Владимир Кощеев: Имперец. Ранг 2. Боец

Серия «Бояръ-аниме от мастеров жанра»

«Имперец 2»

В оформлении использованы иллюстрации:

© Calvinda Risky Adiputra, dhtgip / Shutterstock.com <http://shutterstock.com/> / FOTODOM

Используется по лицензии от Shutterstock.com <http://shutterstock.com/> / FOTODOM

Иллюстрация на переплете Юлии Пасынковой

Леттеринг Виктории Лукьяновой

© Романов М., Кощеев В., 2026

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026

Глава 1

Москва, раннее утро

– Сколько тут? – спросил Серов, выглядывая из окна квартиры, откуда был сделан снайперский выстрел.

– Метров семьсот, – ответил другой мужчина, прохаживаясь по старой, разбитой квартире, пожилая владелица которой была аккуратно запакована в пакет несколько часов назад коронерами. – Точнее скажет экспертиза.

– Угу… – задумчиво проговорил Серов, продолжая смотреть из окна на переулок, в котором суетились сотрудники разных ведомств, периодически переругиваясь между собой.

– Это не похоже на разборки между родами, – заметил следователь, внимательно глядя на Серова.

– Угу, – согласился безопасник.

– Если кто-то хочет, чтобы мы вели расследование, то на наши вопросы нужно давать ответы, – немного с вызовом произнес его собеседник, вздернув подбородок.

– Лучше бы тебе не знать ответы на те вопросы, Вадим, – вздохнул Серов.

– Я и так весь в подписках о невыезде и неразглашении, как новогодняя елка в игрушках, – усмехнулся следователь.

– Вот и не увеличивай себе головняк. Я постараюсь забрать это дело, но пока вся лестница прочихается, сам понимаешь, тут уже новый стрелок вырасти успеет. Постарайся отработать максимально по горячему. А я постараюсь тебе премию сообразить.

Следователь посмотрел в окно, из которого стрелял снайпер, и проговорил:

– Ты, главное, прежде чем в кальянную идти, убедись, что хозяина нет. А то, когда я там был, он орал так, что меня, кажется, снова контузило.

Серов поднял глаза к потолку в разводах и трещинах и пробормотал:

– Господи, мне же до отпуска один день остался. Не могли они все подождать до завтра?

Москва, кальянная, некоторое время спустя

Василий Прокофьевич Шульгин – владелец кальянной, уважаемый мужчина, глава рода Шульгиных, почетный член Промышленной фракции – в гневе был страшен. Об этом знали все его родственники, все его слуги, все подчиненные.

Несмотря на тяжелый вспыльчивый характер, Василий Прокофьевич был мужчиной крайне справедливым, щедрым и умным. А как наследственный представитель купечества, он обладал феноменальной чуйкой и бульдожьей хваткой. И сейчас понимал, что произошедшее в стенах его кальянной и рядом с ней – это, конечно, чудовищно в принципе, ведь люди погибли, покалечились, пострадали. Но что ему до каких-то там людей, когда на кону многомиллионные инвестиции в заведение, чья репутация оказалась под ударом? Никакому делу не пойдет на пользу, если на твоих клиентов нападают не то что на пороге – внутри заведения!

– Вы хоть знаете, сколько стоит интерьер моей кальянной?! Кто возместит мне убытки? Я честный предприниматель, ни в каких родовых разборках аристократов не участвую! Неужели никто не защитит честного человека?!

Нельзя сказать, что подъехавшие сотрудники спецслужб его не понимали. Очень даже понимали.

В узком коридоре кальянной устроили драку несколько людей, часть из которых, очевидно, была профессиональными военными, а другая – не менее профессиональными наемниками. Только вмонтированные в периметр заведения блокираторы магии позволили избежать случайных жертв. Ну и оперативно отработавшая охрана, вызвавшая частных контрактников, на которых Шульгин в свое время не поскупился. Но развороченному коридору от этого легче явно не было. И его владельцу тоже.

Но когда к орущему хозяину заведения подошел неприметный человек в скучном сером костюме, господин Шульгин мгновенно захлопнул рот, и все сотрудники – и кальянной, и приехавших спецслужб – выдохнули с облегчением.

– Василий Прокофьевич, – обратился к нему Серов тихим и усталым голосом.

Шульгин в принципе вертел всех этих оперов, следаков и силовиков на одном продолговатом предмете. Но в присутствии этого человека хотелось держать рот закрытым и вытянуться по струнке даже ему, прожженному торгашу.

– Я понимаю ваше негодование, – продолжил Серов, смотря в глаза Шульгину тяжелым, немигающим взглядом, – и поверьте, разделяю его. Но, уверен, если вы непричастная, безвинно пострадавшая сторона, наша славная империя позаботится о том, чтобы вам возместили все убытки.

Василий Прокофьевич улыбнулся, мгновенно почуяв небезынтересные перспективы, и сделал широкий жест:

– Ну тогда милости просим. Если ваши люди позволят моим сотрудникам воспользоваться кухней, мы даже с радостью накормим вас и всех тех, кто сегодня оказался заложником этого чудовищного происшествия.

Не то чтобы Шульгин хотел кормить полицейских, но гостей, которых они задержали, попотчевать было просто жизненно необходимо, чтобы хоть как-то сгладить негативные впечатления от произошедшего. Однако кормить одних и не кормить других определенно было нельзя, так что на фоне общих убытков пара десятков сытых и чуть менее агрессивных сотрудников государя – в пределах погрешности от огромного минуса на балансе по итогам сегодняшней ночи.

Серов не то чтобы хотел идти навстречу этому лавочнику, но среди гостей были благородные, богатые, а среди работающих сотрудников – порядком охреневшие от усталости ребята, попавшие сюда в конце смены.

А он сам просто банально хотел кофе и откусить голову тому уроду, что сорвал его отпуск. Но, судя по всему, последнее произойдет нескоро, так что хотя бы кофе.

– Кухней – это можно устроить, – кивнул Серов и окликнул кого-то из сотрудников в штатском. – У вас же найдется кофе?

– Обижаете, – широко улыбнулся Шульгин. – Может, хотите попробовать кальян?

– Может, и хочу, – пробормотал Серов, размышляя, что с паршивой овцы – хоть шерсти клок.

Раз уж отпуск теперь долго не обломится.

Москва, Лубянская площадь Александр Мирный

Я лежал на койке, заложив руки за голову, и дремал.

Небольшая комната размером примерно три на четыре шага вмещала в себя только лежанку, унитаз и раковину, из крана которой размеренно капала вода.

Кап-кап-кап…

Свет мог бы попадать сквозь крошечное окошко, но оно было заколочено. Лампа в комнате не горела, но глаза давно привыкли к темноте. Впрочем, рассматривать было особенно нечего, так что и смысла в источнике света не было.

Сложно сказать, сколько времени я здесь провел, но магические блокираторы уже перестали ощущаться чем-то инородным. А если считать по кормежкам раз за сутки – то шел третий день.

Кап-кап-кап…

Нельзя сказать, что меня прямо били при задержании – я не особенно-то и сопротивлялся. Так, пару раз приласкали для профилактики. Оно и понятно – слишком уж у меня неприглядная биография выходила.

А в остальном ничего интересного.

Кап-кап-кап…

Лубянку я узнал по куску фасада, который умудрился рассмотреть в зарешеченной машине. Странное дело, мир другой, а судьба у здания та же. Меня даже допрашивать не стали, просто швырнули в конуру и оставили.

Как будто бы забыли.

Кап-кап-кап…

Интересно, здесь был свой Магго или нет?

Кап-кап-кап…

Вода капала, и капала, и капала, а я лежал в тишине и размышлял о том, что все не так уж и плохо. Здесь хотя бы кормят чем-то похожим на еду раз в день. А то в моей практике бывали случаи, когда питаться было нечем.

Однажды дочка случайно наткнулась на мои старые-старые фотографии. Мы там с еще парой парней и овчаркой на фоне каких-то развалин. Милый ребенок спросил, как звали собачку, и живо заинтересовался ее дальнейшей судьбой. А я по пьяной дури взял и ляпнул правду, что Мухтара нам потом пришлось сожрать.

Ребенок рыдал, жена орала, а я чувствовал, что реальность ускользает.

Кап-кап-кап…

Странно, что я не заметил, что Ивана, точнее, цесаревича Ивана Дмитриевича Романова, постоянно пасут. И мутные мужики, курящие у пивнухи, и какая-то гоп-компания, слоняющаяся по улице, и переругивающиеся клиенты в баре, и даже влетевший за нами в проститутошную клиент со слишком трезвыми глазами – ведь явно парня сторожили.

Старею…

Хотя формально молодею.

Словом, совсем расслабился.

Кап-кап-кап…

Не хотелось бы, конечно, отдавать жизнь за царя таким дебильным образом. Мне бы лучше на острие атаки, чем сгнить в клетке. Но, боюсь, прокурором мне уже точно не стать.

Кап-кап-кап…

Кап-кап-кап…

Кап-кап-кап…

Со зверским скрежетом провернулся замок в двери, и она распахнулась. Свет из коридора показался ослепительно ярким даже сквозь прикрытые веки.

– На выход! – рявкнул мужской голос, и мне пришлось открыть глаза.

Я медленно сел, жмурясь от света.

– На выход! – повторил голос из коридора, и я понял, что боец сопровождения в мою конуру не входил.

Боится.

Я обулся и, потянувшись так, что приятно хрустнула пара суставов, вышел.

– Следуйте за мной, – произнес солдатик и пошел вперед.

Сзади меня конвоировали еще двое, и у всех троих автоматы были сняты с предохранителей.

Хмыкнув, я пошел по длинным скучным коридорам со стенами, выкрашенными масляной краской мерзотного зеленого цвета, дешевым кафелем на полу и железными дверями с номерами без всякого порядка. Двери некоторых камер были распахнуты, демонстрируя пустое нутро, двери некоторых – заперты. К кому-то приставлен даже почетный караул. В коридоре было настолько потрясающе тихо, что звуки наших шагов разносились гулким эхом.

Просто место вне времени и пространства.

Наш довольно продолжительный переход окончился в допросной. Обычная такая, ничем не примечательная допросная комната. В которой меня уже ждал особист.

– А вот и наш террорист! – радостно, словно я – выигрышный билет в лотерее, заявил мужчина, по роже которого я мог сразу определил – не сработаемся.

Особист был мужчиной яркой внешности, какая бывает, когда два совершенно разных народа пересекаются. Я помню из прошлой жизни парня наполовину дагестанца, наполовину латыша, у которого – на лице с идеальными пропорциями голливудской внешности красовался чисто кавказский профиль. И вот здесь было что-то похожее, что в толпе явно не затеряется.

Я без разрешения плюхнулся на жесткий стул с неудобной спинкой и посмотрел на собеседника.

– Ну, рассказывай, – предложил он.

Я выразительно приподнял брови, и особист продолжил:

– Как зовут, сколько лет, где учился, есть ли семья, как собирался убить цесаревича?

Господи, их как будто в одной фабрике для мудаков культивируют.

– Александр Мирный, восемнадцать лет, первый курс Императорского Московского университета, сирота, не женат, детей нет, не собирался, – ответил я.

– Эх, такой молодой, а такой глупый, – картинно вздохнул особист. – Давай еще раз: как зовут, сколько лет, где учился, есть ли семья, как собирался убить цесаревича?

Тем временем там же, несколькими этажами выше

Антон Васильевич довольно спокойно относился к телефонным звонкам и никакого трепета перед вызовами от начальства не испытывал. Но третьи сутки почти без сна могут превратить любого самого спокойного человека в злую псину.

– Серов, а где пацан? – спросила трубка голосом боярина Нарышкина.

– Какой пацан? – раздраженно спросил Серов, откладывая бумаги и потирая уставшие глаза.

– Пацан, Серов. Пацан, который с цесаревичем во дворе махался. Его высочество изволил очухаться от сотрясения и теперь задает мне очень неудобные вопросы.

– Пацан… – задумчиво повторил Серов. – Пацана наши приняли, думаю, со всеми телами в том дворе и увезли.