Карен Хеллер разглядывала этот пейзаж сквозь прозрачную стену наблюдательной башни, поднимавшейся над крышей двухэтажного главного блока. Она пришла сюда, чтобы побыть наедине с собой и собраться с мыслями после очередной желчной и безрезультатной встречи одиннадцати делегатов ООН. Их последнее опасение было связано с тем, что отправителями сигналов могут оказаться вовсе не ганимейцы, и виновата в этом была сама Карен, ведь она опрометчиво подкинула делегации ту самую мысль, которую Хант за неделю до этого озвучил во время их встречи в Хьюстоне. Даже сейчас она не до конца понимала, почему вообще решила завести речь о подобных рисках, ведь задним числом ей было ясно, что остальные делегаты непременно ухватились бы за возможность устроить очередную проволочку. Как она сама впоследствии сказала удивленному Норману Пейси, все это было плохо просчитанной – и в итоге неудачной – попыткой применить шоковую тактику и выбить из делегации хоть какой-то позитивный ответ. Вероятно, чувство досады затуманило ей разум. Так или иначе, дело было сделано, и последняя передача Гиге свела на нет любые шансы на высадку в обозримом будущем, заменив ее целой кипой бумажной работы, сосредоточенной на пустяках вроде протоколов и рангов. По иронии судьбы этот факт лишь подтверждал, что инопланетяне не вынашивают враждебных намерений по отношению к Земле; в противном случае они бы уже давно прилетели, не дожидаясь любезного приглашения. В этом свете политика ООН становилась все более туманной и лишь укрепляла опасения Карен и Госдепартамента, что Советы намереваются единолично договориться о высадке ганимейцев и каким-то образом манипулируют делегацией. Тем не менее США собирались и дальше играть по правилам, пока Хьюстон не установит связь с Туриеном, используя «Юпитер» в качестве посредника, – при условии, что эта попытка увенчается успехом. Если Хьюстон не преуспеет, а попытки расшевелить ситуацию на «Бруно» к тому моменту не принесут никаких результатов, США будут вправе считать, что другие стороны просто не оставили им выбора.

Глядя вверх на металлические контуры, будто выгравированные на фоне черноты лучами заходящего солнца, Хеллер восхищалась знаниями и изобретательностью людей, создавших оазис жизни посреди бесплодной пустыни в четырехстах тысячах километров от Земли и построивших наблюдательные приборы, подобные этому телескопу, который, возможно, и сейчас, прямо у нее на глазах, безмолвно ощупывал далекие края Вселенной. Советник из Национального научного фонда однажды сказал ей, что суммарная энергия, собранная всеми радиотелескопами мира за почти сто лет, минувших с момента зарождения этой отрасли астрономии, сравнима с пеплом сигареты, падающим с высоты в пару метров. Но каким-то чудом хранящаяся в ней информация помогла создать ту фантастическую картину, с которой имеет дело современная космология: сколлапсировавшие звезды, черные дыры, двойные системы, излучающие в космос потоки рентгеновских волн, и сама Вселенная, похожая на «газ» из галактических «молекул».

К ученым она относилась двояко. С одной стороны, их интеллектуальные достижения поражали воображение, а в моменты, подобные этому, и вовсе граничили с фантастикой; с другой стороны, Хеллер зачастую казалось, что в глубине души их уединенное пребывание в царстве неодушевленной материи было проявлением эскапизма – бегством от сложностей мира человеческих взаимоотношений, где знания обретают реальный смысл. Казалось, что даже биологи сводят жизнь к молекулам и статистике. Наука еще сто лет назад создала инструменты для решения проблем человечества, но все это время беспомощно стояла в стороне, пока другие просто пользовались этими инструментами, превратив их в средство достижения собственных целей. Лишь в 2010-х, когда ООН стала по-настоящему единой и авторитетной силой в масштабе всей планеты, стратегическое разоружение стало свершившимся фактом, а ресурсы сверхдержав были наконец-то направлены на создание более безопасного и благополучного мира.

Тем более трагичным и необъяснимым выглядело теперешнее поведение ООН, которая до недавнего времени олицетворяла целеустремленность, объединившую всю планету на ниве конструктивного развития и полномасштабной реализации потенциала человеческой расы, а сейчас стала камнем преткновения на пути прогресса. По-видимому, в этом заключается один из законов истории: удовлетворив потребности, которые и вызвали их к жизни, успешные предприятия и империи начинают сопротивляться любым новым переменам. Вероятно, подумала Хеллер, у ООН, в духе нынешнего ускорения, уже проявились признаки стагнации – извечного спутника стареющих держав.

Планеты же продолжали двигаться по предначертанным орбитам, а закономерности, выведенные компьютерами по данным приборов на «Джордано Бруно», не менялись со временем. Так, может, это ее «реальность» была всего лишь иллюзией, построенной на зыбком песке, в то время как ученые отказались от миража ради более масштабной и неизменной действительности – единственной действительности, которая по-настоящему имеет значение? Но англичанин Хант и тот профессор-американец, которых Карен встретила в Хьюстоне, никак не вязались у нее с образом беглецов, праздно тратящих жизнь на ученую возню в своих башнях из слоновой кости.

От звездного полога отделилась движущаяся точка света и, постепенно увеличившись, приняла очертания приповерхностного транспортера КСООН, который как раз должен был вернуться с базы «Тихо». Корабль остановился над дальней частью базы и, провисев несколько секунд, начал медленно опускаться и скрылся из вида между оптическим куполом № 3 и нагромождением цистерн и лазерных трансиверов. На борту должен находиться курьер с последними новостями, переданными через Вашингтон из Хьюстона. Эксперты постановили: если наблюдение за коммуникационными сетями Земли основано на ганимейских технологиях, значит, ожидать можно чего угодно, а потому запрет на использование любых – даже якобы безопасных – каналов связи продолжал неукоснительно соблюдаться. Хеллер развернулась и направилась к задней стене купола, чтобы вызвать лифт. Спустя пару минут она спустилась на три уровня ниже поверхности и вошла в ярко освещенный коридор с белыми стенами, после чего зашагала к центральному узлу в подземном лабиринте «Бруно».

Когда она проходила мимо одной из дверей, оттуда вышел Николай Соброскин, представитель СССР на обратной стороне Луны, и направился дальше по коридору вместе с Карен. Невысокого роста, но широкий в плечах, совершенно лысый и розовокожий, он даже при лунной гравитации шел быстрой, дерганой походкой, отчего Хеллер на мгновение почувствовала себя Белоснежкой. Из досье, добытого Норманом Пейси, она, однако же, знала, что Соброскин был генерал-лейтенантом Красной Армии, где специализировался на средствах электронной войны и электронного противодействия, а позже на протяжении многих лет был экспертом в области контрразведки. От сказок Диснея его мир отделяла непреодолимая пропасть.

– Много лет назад я провел три месяца на борту атомного грузового судна в Тихом океане, где занимался испытаниями оборудования, – заметил Соброскин. – Казалось, что путь из точки А в точку Б неминуемо пролегал через бесконечные коридоры. Что находилось между половиной из них, так и осталось для меня тайной. Эта база чем-то похожа на тот корабль.

– Лично мне она больше напоминает нью-йоркское метро, – заметила Хеллер.

– Да, с той лишь разницей, что эти стены моют чаще. Одна из проблем капитализма в том, что работа делается только тогда, когда за нее платят. Иначе говоря, он прячет грязные трусы под чистым костюмом.

Хеллер слегка улыбнулась. Хорошо, во всяком случае, что любые разногласия, вспыхнувшие за столом переговоров, можно было оставить за дверью конференц-зала. В тесной коммунальной обстановке базы любой другой подход сделал бы жизнь попросту невыносимой.

– Шаттл из «Тихо» только что совершил посадку, – поделилась она. – Интересно, какие новости он привез.

– Да, я в курсе. Наверняка почту из Москвы и Вашингтона, чтобы нам было о чем поспорить завтра.

Исходный устав ООН запрещал представителям получать указания от их правительств, но на обратной стороне Луны на это смотрели сквозь пальцы.

– Надеюсь, споров будет в меру, – со вздохом призналась Хеллер. – Нам стоит думать о будущем всей планеты. Национальной политике здесь не место.

Говоря это, она мельком глянула в сторону, пытаясь распознать в его мимике хоть какую-то реакцию. В Вашингтоне так и не смогли решить наверняка, продиктована ли позиция ООН Кремлем или же СССР просто подыгрывает решению, которое считает выгодным для себя. Но лицо русского оставалось непроницаемым.

Они покинули коридор и вошли в комнату отдыха. Обычно здесь располагалась кают-компания офицеров КСООН, но сейчас ее временно отвели для внеслужебного пользования делегации ООН. Воздух был теплым и душным. Внутри находилось около дюжины делегатов и резидентов базы; кто-то читал, двое увлеченно играли в шахматы, а остальные беседовали небольшими группами, рассредоточенными по комнате или занимавшими место у небольшого бара в дальнем конце. Соброскин пошел дальше и скрылся за дальней дверью, которая вела в помещения, отведенные под офисное пространство делегации. Хеллер хотела последовать за ним, но ее перехватил председатель делегации, швед по имени Нильс Сверенссен, отделившийся от небольшой группы, которая стояла неподалеку от входа.

– О, Карен, – обратился он, легонько беря ее за локоть и отводя в сторонку. – Я вас искал. Перед утверждением программы на завтра нам нужно обсудить пару моментов с сегодняшнего совещания. Я надеялся поговорить с вами до того, как данные внесут в компьютер.

Сверенссен был на редкость высок и худощав, а элегантную корону серебристых волос носил с таким заносчивым прямодушием, что Хеллер всегда видела в нем последнего из настоящих европейских аристократов, человека голубых кровей. Он всегда был одет в безукоризненный официальный костюм – даже на «Бруно», где почти все в итоге перешли на более повседневную форму одежды. Казалось, что на остальное человечество он смотрит едва ли не с презрением и готов терпеть присутствие других людей лишь из чувства долга. Рядом с ним Хеллер всегда чувствовала себя не в своей тарелке, но дело едва ли было в одних только культурных различиях: в конце концов, по долгу службы ей довелось немало пожить и в Париже, и в Европе как таковой.

– Что ж, я как раз собиралась проверить почту, – ответила она. – Если обсуждение можно отложить на час или около того, предлагаю здесь же и встретиться. Можем обговорить это за бокалом или воспользоваться одним из кабинетов. Там есть что-то важное?

– Кое-какие вопросы насчет регламента и пара определений, требующих уточнения по одному-двум пунктам. – Сверенссен понизил голос до более приватного и встал с другой стороны от Хеллер, будто намереваясь заслонить их разговор от остальных людей в комнате. Он смотрел на нее с любопытством и заинтригованной отрешенностью, интимной и отстраненной одновременно. Она почувствовала себя судомойкой под взглядом хозяина средневекового имения. – Я надеялся заняться этим позже, в более удобное время, – зловеще-конфиденциальным тоном добавил он. – К примеру, за ужином, если окажете мне такую честь.

– Я точно не знаю, когда буду сегодня ужинать, – ответила она, убеждая себя в том, что все неправильно поняла. – Вероятно, поздним вечером.

– Тем приятнее провести его в хорошей компании, не так ли? – многозначительно прошелестел Сверенссен.

Карен опять начинала терять самообладание. Сверенссен утверждал, что будет польщен ее вниманием, но его манеры ясно намекали, что честь ей оказывает как раз он.

– Вы же сказали, что хотите поговорить до того, как программу заседания внесут в компьютер.

– С этим вопросом мы вполне могли бы разобраться в течение часа, как вы и предлагали. А ужин отвести под куда более приятное и расслабляющее времяпрепровождение.

Хеллер пришлось сглотнуть, чтобы удержать себя в руках. С его стороны это было самым настоящим домогательством. Что ж, такова жизнь, и подобные вещи в ней не редкость, но поведение Сверенссена заставило ее усомниться в реальности происходящего.

– Боюсь, что между нами возникло недопонимание, – резко ответила она. – Если у вас есть вопросы по делу, я готова обсудить их через час. А сейчас прошу меня простить.

Если на этом он остановится, вскоре об инциденте забудут.

Но Сверенссен не успокоился. Вместо этого он приблизился к Хеллер, отчего та невольно попятилась назад.

– Карен, вы невероятно умная, амбициозная и к тому же весьма привлекательная женщина, – тихо произнес он, отбросив прежнее притворство. – В современном мире есть столько возможностей – особенно для тех, кто сумеет завести друзей во влиятельных кругах. Знаете, я мог бы оказать вам исключительно ценную поддержку.

Такой наглости она стерпеть не смогла.

– Вы делаете ошибку, – резко выпалила Хеллер, стараясь не повышать голоса, так как это могло привлечь внимание окружающих. – Пожалуйста, не усугубляйте ситуацию.