А… проклятие. Не стоило мне называть его имя. Вам ни к чему запоминать эту деталь. Даннил в моей истории больше не появится… точнее, до сих пор не появился, и я сильно сомневаюсь, что калека сможет допрыгать до вершины этой горы. Но имя сделало этого подонка человечнее, правда ведь?

Если вы жалеете его, то перестаньте. Я не рассказал вам и половины мерзостей, которые увидел в его глазах.

Как бы там ни было, в следующий раз я пропущу лишние детали. Не судите меня строго, я ведь надиктовываю все по ходу событий и раньше никогда такого не делал. Немного попрактикуюсь и наловчусь.

Наверное.

Я подхожу к вычурной двери и стучусь в нее.

– Леди Джадвин? – вежливо, как самый настоящий джентльмен, говорю я.

– Кто там? – спрашивает женщина. Несмотря на то что толстая деревянная дверь приглушает звук, я слышу в ее гнусавом голосе дрожь.

– Кайлар Стерн. Я пришел вас убить. Это займет всего минуту.

Глава 5
Смерть и художница

Если внимательно наблюдать за людьми, то они каждый день будут удивлять вас своей глупостью. Но, увы, не в этот раз – Трудана Джадвин не открывает мне дверь.

Я вздыхаю и отпираю замок ключом стражника. Дворяне вроде нее часто оторваны от мира и считают себя настолько важными, что заставляют слуг делать за них совершенно все, да и сама Трудана Джадвин многократно доказывала, что принадлежит к наихудшему сорту дворян – но, даже несмотря на это, я не могу исключить, что у нее нет стеклянной побрякушки, способной поднять тревогу.

Замок щелкает, и за дверью раздается ее вопль. Наверное, она сообразила, откуда я мог взять ключ и что это не сулит ей ничего хорошего.

На случай, если у нее есть арбалет или в комнате притаился молчаливый кавалер, я делаю шаг в сторону и вытянутой рукой толкаю дверь.

Та оказывается заперта изнутри на перекладину.

До меня доносится презрительный смех леди Джадвин.

– Стерн? – спрашивает она, подойдя вплотную к двери. – Бедный провинциальный родственник Логана Джайра? Тот самый, в уродливых одеждах?

Вот как. Выходит, крик был притворный. Ей просто хотелось понасмехаться надо мной.

– Не родственник, – говорю я. – Просто друг. Друг, который почти не следит за модой и очень…

Ка'кари черной маслянистой лужицей стекается в мою ладонь, проскальзывает в щель между дверью и косяком, после чего превращается в узкий лом. Я несколько раз провожу им вверх и вниз, и наконец слышу, как деревяшка, запиравшая дверь с другой стороны, с грохотом падает на пол.

– …зол на вас, – раздраженно договариваю я. Мне хотелось, чтобы эти слова прозвучали намного более угрожающе.

Ну да ладно, быть может, потом придумаю что-нибудь получше.

Я толкаю дверь носком ноги.

Негромкое «треньк» арбалетной тетивы раздается почти в унисон с глухим стуком болта, который вонзается в древесину – странно, я ждал, что железный наконечник пролетит мимо меня и со звоном врежется в каменную стену лестничной клетки.

Трудана не смогла попасть даже в дверной проем с расстояния (я недоверчиво высовываю голову из-за косяка и заглядываю внутрь) – семи шагов?

Леди Джадвин пятится, арбалет безвольно повисает в руках. Ее глаза выпучены, она в ужасе. Перезарядиться она не пытается. Наверное, даже не знает, как это делается. Она спотыкается о табурет и падает на мольберт – их здесь много, стоят по периметру комнаты. Все огромное помещение заставлено ее работами: на столах и стульях разложены папки, битком набитые набросками, у каждой стены стоят по четыре ряда полотен, а один угол весь покрыт мраморной пылью и усеян инструментами для резьбы по камню.

Больше я никого здесь не вижу.

Тем не менее в комнате может таиться засада. Несколько драгоценных секунд я проверяю, что это не так.

– Только посмотри, что ты натворил, – говорит леди Джадвин. В ее голосе слышится свежий гнев. Упав, она порвала одну из картин. Я окидываю взглядом комнату; наверное, все эти картины – ее творения. – Как ты посмел! – возмущается она, поднимаясь.

У нее ястребиный клюв – нет, правда, он настолько больше обычного носа, что Логан назвал бы его…

~– Рылом?~

Хоботом… Наверное. Короче – у нее огромный нос, вытянутое лошадиное лицо и слезящиеся глаза, с какими рождаются отпрыски тех дворянских родов, что глубоко погрязли в кровосмешении. К несчастью, никаких благородных черт она от своих предков не унаследовала.

Впрочем, чувство прекрасного у нее отменное. Даже цвета пеньюара, надетого на ней в столь ранний час, превосходно сочетаются друг с другом, а фактура двух материй – бледно-лилового цвета и цвета морской пены – контрастирует со слоями ее исподнего, которое выглядывает из-под верха. Весь ее образ просто кричит о редком сочетании богатства и хорошего вкуса.

Ее работы тоже прекрасны. За это я ненавижу ее еще больше.

Признаюсь, в темнейшие минуты я придумывал для леди Джадвин наказание под стать ее злодеяниям. Я мог бы похитить ее, спрятать где-нибудь далеко-далеко и давать ей пищу только в обмен на картины, или скульптуры, или на что-то другое, чего только пожелает моя душа. Я бы заставлял ее воплощать самые ненавистные ей образы снова и снова. Или, наоборот, самые любимые. Я воображал, как загоню ее на высочайшую вершину Искусства, как она раскроет весь свой талант, а затем я уничтожу созданное ею творение у нее на глазах, чтобы она знала: мир никогда не увидит, чего она достигла.

Я даже хотел поэкспериментировать. Что будет с ней, если рвать ее произведения каждый день? Или выделить один день в году, когда я буду истреблять все, что она успела за него создать? Что привело бы ее в большее отчаяние?

Знаю, профессионалу не подобает предаваться подобным фантазиям.

– Я здесь из-за Мэгс Дрейк, – говорю я.

Она щурит свои свиные глазки.

– Из-за кого?

– Магдалина Дрейк. Вы превратили ее в одну из своих мертвецких скульптур.

– Та разбившаяся девчонка? О, но разве можно упрекать меня за это! Я получила изумительный результат, хотя мне дали очень посредственный материал. Она же спрыгнула с такой высоты! А я привела ее в порядок. Я вернула миру ее красоту.

Я хлопаю глазами. Странно, что меня удивляет ее ответ – наверное, начинают сказываться все те бессонные ночи. Сейчас она отрицает, что совершила злодеяние. Что дальше? Будет перекладывать вину на других?

Наконец заметив выражение моего лица, Трудана Джадвин начинает выть:

– Идея была не моя! Мне пришлось. Он меня заставил! Говорил, что хочет что-то изучить. Он говорил…

Я потираю виски. Что я рассчитывал здесь найти? Сожаление о совершенных преступлениях? Осмысление своих поступков? Раскаяние?

~– Внутренний покой?~

«Помолчи», – говорю я ка'кари.

Эта женщина убила принца. Хладнокровно. После того, как долгое время была его любовницей. Она помогла изничтожить королевский род Сенарии; из-за нее, когда король-бог начал свое жестокое вторжение, объединить сопротивление оказалось некому. Нити миллионов злодеяний, что творились на этой земле, проходят через кровавые руки этой гадины, и частичка вины за каждое из них, несомненно, лежит на ней.

Я могу заглянуть в ее душу и увидеть все своими глазами. Наверное, ярость ослепит меня. Поможет мне совершить то, ради чего я сюда пришел. То, что я так рвался совершить вовремя.

Но я внезапно понимаю, что не хочу этого видеть.

– После того как я вас убью, – очень тихо произношу я, – я подожгу эту комнату. И всю оставшуюся жизнь, едва завидев ваши творения, я буду уничтожать их, чего бы мне это ни стоило и каковы бы ни были последствия. Мир был бы гораздо лучше, если бы вы вообще не рождались. Вас следовало умертвить еще в колыбели. Но, раз этого не случилось… После вас не останется ничего прекрасного. Я за этим прослежу. Ваши произведения переживут вас, но ненамного. О вас будут помнить лишь по вашим злодеяниям.

Я поступаю жестоко, говоря ей подобное, но леди Джадвин – жестокая женщина и заслуживает этого. Такова ее кара.

Впрочем, ей нужно время, чтобы понять сказанные мною слова, и еще больше времени, чтобы им поверить.

Я иду в угол, где стоит незавершенная скульптура. Мне не понять, что из нее должно получиться, но черная мраморная глыба уже начала приобретать грубые очертания, как дитя, растущее в утробе матери. Надеюсь, леди Джадвин увидит, что путь к двери свободен, и сбежит. Когда жертва пускается наутек, во мне пробуждается инстинкт охотника. Я хочу, чтобы она сама помогла мне совершить то, что нужно.

Но она не убегает.

– У меня могущественные друзья, – предупреждает леди Джадвин. – Ты меня не тронешь.

Видите? Я все-таки был прав: если внимательно наблюдать за людьми, то они каждый день будут удивлять вас своей глупостью.

Скоро она заявит, что мне не сойдет это с рук.

Я сдуваю мраморную крошку с ее инструментов.

Затем беру зубило и молоток.

Глава 6
Основы ремесла

Дело принимает дрянной оборот, потому что я, похоже, забыл азбучные истины.

Мне следовало прикончить мальчишку. Я ведь говорил ему, что случится, если он предупредит остальных. Мне следовало рассечь ему шею стрелой. Стражники все равно подняли бы тревогу. Они все равно отвлеклись бы на Рефа'има, как я и рассчитывал, и я все равно закончил бы дело. Разница лишь в том, что тогда мне бы не выпустили кишки – а такой исход с каждой минутой кажется все более вероятным.

Сколько мертвецов у меня на счету? Насколько хороший из меня убийца? Я пробрался внутрь, прикончил жертву и… Вы слышали о том парне? О ночном ангеле? Да-да, о нем. Он не придумал, как будет выбираться отсюда.

Как опытный искатель жемчуга, забывший сделать вдох перед нырком.

Я даже не пытаюсь сунуться в туннель, по которому пролез сюда – я же не убил мальчишку и слышал, что стражники выпытывали у него, как он попал внутрь. Скорее всего, маги уже расставили в туннеле ловушки. Поэтому мне приходится заглядывать в каждую комнату, в каждую пристройку, стараться найти хоть какую-нибудь брешь. Да, вы все верно услышали. Я ищу путь к отступлению не перед тем, как выйти на дело. Я ищу его после, когда поместье на замкé и меня повсюду разыскивают наемники и маги. Как последний дилетант.

Нет, серьезно, хотите узнать, из чего состоит моя работа?

Подобраться к жертве. Убить. Убраться восвояси.

Все. Больше ничего не требуется.

Если вы профессионал, то можете сколько угодно засыпаться на первом этапе и все равно продолжать карьеру. Дело почти всегда можно закончить в другое время и в другом месте.

Еще можно подобраться к жертве и не суметь прикончить ее – раз-другой такое тоже прощается, и вы все равно найдете новый заказ.

Но остается одно непреложное правило – после убийства у вас всегда должен быть путь отхода. Те, кто жертвует своей жизнью ради убийства цели – не профессионалы; это умалишенные, фанатики, глупцы, наемные убийцы.

Я опытен, владею магией, учился у величайшего мокрушника из всех, кто когда-либо жил, – и как же так вышло, что среди моих знакомых-мокрушников я один так опростоволосился?

~– Может, ты это нарочно?~

«Ха. Не смешно. Я таким не занимаюсь, и тебе это известно. Ты знаешь, какую цену мне придется заплатить, если я погибну».

~– Да, знаю. А ты об этом не забыл?~

Не забыл и не мог забыть. У меня никогда не было права на ошибку, а с тех пор, как я узнал цену моего бессмертия, груз ответственности за нее стал в тысячу раз тяжелее. Если я умру, то вернусь к жизни… но кто-то из моих любимых погибнет вместо меня. Как, например, мои приемные сестры.

Их гибель на моей совести, хотя, когда это случилось, я ничего не знал. Не я взял их в плен. Не я заставил Мэгс спрыгнуть с балкона замка, но вина за это лежит и на мне. Одна из моих смертей послужила причиной ее гибели. Не стану делать вид, будто полностью понимаю эту магию, но она сложна и требует равновесия: чтобы я снова ожил, кто-то должен умереть.