А, выясняется, что все это время я таила в душе обиду на него и на ситуацию.

И вот она, естественно, выплеснулась.

– Не припомню, чтобы вас приглашала! У нас тут семейный разговор.

Я сразу же немного расстраиваюсь – уж больно довольным выглядит Антон. Я же не планирую с ним сходиться, просто хотела укусить Святослава.

И получилось.

Он нервно вздыхает, рубит воздух рукой и отвечает:

– Мне очень нужно поговорить.

– А мне – нет!

Зачем я его отталкиваю? Ну глупо же!

Я ведь хочу, правда, хочу, чтобы он сказал, что скучал и мой возраст уже не помеха. Что я ему так понравилась, так запала в душу, что не сумел забыть и забить.

Однако я леплю еще одну фразу:

– Я не желаю с вами общаться.

Святослав стоит, смотрит. И кажется – все, вот сейчас он уйдет, и мы не увидимся уже никогда.

Теперь это точно не запятая с вопросом, а тяжелая, жирная точка.

Окончательная, как в Эпилоге.

Я молчу, стискиваю челюсти. Самой неприятно, что так вышло.

Святослав в какой‑то степени попался мне под горячую руку.

Но назад, кажется, уже пути нет.

Я опять тяжело выдыхаю:

– Ну и чего вы стоите у меня на участке? Идите. Я вроде вам все четко сказала.

Святослав чуть пятится, тихо рычит, будто оборотень, и выдает:

– Я не уйду, пока ты меня не выслушаешь, Янина.

– Да пошел бы уже! – кричит Антон.

И Святослав внезапно срывается. Двигается на мужа скалой – кулаки сжаты, по скулам мечутся камушки желваков, взгляд такой – что, ощущение – даже бетонную стену пробьет.

Я выдыхаю и соглашаюсь, чтобы лишь прекратить эту сцену:

– Пошли, поговорим.

– А мы? Как же мы? – возмущается Тоша.

– А между нами все уже давно решено. Уходи. Я к тебе не вернусь. И твое возвращение мне не нужно.

Я удаляюсь со Святославом на задний двор. Стою, скрестив руки на груди. Он молчит.

Смотрит.

Снова молчит.

Вдруг в один шаг приближается и наклоняется близко к лицу.

Блин! Опять! Опять это чувство! Как будто стало теплей в животе, и тело стало весить меньше.

Как будто невесомость вокруг.

И я… плаваю в ней… парю…

Горячее рваное дыхание оседает на лице.

– Яна… Янина… Я нанял частного детектива следить за тобой.

– Та‑ак… Вот это уже интересно. Удалось удивить. Дальше?

Я еще трепыхаюсь, пытаясь обуздать ощущения и желания.

А они все накатывают и накатывают.

Внутри будто расправляется тугая спираль – горячая, какая‑то волнующая. Воздуха резко становится меньше.

– Ну и что же? – тороплю я, потому что Святослав тяжело дышит, молчит… Смотрит, не сводя глаз, как и в первую нашу встречу – просто пожирает меня взглядом.

– Я собирался тебя забыть. Все‑таки большая разница в возрасте. Еще муж, сын… Все это вместе… Но я не мог перестать о тебе думать. Причем, постоянно. Дошло до того, что я секретаршу нашего детективного и охранного агентства назвал Янина. Она поразилась. Подумала, я спятил. Она у нас давно уже работает…

Я смеюсь:

– А ее как зовут?

– Маша. Совсем непохоже, так ведь?

– Да уж. Совсем.

– Короче. Я нанял частного детектива, и вот вчера он мне доложил, что ты развелась. Я еще думал, прикидывал. А сегодня детектив позвонил и сказал, что твой муж пришел к тебе с вещами… И меня просто уже переклинило…

– Интересно. Соперничество сработало?

– Ревность. Послушай. Я много думал и пришел к выводу, что уже совершенно плевать – сколько тебе лет по паспорту. А вот муж твой меня беспокоит. И тебе нужно сказать только слово – я тут же вышвырну его вон.

– Какое слово мне нужно сказать? Предложение, действительно, крайне заманчивое. Я его уже битых… – смотрю на смартфон, чтобы узнать время. – Битых полчаса не могу выдворить. Помощь стала бы весьма своевременной.

– Но у меня есть еще предложение.

– Переспать? Спасибо, не надо.

– Нет. Я хочу взять тебя замуж.

У меня аж в горле пересыхает. И теперь уже я сама молчу, моргаю часто‑часто в какой‑то ошеломленной растерянности и шоке.

Святослав чуть улыбается.

– Не ожидала?

– Вообще нет. И возраст мой больше тебя не смущает?

Когда это мы вдруг перешли на «ты»? Я не заметила. Но шпарю, как по маслу, как по накатанному.

И плевать уже, когда мы сократили дистанцию с «вы» до «ты».

Мне сейчас уже совсем не до этого.

Банально не верится, что мужчина – состоятельный, умный, красивый пришел свататься к такой, как я.

Престарелой Золушке… ага.

– Ничего не смущает.

– А сын? Ты подумал, что, если мой Коля тебя не примет, и я не приму?

– Подумал и сделаю все, чтобы он так ко мне не отнесся.

– Вот уж удивил так удивил.

Я все еще слегка хорохорилась, а у самой где‑то внутри все пело, трепетало и ликовало.

Хотелось броситься на шею Святославу и поцеловать. Но я стояла, скрестив руки на груди и ждала.

А вот мужчина ждать больше не стал.

Я ахаю, потому что он вдруг приближается, обнимает совершенно бесцеремонно и по‑хозяйски, и… целует так, что у меня ноги слабеют и сопротивление заканчивается.

Где‑то на заднем плане слышится звук закрывающейся калитки – ушел муж. И слава богу. Не хотелось бы выставлять его силой.

А мы продолжаем целоваться и целоваться.

Затем раздается звонок велосипеда моего Коли.

Но мы так и не отлипаем друг от друга. Все еще в кольцах объятий стоим, не в силах прекратить поцелуй.

Наконец, у меня достает силы остановиться и слегка отстраниться.

– А как же твои близкие? Вдруг твои родители не примут такую старую жену для сына?

– Мои родители живут далеко, в другом городе. Но я им уже сообщил, и они дали согласие.

– Когда это ты успел? Ты ведь только что уверял, что решил сюда заявиться на эмоциях и недавно. Когда выяснилось, что Антон собрался вернуться в семью.

– По дороге.

– И за рулем?

– Водителя взял. Иначе точно врезался бы, не доехал. Так переживал…

– И звонил родителям?

– Маме.

– Все рассказал.

– Вкратце. Но вполне емко и четко.

– А если бы они не дали согласия? Сказали, что категорически против? Что тогда?

Зачем, зачем я его снова испытываю?

Хотя знаю. Вероятно потому, что уж больно обожглась об Антона. Хочется твердой уверенности. Обжегшись на молоке, дуешь на воду…

Да и не в том я уже возрасте, чтобы в омут с головой, без раздумий.

Теперь только медленно, пальчиками проверив – не ледяной ли тот водоем.

Просмотрев все данные по нему – не вредная ли вода, и не грязная ли.

Святослава я ошарашиваю. Он такого напора вопросов и сомнений, он берет паузу. Внимательно вглядывается в лицо. Я же настаиваю, повторяю:

– А если бы не дали, я все равно бы взял тебя в жены. Я ведь не мальчик. Возможно, ты меня так воспринимаешь…

– Нет… Я тебя воспринимаю, как мужчину.

Он расплывается в довольной улыбке. Как будто желанный приз получил. Причем, когда уже и не ожидал. Смирился с тем, что не светит.

И вдруг! Внезапно! Случайно! Выпал выигрышный билет!

– Ну, что? Посмотришь, какой дом я нам хочу купить? Может, оценишь? Мало ли, тебе не понравится? – спрашивает Святослав и уже все… я не могу больше его отталкивать.

Он хочет нам купить дом! Музыка для моих ушей! Симфония, блин! Настоящая!

Я улыбаюсь и говорю искренне:

– Очень хочу.

– Так поехали! Зови сына! Надо ведь и ему угодить!

Все. Он меня покорил. С этой минуты и на долгие годы.

Я так хотела побыть женщиной – слабой, беззащитной и хрупкой.

Что шанса отказаться от этого не было.

Как и у Святослава, видимо, шанса уйти от меня…

Развод после 40. Ты мне не нужен!

Глава 1

Олеся

– Послушай, это уже просто ни в какие ворота! Ты почему вообще так со мной разговариваешь?! – срываюсь на крик, глядя в надменное лицо мужа. – Я и работаю, и с ребенком, и еще по дому… Кручусь верчусь… А ты… ты… Видишь ли я шампунь не принесла из ванной на первом этаже в ванную на втором… Ты вообще в своем уме?!! Ты это серьезно?!! Из‑за такого скандалы закатывать! Выговаривать мне, как на плацу!

Муж смотрит – незамутненный, весь из себя, в своем праве.

– Я купил шампунь, почему ты не отнесла его в верхнюю ванную? – цедит, словно имеет полное право. – Ты дома сидишь, а я пришел после работы. Я еще добирался почти полтора часа по пробкам. Заехал в магазин, все купил…

Ага. Все. Продукты я заказывала курьером…

– Я дома работаю! Пишу рекламные статьи, создаю пиар‑стратегии… И вкладываю в бюджет в четыре раза больше тебя! На твоей зарплате мы бы с голоду померли!

– Я спрашиваю еще раз – почему ты не принесла шампунь из нижней ванной в верхнюю? – у него на лице совершенное самовозвеличивание вкупе с полнейшим непониманием почему я, видите ли, не сделала то, что ему надо.

Я смотрю, злюсь, злюсь…

Срываюсь на крик:

– А ты почему не содержишь семью, если хочешь, чтобы я была домохозяйкой! Я могу! Да вообще запросто! И шампуни приносить куда надо, и все остальное. Я отлично готовлю, и вообще хорошо веду дом! Пожалуйста! Давай! Начни получать такую зарплату, чтобы мне зарабатывать не приходилось! И тогда спрашивай!

Муж пыхтит – ноздри раздуваются, руки сложены на груди.

Вот‑вот «закипит чайник». Впрочем, эта тема «ты почему…» и «ты должна…» всплывает у нас не впервые. И никогда ничем, как правило, не заканчивается.

Мужа раздувает от гордости, что он работает и приносит кутарки, чтобы закрывать свои же кредиты. Я латаю дыры в бюджете, за ребенком слежу, за домом…

По крайней мере, Леша в посудомойке посуду моет… Ага…

– Ты не любишь ни меня, ни ребенка! – размашисто припечатывает благоверный, подозрительно пятясь к двери детской. Он так делает уже года эдак четыре, с тех пор, как сыну исполнилось три года. Нахамит, наорет – и шасть в детскую. А там же ребенок спит! Надо молчать! Нельзя орать при нем, нельзя спорить.

И всякий раз, когда Леша не прав, он поступает именно так.

Меня прямо клинит.

Да сколько же можно?!!

Сколько можно повторять этот нелепый трюк и скрываться от меня в детской, предварительно наговорив гадостей?!!

Я подскакиваю, не позволяя мужу юркнуть за дверь.

– Это я‑то не люблю сына? Я‑а‑а?

– А почему ты редко кормила его грудью? Почему сцеживалась? А?

Я знаю – с чьих слов поет благоверный – со слов матери, которая его бесконечно настраивает. Как посидеть с ребенком, чтобы мы хотя бы отдохнули один вечер, да что там отдохнули – банально к врачам сходили – не‑ет… Ни за что! Не барское дело. А как чуть что начинает – науськивает, науськивает.

И так это меня уже достает, что тормоза внезапно совершенно срывает.

Я могу объяснить, что у мамы был гнойный мастит из‑за воспаления как раз после кормления – видимо, я повредила зубами… и поэтому врач порекомендовал тщательно обрабатывать грудь и чаще сцеживать, нежели кормить грудью. Тем более, что особой разницы нет.

У меня, к тому же, поздний ребенок, так что… шансов на осложнения больше.

Три года лечила маму от рака, который возник, скорее всего, как позднее осложнение мастита. Затем – зализывала раны после смерти самого дорогого мне человека, пила препараты, после которых беременеть категорически противопоказано. Ребенок может родиться с ужасными осложнениями…

Вот поэтому мой Матюша – маленькое чудо – поздний ребенок.

– Не тебе меня судить! – рычу я.

Муж рывком бежит в детскую, и я не выдерживаю – догоняю и кричу ему в морду:

– Да иди ты к своей мамочке! И с ней обсуждай – какая я плохая! Это мой дом, мой ребенок! Без тебя справлюсь! Няню найму!

– Не ори! – шипит благоверный. – Сейчас не время… успокойся. Сын спит! Хотя бы имей к этому уважение…

Ну, конечно, не время – когда к стенке приперли.

Сын спит… Ага… Подумал он о сыне!