыко со своим помощником голову ни ломали на выходных по поводу того, кто бы мог отправить молодого журналиста на Кубу с такой крайне необычной миссией, но так в голову им ничего с полной определённостью и не пришло.

Прежде всего, конечно, их насторожил сам факт получения парнем в таком возрасте семейной путёвки на Кубу, да еще и на три недели. Не сказать, чтобы это была обычная практика даже для толковых молодых журналистов.

Помощник набрал Ландера и выяснил, что путёвка точно не прошла по линии «Труда». Тот его заверил об этом со всей определённостью.

Но тут же они вспомнили, что Ивлев работает ещё и в Кремле на полставки. Скорее всего оттуда ноги этой путевки и растут.

Вот туда уже звонить с таким вопросом точно не стоило. Если всю эту комбинацию разыгрывал кто‑то из коллег Громыко по Политбюро – а вряд ли это был кто‑то ниже, учитывая всю её дерзость и необычность, – то ему немедленно сообщили бы об этом звонке. И тот тут же бы насторожился и заинтересовался, с чего вдруг Громыко его фигурой, которую он двигает по шахматной доске, заинтересовался.

Люди такого уровня в случайности не верят. И за совпадение такое интерес не воспримут. Начнут тут же прикидывать: а что Громыко с этого интереса? Куда он направлен?

Если вдруг решат, что интерес его сугубо негативен, могут и какие‑то превентивные меры предпринять, чтобы помешать ему сорвать их кубинскую комбинацию. Кто его знает, кто конкретно этот игрок и какое именно влияние он имеет на генсека и Политбюро?

Хотя прямо сейчас Громыко был абсолютно уверен в том, что Брежнева никто об этой комбинации не ставил в известность. Андрей Андреевич был полностью уверен, что Леонид Ильич немедленно обратился бы к нему за какими‑то уточнениями. Спросил бы его однозначно, стоит ли вообще всем этим заниматься в интересах кубинских товарищей?

Появились подозрения в адрес Андропова. Эта загадочная трёхнедельная кубинская командировка для молодого пацана, помимо Кремля, также прекрасно вписывалась и в интерес со стороны его ведомства.

Но и сам министр, и его помощник тут же поставили эту версию под сомнение. Она вообще никак не вписывалась в характер Андропова.

Юрий Владимирович, долго проработав в КГБ, приобрёл и характерные черты для представителей этого ведомства. В частности, он был достаточно осторожен. И без предварительного уведомления и согласования с Политбюро никогда в жизни бы такой серьезной внешнеполитической операции он бы не затеял.