Ви закрыла рот и стиснула зубы. В прошлой жизни с ней обращались гораздо хуже, но сестра Аяйя давно догадалась, как ранить Ви глубже всего – достаточно было назвать ее глупой. С тех пор она часто с превеликим удовольствием била Виридиану по больному, всякий раз утверждая, что делает это ради ее же блага, дабы ее уязвимое место поскорее загрубело.

– Этой книге, – чеканя слова, произнесла сестра Аяйя, – место в помойке. В сточной канаве. Вероятно, она даже не имеет никакого отношения к Кайлару. У него точно не хватило бы знаний, чтобы сотворить подобную магию. Но я рада сообщить тебе, что эта книга порушит твою карьеру, как чуть не порушила мою.

– Что?

Сестра Аяйя продолжила говорить, словно Ви ничего и не сказала:

– Ибо по какой-то неведомой причине, несмотря на твою полнейшую безмозглость и неспособность к сложным измышлениям, эта книга дает прочесть себя именно тебе и, насколько нам известно, больше никому. Посему я должна передать тебе волю Совета Миротворцев: тебе дается три дня, чтобы прочесть ее от корки до корки и найти любые зацепки, после чего ты предстанешь перед Советом с докладом.

Ви почудилось, что она вернулась в старые недобрые времена, когда обучавший ее извращенец сначала оглушал ученицу ударом в нос, после чего заставлял защищаться от яростных атак, невзирая на слепившие ее ручьи слез и на фонтан крови, бьющий из носа.

– Зачем собирается военный совет? – сумела выдавить Ви. – И что за зацепки? Что мне искать?

– Нам необходимо найти… прошу прощения. Тебе… – Сестра Аяйя издевательски улыбнулась. Потерпев в этом неблагодарном деле неудачу, она была счастлива передать его кому-то другому. – Тебе необходимо выяснить, где находится тело Кайлара.

– С помощью этой книги? Но вы же говорите, что никто даже не представляет, о чем в ней написано; так откуда же нам знать…

– Да, с помощью книги. Не вынуждай меня повторяться. Так ты кажешься даже глупее обычного.

«Дыши. Медленно».

Ви моргнула, отвела взгляд. Ей хватило одного вдоха, чтобы взять себя в руки.

– Но… зачем? Какое нам дело? Кайлара здесь не очень-то любили. Неужели Совет настолько о нем печется, что снарядит очередную экспедицию в Алитэру, и только ради того, чтобы похоронить его по-человечески? Ни за что в это не поверю. Особенно после того, как мы с ним расстались.

Сестра поджала губы.

– Ты когда-то была наемной убийцей. Разве это не очевидно? Если тебе говорят, что некто могущественный вроде Кайлара Стерна погиб, всегда стоит увидеть тело своими глазами.

– Да не будет там никакого тела! Я же вам говорила. Он не смог бы добраться до…

– У нас есть причины полагать, что добрался. И прожил еще хотя бы недолго.

– Но… но мне казалось, Провидец уже подтвердил, что он был… что он мертв.

Для Кайлара существовала огромная разница между «был мертв» и просто «мертв», но Ви надеялась, что сестра ее не заметит.

Внезапно Аяйя Мегана отвела взгляд.

– Ладно. Считается, что у Кайлара был некий предмет, артефакт, напитанный мощными чарами. У нас есть основания полагать, что он все время держал его при себе. Тебе что-нибудь об этом известно?

– Нет. Значит, вам нужен артефакт. А на его тело вам плевать.

Ви видела, что это так, но сестра Аяйя явно не собиралась ничего признавать.

– Зато тебе не наплевать, верно? – резко ответила она. – Можешь говорить другим что хочешь, и, возможно, они тебе даже поверят. Но я видела, как ты на него смотрела.

На этот раз Виридиане не составило труда изобразить на лице холодную, бесчувственную сестринскую ненависть.

– Если я найду его, мне позволят его похоронить?

– О, малышка Виридиана. Ты же видела, как сестры стекаются сюда со всего мира. Чтобы обсудить бардак, учиненный в Алитэре, был объявлен всеобщий Собор. Через три дня мы проголосуем, как поступить. Я как твой командир настоятельно порекомендую не пускать тебя ни в эту, ни в любую другую экспедицию, что могут состояться в ближайшие годы. Так что твоя задача состоит ровно в том, чтобы плющить жопу на этом стуле, ни больше ни меньше. Если вспомнить, как бездарно ты проявила себя на штормоходе, то провал этого задания будет стоить тебе места в Сестринстве. У тебя есть три дня, Виридиана, – сказав это, сестра Аяйя неприятно улыбнулась. – И сегодняшний день считается первым.

День первый

Глава 3
Наперегонки с амнистией

Я липну к стене самой высокой башни лорда Рефа'има, прячусь под рядом зарешеченных окон и жду, когда стражник уйдет.

Дело я уже провалил. Нужно было все бросить в тот же миг, когда мальчишка сказал слова «ночной ангел». И уж точно, когда он назвал меня Кайларом Стерном. Ничто не мешает мне подождать и завершить работенку через месяц, или через шесть месяцев, или через пару лет.

Ничего, кроме указа верховного короля.

Черный ка'кари покрывает мою кожу, не дает магам засечь меня. Он говорил, что может скрыть меня либо от обычного зрения, либо от магического, но не от того и другого сразу. Хотя ка'кари мог и соврать, чтобы усложнить мне жизнь.

~– Я? Соврать?~

Памятуя о магах, я сделал свой выбор. Поэтому теперь прячусь по темным углам, изредка поглядываю на стражника в окне и на небо.

Розовые пальчики рассвета уже почесывают горизонту спинку.

Если я скажу, что пришел сюда убить кое-кого ради моего друга – верховного короля, – вы решите, что вам все понятно. Но все намного запутаннее. И сложнее. Я рассчитываю убить кое-кого без его приказа, возможно, даже вопреки его воле, и при этом провернуть все так, чтобы король остался моим другом.

Если я убью в этой усадьбе только одно чудовище, то Логан, наверное, меня простит. Но если я перебью дюжину человек, – неважно, заслуживают они того или нет, – то он отвернется от меня. Более того, он, наверное, пришлет своих людей, чтобы те арестовали меня, а потом казнит.

Сможет ли он казнить своего лучшего друга?

Скажем так, я достоверно знаю, что сможет.

Я все еще могу уйти. В каком-то смысле, у меня в запасе целая вечность.

У жестоких людей всегда много врагов, и никто не может всю жизнь оставаться начеку. Рано или поздно будущие мертвецы теряют терпение. На время они окапываются в своих убежищах, но затем им становится скучно, они решают, что опасность миновала, и выходят на свет.

Тогда-то мой учитель и наносит смертельный удар. Он поступает по уму. Мне следовало бы сделать так же.

Но если я завершу дело сейчас, до наступления утра, король, пожалуй, меня еще простит. Если я завершу дело ночью, то смогу убедительно притвориться, будто знать не знал о его большой амнистии. Я даже обогнал гонцов, чтобы прибыть сюда первым. Но едва наступит утро, глашатаи объявят королевский указ.

Впрочем, я здесь по другой причине, и мы оба это знаем, – верно, граф Дрейк?

На самом деле я просто не могу оставить все как есть. Спасать моих приемных сестер уже поздно. Но не поздно за них отомстить.

Точнее, свершить правосудие.

Одной рукой я тру глаза. Несколько месяцев, что прошли со дня битвы в Черном Кургане, у меня не получалось хорошенько выспаться, а за последние сутки я и вовсе не сомкнул глаз. Это нехорошо. Мой талант не сможет компенсировать замедленные рефлексы и притупленный рассудок.

Стражник наконец уходит. Я смотрю на оконную решетку. Ка'кари может поглотить небольшие кусочки стали и прогрызть прутья, но сила и так уже переполняет его. Насыщать его дальше – все равно что лить масло в полную лампу. Излишки масла просто выльются наружу, а когда имеешь дело с огнем, это может быть опасно. Иначе говоря, если мой ка'кари начнет перегрызать прутья, вокруг нас вспыхнет пламя, видимое как обычным, так и магическим зрением.

Я бросаю взгляд вниз, во двор. Его патрулирует очередной маг, любезно выдавший свою школу тем, что облачился в синюю мантию. Я могу направить магию внутрь себя, чтобы укрепить мускулы и совершить незаметный прыжок, но любые действия вовне будут равносильны размахиванию факелом в темноте. Возможно, если я прыгну достаточно быстро, маг меня не заметит. Если дождусь, когда он повернется ко мне спиной…

Нет, такой риск не оправдан. Если не он, то заметит кто-нибудь другой.

Я подтягиваюсь и заглядываю в окно. Стражник все еще шагает прочь, идет к противоположному окну, у которого стоит другой часовой. Если второй повернется, когда я полезу по решетке, то мне несдобровать.

Вокруг слишком много глаз, которые могут быть направлены в мою сторону, и даже крошечного невезения хватит, чтобы меня заметили.

Придется рискнуть. Вперед.

Я ощущаю покалывание в кончиках пальцев – это ка'кари впитывает влагу и жир, чтобы мои руки не соскальзывали. Как я уже говорил, он здорово помогает, когда хочет.

Башню венчает плоская крыша, выступающий карниз которой подпирают скульптурные кронштейны. Магией пользоваться нельзя, рядом окна, сверху карниз – все это означает, что мне придется положиться на ловкость и скорость. Я вновь благодарю судьбу за те годы, что провел без таланта. Пытаясь сравняться в мастерстве с учителем, мне пришлось научиться хорошо лазать.

Вот только в те годы я неоднократно срывался и повисал на страхующей веревке… притом, что ни разу не пытался провернуть таких же безумных затей. А ведь сегодня никакая веревка меня не подхватит.

Я мысленно представляю, что должен сделать: быстро взбежать по стене, оттолкнуться от нее, извернуться в воздухе, ухватиться за горгулью под карнизом, по инерции сделать мах вперед и обратным сальто приземлиться на крышу.

Все же просто, верно? У меня получится.

Я точно расшибусь.

Заглянув внутрь, я замечаю, как первый стражник тычет большим пальцем в сторону моего окна. Второй поворачивает голову, кивает. Еще секунда, и один из них пойдет в мою сторону.

Пора!

Помогая себе талантом, я подтягиваюсь на подоконник и, перебирая руками и ногами по прутьям, взлетаю по решетке, как по лестнице. Затем отворачиваюсь от стены и, оттолкнувшись, прыгаю в пустоту.

На кратчайший миг мое тело отрывается от опоры и касается только воздуха. Я изворачиваюсь, затем мои ладони шлепаются на круглые, выпученные глаза горгульи, выточенной на кронштейне. Я делаю мах вперед, как гимнаст на перекладине, и стараюсь качнуться достаточно сильно, чтобы провернуться обратно к башне.

Но когда я, изо всех сил подтянувшись, устремляюсь вверх, один каменный глаз отрывается и остается в моей руке, сбив мне траекторию.

Мое тело поднимается недостаточно высоко и отлетает недостаточно далеко назад, чтобы оказаться над крышей целиком.

Завершая сальто, я ударяюсь о крышу не стопами, а коленями, и лишь чудом не промахиваюсь мимо края. Почти сразу же инерция иссякает, и мое тело оказывается в той головокружительной точке прыжка, когда подъем прекращается.

Мой центр тяжести при этом все еще находится за краем крыши.

Я расставляю руки пошире, тянусь к зубцам по обе стороны от меня, но они слишком далеко. Теперь я точно упаду.

Рывком расставив ноги в шпагате, я цепляюсь одной стопой за зубец… и почти всем весом наваливаюсь на собственную промежность.

Ухватиться мне не за что, и я соскальзываю вниз.

Не падаю я лишь потому, что успеваю зацепиться рукой за край крыши и сунуть вторую вытянутую ногу в пасть горгульи, которая слегка торчит из-под карниза.

Несколько секунд я едва могу пошевелиться, даже дышать стало тяжело. Боль от удара по яйцам – загадочная штука. Но ее можно научиться терпеть и превозмогать.

Попробуете угадать, как мой наставник учил меня не обращать внимания на такую боль?

Валяйте, гадайте, потому что рассказывать я об этом не стану.

Благодаря таланту висеть на холодной, шершавой стене, цепляясь за нее пальцами одной руки и стоя на носочке, становится не то чтобы просто, но хотя бы возможно. Я собираюсь с силами, затем подпрыгиваю на носке, чтобы ухватиться за край второй рукой. Теперь остается лишь подтянуться и надеяться, что кромка башни выдержит мой вес.