Полина Верховцева: Призрак дождя

Пролог

Год выдался удачным. С полей собрали большой урожай зерна, леса щедро делились грибами и ягодами, возле берегов косяками ходила рыба, а дичи было столько, что охотники никогда не возвращались с пустыми руками. После трех засушливых голодных лет Брейви-Бэй расцвел. Люди не только наедались вдоволь, но и делали запасы на долгую зиму. С их лиц пропало хмурое выражение, и все чаще на улицах города раздавался беспечный смех.

– Хвала богам за такой урожайный год, – не забывали приговаривать дряхлые старухи, сыто щурясь на лавках возле низких домов с темными крышами.

– Хвала Лахору, – вторили рыбаки, возвращаясь с богатым уловом.

– Хвала Мейв.

Этим летом тропа к святилищу на поклон-горе была утоптана особенно плотно. Возле ритуальных камней каждое утро появлялись подношения и десятки белоснежных лилий – благодарность богам за то, что даровали сытое время и отвели беды от небольшого острова, затерявшегося среди свинцовых волн Седого моря.

Народ ликовал. Были счастливы все, кроме рыженькой любопытной Анетты.

Она одна знала правду.

…В ту зимнюю ночь, когда за Полом пришли, ей не спалось. Семеро мужчин в черных плащах с капюшонами, скрывающими лица, словно тени вступили на порог приюта. Открыла им сама Матушка Тэмми:

– В конце коридора налево, – раздался ее подобострастный шепот, и гости отправились дальше.

– Не закрывай. Темно, – прохрипело в ответ.

Они прошли мимо двери, за которой, затаив дыхание, сидела Анетта. Сквозь узкую длинную трещину в полотне, она видела, как зловещие силуэты, четко обрисованные светом равнодушной луны, остановились перед комнатой Пола. С легким скрипом дверь отворилась, и они вошли внутрь. Сколько Анетта ни прислушивалась, сколько ни силилась в потемках рассмотреть, что же происходит, – все без толку. Ни звука – мертвая тишина.

А наутро, собрав всех приютских сорванцов в столовой за пустыми столами, Матушка Тэмми скорбным голосом объявила:

– Пол сбежал.

Малыши расстроились, девочки постарше грустно вздыхали, потому что восемнадцатилетний парень был на удивление хорош собой – высок, широкоплеч, с копной светлых, вечно торчащих в беспорядке волос и озорной улыбкой, – и каждая из них втайне мечтала завладеть его сердцем. Парни недоумевали. И только Карл, его лучший друг, уверенно произнес:

– Ну и правильно сделал. Сколько можно в этой дыре сидеть!

За это его выпороли так, что он потом неделю сидеть не мог и морщился, стоило только неудачно повернуться.

О том, что видела той ночью, Анетта никому не сказала. Страшно было, особенно когда смотрела, как Матушка прижимала белый платочек к глазам, смахивая ненастоящие слезы, при этом в уголках тонких бледных губ таилась довольная улыбка.

А потом, когда весна занялась с необычайным рвением, девушка услышала тот самый хриплый голос. Он принадлежал Террину Холлсу – представителю одной из старейших и почтеннейших семей Брейви-Бэй.

Он подошел к Матушке, когда та выбирала свежую зелень на прилавках маленького рынка.

– Как поживаете вы и ваш приют? – Он учтиво склонил голову перед высокой статной женщиной, одетой во все черное.

– Вашими заботами – все хорошо. – Матушка тоже поклонилась.

Лицо ее было строгим и некрасивым, глаза холодными и цепкими, а в иссиня-чёрных волосах поблескивала густая седина.

Анетта стояла на два шага позади и с трудом удерживала большую корзину, в которую Матушка небрежно кидала покупки.

Мужчина улыбнулся и глубоко вдохнул:

– Вам не кажется, Тэмми, что в этом году воздух особенно сладок? Все-таки одиннадцать – это прекрасное число.

– Безусловно, – глаза Матушки лукаво сверкнули, – земля щедро благодарит за подношения.

Эти слова были непонятны, но отозвались холодной тревогой в сердце.

– И следующий год хорошим будет, – внезапно произнес он и почему-то посмотрел на Анетту.

От масляного взгляда стало не по себе, и вспомнилась та ночь, после которой Пол «сбежал».

– Боги милостивы к нам.

С того дня Анетта не находила себе места. Думала о тех словах, которыми обменивались Матушка и распорядитель, и крепла в уверенности, что за ними скрывается гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд.

И это было как-то связано с Полом… и с ней.

Анетте потребовалось несколько дней, чтобы набраться смелости и пробраться в кабинет Матушки Тэмми, когда та ушла в город. Она перерыла бумаги на рабочем столе, но ничего интересного не нашла, заглянула во все ящики, но и там ничего, кроме счетов и книг учета, не обнаружила. Но когда, разочарованная неудачей, уже хотела уйти, носком старой туфельки зацепилась за выступающую половичку.

Под ней обнаружился тайник, а в нем пухлая тетрадь с пожелтевшими листами, в которой аккуратным почерком Тэмми были записаны все воспитанники за десятки лет. Каждая страница – один год, каждый подкидыш – со своим номером. Тот, кому досталось одиннадцать, был обведен красным, года в которых не было одиннадцатого приемыша – перечеркнуты траурно-черным.

Среди записей она нашла Пола. Он поступил в приют Матушки Тэмми восемнадцать лет назад и был обведен красным, и на том же развороте следующий год – там красным была обведена сама Анетта. Она пролистала назад, насколько хватало ее собственной памяти, и нашла знакомые имена. Все они «сбежали» из приюта.

Перепуганная до смерти девушка вернула тетрадь обратно в тайник и нащупала там что-то еще. Это оказался свиток, испещренный непонятными письменами. Часть слов ей удалось разобрать, но суть ускользала, а вот с рисунком, выполненный простым грифелем, проблем не возникло.

Знакомые ритуальные камни на Поклон-горе, алтарь и тело, распластанное на нем. Боги – кровожадный воин Лахор и грустная травница Мейв, – милостиво принимающие подношение и взамен дарующие благодать. Десять белых свечей по кругу, в центре одиннадцатая – черная. На заднем плане крохотное здание, в котором без труда узнавался родной приют…

В этот момент девушка почувствовала, как от дурных предчувствий сжимается сердце. Она знала, что следующем году страшные тени придут снова, уже за ней. А наутро Матушка со скорбной миной объявит, что еще одна неблагодарная сбежала из приюта.

Было жутко. И не к кому обратиться за помощью. Кто станет слушать Анетту? Ведь она простая воспитанница приюта, а Матушка Тэмми в глазах жителей Брейви-Бэя выглядела самоотверженной героиней, неустанно заботившейся о бедных сиротах. А распорядитель Холлс так и вовсе человек, к мнению которого прислушивались.

Тогда Анетта решила сбежать по-настоящему. Собрала скудные пожитки, достала из тайника несколько припрятанных монет и, выбрав момент, когда к острову причалят торговые шлюпки с большой Земли, ускользнула из приюта.

Ей удалось добраться до кораблей и даже договориться с одним из моряков, чтобы тот помог покинуть остров. Он спрятал ее в тесном грубо сколоченном ящике, пропахшем рыбой, приказал лежать тихо-тихо и не шевелиться.

Анетта лежала. Стискивала зубы, когда ящик подкидывало и заваливало то на один бок, то на другой, зажимала рот руками, чтобы не закричать от испуга, когда рядом раздавались чьи-то грубые голоса. И когда, надсадно скрипя, крышка съехала в сторону, ей едва хватило сил встать.

Каково же было ее удивление, когда оказалось, что доставили ее вовсе не на корабль, который унесет к свободе, а обратно в приют, в кабинет Матушки.

Она ошиблась. О том, как ценна кровь одиннадцатых, знали не только Тэмми с распорядителем.

– Я как ее увидел – сразу понял, что та самая, – заискивающе произнес моряк и, получив серебряную монету, тут же ушел, оставив Анетту на растерзание.

– Я всегда говорила, что любопытство тебя погубит, – улыбнулась Матушка. Улыбка вышла жестокой и холодной. – У тебя в запасе был еще целый год, но ты сама выбрала свою судьбу.

В ту же ночь ее переселили в лазарет, в палату с железной дверью и решетками на окнах. Остальным воспитанникам сказали, что она подцепила хворь, обезобразившую лицо, и строго-настрого запретили к ней приближаться и разговаривать.

Анетта пыталась сбегать, но теперь ее стерегли как самого злостного преступника. Девушка угасала в своей тюрьме, и единственным проблеском стали послания, которые она писала на страницах старых книг. Пусть для нее шансов на спасение не было, но, может быть, очередная одиннадцатая прочитает эти записи и сможет избежать страшной участи.

…А на следующий год Брейви-Бэй снова был обласкан милостью богов. Амбары и погреба ломились от запасов, народ благоденствовал, и никто не вспоминал рыженькую любопытную Анетту, сгинувшую от неведомой хвори.

Глава 1

Над крошечным Брейви-Бэй вторую неделю клубились угрюмые пепельно-серые тучи. Набухшие от непролитых дождей, они тяжело перекатывались, заслоняя собой весь небосвод, и настойчиво напоминали о своем присутствии глухими раскатами грома.

Было душно. В тщетной надежде люди поднимали головы к небу, мечтая о глотке свежего воздуха и прохладных каплях, но вместо этого чувствовали на губах лишь липкую соль.

– Неправильный год! – сердито буркнула обычно приветливая молочница. – А так хорошо все начиналось…

Весна была сочной и радостной, начало лета ласковым, щедрым на солнце и теплые дожди, а вот с середины все пошло наперекосяк: посевы начали засыхать, листва теряла яркие краски, а люди и скотина маялись от жары.

– Старались плохо, – в тон ей ответила старая Элла из соседней лавки. Разогнувшись, она вытерла пот с раскрасневшегося лица и нагло спросила: – Не так ли, Тэмми?

Главная наставница приюта прошла мимо них, сделав вид, что не слышит грубого кудахтанья. Ее спина была прямая, как палка, плечи гордо разведены, в каждом жесте сквозило превосходство. И только удалившись на десяток шагов, она притормозила и, слегка склонив голову набок, холодно произнесла:

– Мина! Быстрее!

Матушка Тэмми этим летом была особенно угрюма и недовольна всем, что происходило в приюте. Наказания сыпались как из рога изобилия, поэтому злить ее совершенно не хотелось.

Я поудобнее перехватила громоздкую тяжелую корзину и поспешила за ней, а молочница и ее ворчливая подруга проводили меня угрюмыми осуждающими взглядами. Будто именно по моей вине Брейви-Бэй уже которую неделю изнывал без дождей.

Чтобы срезать путь, мы свернули в узкий неказистый переулок, с обеих сторон зажатый двухэтажными жилыми домами. От одного взгляда на обшарпанные стены с облупившейся бежевой краской становилось еще жарче – они напоминали высохший песок.

– Матушка Тэмми, – тихо позвала я, – как вы думаете, почему этим летом такая жара? Столько лет все прекрасно было, а теперь что-то испортилось?

– Глупости не говори! Погода на то и погода, чтобы преподносить неприятные сюрпризы.

Матушка раздраженно отмахнулась от меня и, глухо цокая толстыми каблуками, пошла дальше. Я же набралась смелости и задала еще один вопрос:

– Почему тогда в городе все говорят и смотрят так, будто это наша вина? – Матушка резко остановилась, и я, не успев притормозить, врезалась груженой корзиной ей в спину. – Простите.

– Растяпа! Без ужина останешься! – резкими нервными движениями она стряхнула соринки с платья и взглянула на меня так, что я мигом растеряла все слова. – А говорят они так из-за глупости. А еще потому что свинье неблагодарные!

Сказала и дальше пошла. Я же собрала с земли свалившиеся свертки, вернула их обратно в корзину и отправилась следом. И хотя я так и не поняла, почему жители Брейви-Бэй были «неблагодарными свиньями», желание задавать вопросы исчезло – ужина меня уже лишили, и я не хотела остаться еще и без завтрака.