Люсинда всхлипнула и украдкой смахнула слезу.

Я оторвала взгляд от Ромула и посмотрела на лекарку. Она выглядела неубедительно. То терла глаза, то поглядывала исподтишка, словно пытаясь уловить мою реакцию.

Мне и притворяться не надо было: как бы сильно я ни хотела избавиться от мужа, таких мучений уж точно ему не желала. Да и не ясно, как подобное вообще могло случиться? Он выглядел так, словно лежал на этой лавке минимум пару недель!

Перед глазами всплыла картинка отчего дома, настолько обветшалого и запущенного, будто там не жили уже много лет. В душе скребнула тревога. Что-то здесь было не так.

– Я не понимаю, – проговорила я, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Как такое могло произойти? Вчера он выглядел вполне… стабильно. Просто сломанная нога.

Люсинда всплеснула руками.

– Да кто ж его знает, Мэлори! Я всего лишь травница. А беды никогда поодиночке не ходят. Видать, внутри что-то повредил, когда упал. Я ж говорю, Жерар проклятый! Если бы не он, сидел бы сейчас Ромул дома и пил бы себе горючку. А теперь…

Я перевела взгляд на Ромула.

Да, пил бы и меня поколачивал… Или очередную психологическую травму детям своим наносил.

В груди разлился ледяной холод. Плохой знак, но должного сочувствия к мужу я сейчас не испытывала.

– Ладно. – Я выдохнула, стараясь собраться с мыслями. – Может, позвать лекаря из города? Или… что-то приготовить, отвар какой?

– Да какой город, с ума сошла, девка? До города трое суток добираться! Не жилец твой касатик столько. Вот, коль желаешь облегчить его муки, меняй компресс. Да словом ласковым подбодри.

Люсинда махнула на меня ладонью и отошла в угол комнаты. Там стоял деревянный таз с мутной жидкостью и плавающей в ней тряпкой. Подняв его, притащила ближе к кровати.

– А я пойду пока состав лекарственный потолку, посыплем на раны. Хоть какой толк будет.

С этими словами бабка ушла, оставив меня с Ромулом один на один.

Брезгливо поморщившись, я вытащила из жидкости тряпку и постаралась отжать ее. Затем сняла с живота мужа компресс. Он был горячим. За тканью потянулась какая-то слизь, и я едва сдержала рвотный позыв.

Ромул замычал и хрипло закашлялся.

– Какая же ты тварь, Мэлори Бут, – отдышавшись, выплюнул он. – Это же ты, да? За то, что лупил тебя, неугодную, со свету сжить меня решила.

– Побойся бога, Ромул, – прошептала я, осторожно укладывая мокрую ткань. – Ты же без моей помощи с крыши упал.

Я чувствовала, как подрагивают мои руки, пока я возилась с этим отвратительным компрессом. Все это казалось кошмарным сном. Вчера сломанная нога, сегодня – разлагающийся живот. Ромул продолжал что-то бормотать, обвиняя меня во всех смертных грехах, но я старалась не обращать внимания. Нужно было сосредоточиться и понять, что происходит.

Может, и не стоило приходить. Но я уже здесь, в этой зловонной комнатушке, где смерть витала в воздухе. И что-то мне подсказывало, что она здесь не случайно. Слишком быстро все произошло. Слишком неправдоподобно.

Я закончила с компрессом и села на край продавленной койки. Ромул затих, исчерпав запас брани. Его взгляд устремился в потолок. Я видела, как по бледным щекам катятся слезы, смешиваясь с капельками пота. Мне стало… жаль его. Не то чтобы сердце разрывалось, но что-то болезненно дрогнуло внутри.

– Ромул, – тихо позвала я. – Скажи мне правду. Что ты скрывал от Мэлори?

Он молчал, прерывисто постанывая. Вряд ли вообще слышал меня. Я выждала короткую паузу, а затем повторила вопрос, настойчивее.

– Ведьма ты, Мэлори, – прохрипел он наконец. – Джек, мерзавец, сплавил тебя мне на погибель. Да сам не дождался расплаты… Богу душу отдал раньше меня.

Я отшатнулась, словно от удара. Не хватало еще, чтобы слух по деревне о моей причастности к ведьмовству пошел! Собравшись с мыслями, взяла безвольную, влажную от пота ручищу мужа и склонилась к нему поближе. Может статься, это единственный шанс узнать ответы на свои вопросы.

– Отец расплатился мной по долгам, так? За что?

– Он не мог… продать дом… и мельницу. У нас была договоренность… Джек хотел уехать, а земля принадлежала его жене. А потом – ее дочери. Ведьмовские штучки…

Он закашлялся, и его губы заалели кровью. Я едва сдержалась, чтобы не отпрянуть в угол, не дать рвущейся наружу тошноте волю. Крепче сжала его ладонь, вытягивая из умирающего признания.

– То есть я хозяйка земли и всего, что на ней стоит?

– Это неправильно… не по закону… Я твой муж, и я владелец… но что-то пошло не так…

Ромул издал протяжный стон. Говорить он больше не мог. Его затуманенные глаза налились кровью, а грудь заходила ходуном от частого дыхания.

Я встала, попятившись.

Сердце колотилось так неистово, что заглушало все внешние звуки. Горло сдавило тошнотой, и я все же бросилась прочь из душной комнатушки на улицу. Едва успела до ближайшего дерева и свернулась пополам, выдавая земле скудный завтрак.

Боже, какой кошмар…

Мама и вправду была ведьмой. А отец и Ромул хотели обманом продать мое наследство, за что и поплатились.

Ветер трепал мои волосы, унося тошнотворный запах. Опершись о шершавую кору яблони, я пыталась отдышаться и привести мысли в порядок. Слова Ромула эхом отдавались в голове, складываясь в зловещую картину. Джек, мой отец, не просто продал меня за долги, а предложил будущему зятю дьявольски выгодную сделку. Выстроил коварный план по продаже того, что ему не принадлежало, – земли, пропитанной магией. И Ромул, движимый жаждой наживы, пал жертвой древних законов, о которых даже не подозревал.

Из хижины вырвался истошный вопль, а следом горестные стенания. Дверь с грохотом распахнулась, являя белую как полотно Люсинду. Она тут же нашла меня взглядом и бросилась ко мне.

– Ох, деточка, горе-то какое! Лишились вы с дитятками кормильца! Горе, какое горе!

Люсинда обняла меня, причитая о нашей с детьми горькой доле, а я смотрела перед собой невидящим взглядом. Кормильца… Да он скорее могильщиком мне был, чем мужем. Но вслух я ничего не сказала. Сейчас не время для откровений. Нужно играть роль вдовы, оплакивать утрату и не вызывать подозрений. Слишком тонка грань, по которой мне предстояло пройти. Лекарка слышала предсмертные слова Ромула, его обвинения в колдовстве и смерти. Стоит бабке Люсинде поделиться этим с кем-нибудь из соседей, и вспыхнувший костер инквизиции будет уже не потушить.

Глава 7

Следующие три дня прошли для меня как в тумане.

Похороны, соседи, роль горюющей вдовы, дети. Самым сложным было последнее.

Мэтти, и без того тихий мальчик, превратился в бесплотную тень. Странная реакция, учитывая, сколько боли и страха причинял ему отец. Он неотступно следовал за мной, как потерянный щенок, но словно не слышал и не видел ничего вокруг.

Итан же, напротив, встретил горестную весть яростным воплем, обвинив меня в смерти Ромула! Сбежал из дома, словно дикий зверь, и не появлялся до самого погребения. А когда вернулся, смотрел на меня исподлобья, как на злейшего врага. Мне стало страшно, я впервые ощутила, что не справлюсь с этим ребенком и в принципе не знаю, что от него ожидать.

Средневековые похороны выглядели совсем иначе, нежели в моем времени.

Пока мужчины грубо сколачивали погребальные носилки, женщины омывали тело Ромула, облачая его в новую домотканую рубаху. Я сидела в стороне, наблюдая за тягостной процессией, и чувствовала себя чужой на этом празднике смерти. Главным распорядителем числился дьякон, прибывший из соседней деревни. Она была больше нашей, там имелась своя церковь, приход которой набирался из трех ближайших селений. Дьякон читал молитвы, окуривал раздувшееся тело Ромула едким ладаном и отдавал указания, что нужно делать далее.

Двое служителей в белых балахонах безмолвно помогали ему. Как я поняла, церковь брала на себя организацию похорон от и до, за что полагалось заплатить. И разумеется, не забыть о пожертвовании в размере десятины от всего, чем я владела, – об этом дьякон тактично напомнил мне во время короткой сочувственной речи. Меня дрожь пробирала от одного лишь присутствия всех этих людей в моем доме, на расспросы и уточнения не было ни сил, ни желания.

Бабка Люсинда все время ошивалась поблизости, и я непроизвольно прислушивалась ко всему, что она говорит. К счастью, из ее уст не прозвучало ничего, что могло как-то меня осудить. Напротив, лекарка сокрушалась, что Ромул сорвался с крыши ее сарая, и теперь она чувствовала себя виноватой в его смерти.

Похоронили Ромула на небольшом кладбище за деревней. Могилу выкопали быстро, мужчины споро орудовали лопатами, словно соревнуясь, кто скорее закончит это мрачное дело. Гроба не было, покойника опускали прямо в погребальных носилках из неструганых досок, но украсили их ветками ели и полевыми цветами.

Мэтти, как тень, следовал за мной, держась за край моей юбки. Итан шел поодаль, с ненавистью глядя на все происходящее. Дьякон монотонно читал молитвы, служители размахивали кадилами, распространяя вокруг терпкий запах ладана. Женщины причитали, выли и осыпали накрытое желтоватой тканью тело землей. Я стояла словно каменная, не в силах проронить ни слезинки. Внутри все похолодело и сжалось в тугой комок.

На похоронах собралась вся деревня. Люди сочувственно качали головами, выражали соболезнования и предлагали помощь. Но в их глазах я видела не только жалость, но и настороженность. Шепот за спиной не укрылся от моего слуха. Кое-кто поговаривал о проклятии, нависшем над нашей семьей, ведь совсем недавно вот так же хоронили моего отца.

После погребения ко мне подошел дьякон и порекомендовал прибыть в церковь, дабы «очиститься». Я согласилась, лишь бы все это поскорее закончилось.

Потом мы с детьми вернулись в дом, где каждый предмет напоминал о Ромуле. О его грубости, пьянстве и бесконечных придирках. Но теперь все это осталось в прошлом. И вместо облегчения я почувствовала тягостное чувство вины. Вины за то, что желала ему смерти и теперь, в глубине души, счастлива, что он ушел из нашей жизни.

Вечером я попыталась поговорить с Итаном, но он лишь огрызнулся и убежал в свою комнату. Мэтти молча обнял меня, прижался щекой к руке и уснул рядом на кровати.

Ночь прошла в тревоге и кошмарах. Мне снился Ромул, обвиняющий меня в своей смерти, дьякон, требующий непомерную дань, а затем подозревающий в ведьмовстве, и голодные лица детей. Проснувшись, я чувствовала себя разбитой и измотанной. Но нужно было вставать и что-то делать. Дети голодны, новая реальность требует решений, а впереди еще столько дел.

Решив начать с малого, я спустилась на кухню и принялась готовить завтрак. Это были накопившиеся за несколько дней яйца, жаренные на сале. Мэтти уселся за стол и молча наблюдал за моими действиями. Итан так и не вышел из комнаты. Накормив младшего и отправив его в курятник за очередной порцией яиц, я решила попытаться наладить контакт со старшим сыном. Постучала в детскую, но в ответ услышала лишь тишину. Открыв дверь, я увидела, что он сидит на кровати, уставившись в одну точку.

– Итан, нам нужно поговорить, – сказала я мягко.

Он ничего не ответил. Присев рядом с ним на кровать, я взяла его за руку.

– Я понимаю, что тебе сейчас очень тяжело. И знаю, что ты любил своего отца. Но ты должен понять, что в его смерти нет виноватых. Это был несчастный случай.

Итан вырвал свою руку и отвернулся к стене.

– Уходи, – прошептал он.

Конечно же, потребуется время, чтобы залечить его раны, но я не собиралась сдаваться.

Ведь должна была стать для этих детей матерью, защитницей и опорой. Даже если это означало, что придется бороться с целым миром.

Не успела я открыть рот для очередной попытки наладить связь, как по дому разнесся громкий стук во входную дверь. Всего один, но от него вздрогнули стены. Затем скрип петель и тяжелые шаги через порог.