Тило Видра: Хичкок: Альфред & Альма. 53 Фильма и 53 года любви

«Я прошу вашего позволения назвать здесь лишь четверых, от которых я получил столько любви, признания и поддержки, как ни от кого другого, и к тому же постоянную помощь в работе.

Первая из этих четверых – монтажер,

вторая – сценарист,

третья – мать моей дочери Пат,

четвертая – лучшая повариха, которая когда-либо творила чудеса у себя дома на кухне…

И всех их зовут Альма Ревиль».

Из речи Альфреда Хичкока, произнесенной 7 марта 1979 года во время вручения ему премии «За выдающиеся жизненные достижения» Американского Института киноискусства.

Thilo Wydra

ALMA & ALFRED HITCHCOCK: EINE LIEBE FÜRS LEBEN

Перевод с немецкого Марии Сокольской

© 2024 by Wilhelm Heyne Verlag, a division of Penguin Random House Verlagsgruppe GmbH, München, Germany

© Издание на русском языке. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025

КоЛибри®

* * *

Альфред и Альма Хичкок на набережной Осло во время премьерных показов фильма «Разорванный занавес» (Torn Curtain), 1966

© Wikimedia Commons

Заставка
Зоркий глаз Альмы

«У Мадам был очень зоркий глаз».

Джанет Ли

В погожий июньский день 1960 года среди зеленых холмов Голливуда, в одном из бесчисленных кинозалов на просторах студии Universal именитые кинематографисты собрались на просмотр только что законченного фильма. Снаружи сияет солнце – но на экране их ждет мрачное, зловещее зрелище. Они пришли сюда на предварительный просмотр. Это рабочий момент перед выпуском ленты, перед тем, как ее отошлют на тиражирование, откуда целлулоидные копии отправятся на премьеру, а затем будут разосланы в кинотеатры по всей стране. Но чтобы это произошло, новый фильм должен выстоять под критическим взглядом руководителей студий и продюсеров. Фильм, представленный в тот день на предварительном внутреннем просмотре, называется кратко и загадочно: «Психо».

Режиссер, разумеется, тоже присутствует в зале. Он, как всегда, привел с собой единственного человека, которому доверяет слепо. Альфред Хичкок пришел на просмотр со своей женой Альмой, без которой этот день немыслим. Без нее не проходит ни один предварительный просмотр, ни один прием так называемой «нулевой копии» и не дается разрешение на тиражирование.

Присутствующие здороваются, обмениваются любезностями, как принято в Голливуде, этой Мекке кинематографа и красивой иллюзии. Все отчетливо ощущают витающее в воздухе напряжение. Ведь фильм, который вот-вот впервые появится на экране, уже стал в Голливуде притчей во языцех. Плодовитый режиссер, уже десять лет снимающий в цвете, внезапно вернулся к черно-белой пленке. Удивляет и крайне низкий бюджет фильма: 807 000 долларов. К тому же на «Paramount» – а Хичкок снял фильм для этой кинокомпании на собственные средства, но на территории Universal – никак не могут взять в толк, почему Хич – здешние друзья и коллеги зовут его только так – взялся именно за этот сюжет. Никто не знает, почему. Никто не понимает.

После цветных, напоенных солнцем картин последних лет, после «Окна во двор» (1954) и «Поймать вора» (1955), после «Головокружения» (1958) и «На север через северо-запад» (1959) – все со звездным актерским составом: Грейс Келли, Ким Новак, Кэри Грант, Джеймс Стюарт – вдруг скромная малобюджетная черно-белая лента об управляющем обшарпанного мотеля. Герой все еще живет с матерью, иногда переодевается в женское платье, невротик и вообще мутный тип. Судя по описанию – типичный трэш. Все собравшиеся настроены скептически, особых ожиданий ни у кого нет.

И вот свет погас, позади в аппаратной застрекотал проектор, на экране возникли первые кадры.

* * *

Просмотр идет уже 45 минут. Начинается эпизод, когда героиня в номере того самого мотеля снимает халатик и становится в ванну, чтобы принять душ. Она задергивает занавеску, пускает воду, струи стекают по ее плечам; она берет мыло, намыливает обе руки – и все время поглядывает вверх, на головку душа. Все это показано сверху, сперва по диагонали, затем во фронтальном и боковом ракурсах.

Человек в ванне или душе – голый, одинокий, беззащитный, лишенный помощи извне.

Женщину в кадре зовут Мэрион Крэйн – ее играет актриса Джанет Ли – и она вроде бы главная героиня фильма. С ней отождествляют себя, на нее проецируют себя зрители.

Внезапно происходит нечто непредвиденное: дверь в ванную комнату распахивается и по ту сторону душевой занавески появляется тень, медленно приближающаяся к ванне. Тень видна только зрителю, не Мэрион. Ракурс горизонтальный, точка съемки находится теперь вне ванны, где стоит героиня, но также и вне реальной комнаты – камера стоит за так называемой «четвертой стеной».

Затем занавеску отдергивают – похоже, это старуха, прокравшаяся в номер. Она снова и снова бьет ножом беспомощную Мэрион, которая поначалу пытается сопротивляться. Это сцена чудовищной, непонятно откуда взявшейся брутальности, голого насилия. При этом мы ни разу не видим, как нож соприкасается с телом, а только слышим звук вонзающегося в плоть лезвия.

Затем старуха исчезает – выскальзывает из ванной незаметно, как тень, быстрый промельк по экрану. Из душа продолжает литься вода, а Мэрион Крэйн медленно сползает по белому кафелю, вцепившись правой рукой в занавеску, и наконец срывает ее, падая головой вперед через край ванны. И вот ее голова лежит на кафельном полу ванной комнаты. Широко раскрытые мертвые глаза смотрят в пустоту – и словно прямо на зрителя. Этот запоминающийся, неотвязный кадр на мгновение задерживается на экране.

Весь эпизод в душе длится 2,5 минуты, а само убийство – 45 секунд. За эти 45 секунд перед нами проходят в быстром темпе 78 кадров в 52 монтажных склейках, благодаря чему – в сочетании с хлещущими, кричащими стакатто струнных в блестящем саундтреке Бернарда Херрмана – картина насилия возникает перед внутренним взором зрителя как нечто целостное. Съемки одного этого эпизода продолжались в минувшем году целую неделю – с 17 по 23 декабря 1959 года.

Убийство в душе происходит в первой половине фильма, еще до середины. На 47-й минуте у зрителя внезапно отнимают главную героиню, с которой он только начал себя отождествлять. «Хичкок, убивая звезду своего фильма, выбивает у зрителя почву из-под ног».

С этого момента начинается вторая, более длинная часть «Психо».

Спустя еще 109 напряженных минут фильм окончен, в зале зажигается свет, и Альфред Хичкок поворачивается – нет, не к продюсерам, не к режиссеру монтажа, а, как всегда, к ней, к той, чей голос для него – наиважнейший, решающий.

К своей Альме, главному человеку в его жизни.

* * *

– Фильм нельзя выпускать, Хич!

Это говорит Альма, его жена, сидящая рядом с ним. Альфред Хичкок не верит своим ушам.

– Почему? – спрашивает он встревоженно. Больше всего на свете он боится непредсказуемого, неясных перспектив.

– Потому, что Джанет Ли у тебя дышит после того, как ее убили, – отвечает Альма.

Никто не заметил этого при монтаже. Ни добросовестный монтажер Хитча Джордж Томазини, ни Сол Басс, автор заставки к этому и многим другим фильмам Хичкока и его консультант по визуальным эффектам. Ни он сам, Хичкок! С его-то пресловутым дотошнейшим перфекционизмом! Он бы сам себе никогда этого не простил.

– «Кроме нее, никто этого не заметил», – возбужденно, с нескрываемой гордостью за мать, рассказывает мне много лет спустя их дочь Патриция Хичкок.

Этот ключевой момент жития Альмы и по сей день на слуху, правда, в нескольких слегка отличающихся версиях. Так, Джанет Ли, исполнительница роли Мэрион Крейн, говорит следующее: «На самом деле я вроде бы сморгнула. Миссис Хичкок сказала своему мужу, что видела, как я сморгнула в кадре, начинающемся крупным планом моего глаза. И я, и монтажер просматривали этот кадр и ничего такого не заметили. У Мадам был очень зоркий глаз».

Маршалл Шлом, работавший у Хичкока скрипт-супервайзером, тоже отмечал с изумлением: «Мы гоняли этот кусок на мовиоле^[1] взад-вперед раз сто, не меньше – и никто ничего не заметил. Пришлось вырезать и вклеить по второму разу головку душа».

Моргнула Джанет Ли, сглотнула или вдохнула – в этот краткий миг важно не то, что происходит на экране, а то, что разыгрывается перед ним: пара, сидящая рядышком в просмотровом зале, мистер и миссис Хичкок, которых все друзья не без умиления называют Альма и Хич – как слепо они доверяют друг другу, как обсуждают друг с другом каждый шаг, как полагаются друг на друга. В том числе и в этот момент в просмотровом зале.

They were one.^[2]

Так вспоминает в наши дни внучка Хичкоков Тере Каррубба о своих деде и бабке, с которой автор этой книги беседовал у нее дома в Калифорнии, на берегу залива Сан-Франциско.

Об этом едином целом – прожившем в браке 53 года и создавшем 53 кинофильма – и рассказывает наша доподлинная история.

Часть I
Англия
Юность

Альма
Ноттингем и Лондон
1899–1923

«Я была помешана на кино».

Альма Ревиль

Альфред (на переднем плане) и Альма Ревиль на съемках фильма «Горный орел» (The Mountain Eagle), 1925

© Wikimedia Commons

Еще четыре с половиной месяца – и начнется 1900 год, наступит новый, XX век. Исторический водораздел, переломная веха. Переход к новой эпохе. Современность громко стучится в дверь, семимильными шагами идет технический прогресс – и новшества, которые он с собой несет, поначалу отпугивают людей. Эпоха индустриализации ведет свою родословную не в последнюю очередь отсюда, из Великобритании. С середины XIX века Великобритания становится мировой державой, Британская империя опирается на свое владычество на море и на доступ к рынкам по всему миру, обеспеченный многочисленными колониями.

Britannia rules the World^[3].

Лондон, британская столица, где проживало шесть с половиной миллионов человек, был на рубеже веков одним из самых больших городов мира. Всего за столетие, с 1800 по 1900 годы, население города, составлявшее один миллион, выросло в шесть с половиной раз. Исторические карты показывают также, какими невероятными темпами росла британская метрополия в пространстве – этот процесс продолжается и по сей день. Вокруг относительного небольшого лондонского Сити, расположенного прямо на Темзе, столичный регион расползается по обоим берегам реки на юг и на север. Здесь бьется сердце мировой империи. В 1836 году началось строительство железной дороги, преобразившее структуру города. Как грибы росли новые районы и предместья, связанные с Сити железнодорожными линиями.

Многое, что характеризует для нас новую эпоху, началось здесь, в Лондоне. Уже в 1861 году пустили первый трамвай. К началу XX века уже не первый год действует первая в истории подземная железная дорога – the Metropolitan Line. Ее торжественное открытие состоялось в 1863 году – от вокзала Паддингтон до улицы Фаррингдон. Здесь в 1870 году открыли первый тоннель метро, the Tower Subway, который проходит под водой, соединяя один берег Темзы с другим, – по тем временам поразительное чудо техники.

В 1900 году Лондон, казалось, оставил далеко позади другие европейские, да и мировые столицы – он был больше, индустриальнее, прогрессивнее. В то же время подошла к концу викторианская эпоха, начавшаяся восшествием на престол королевы Виктории в 1837 году и продолжавшаяся шесть десятилетий. Королева скончалась 22 января 1901 года, ее смерть стала символом смены эпох, которую переживало тогда Соединенное Королевство.