– Хорошо, что у тебя все хорошо. – Эстер взглянула на стоявших у края навеса. Фрейя и Джек обходили гостей. Отец вытягивал шею, пытаясь разглядеть что-то поверх толпы.

– А ты как? Астрономия? – спросил Том.

Эстер покусала нижнюю губу и отвела глаза. Том прочистил горло:

– Я все думал про твоего отца. Говорят, НАСА через пару месяцев закроет программу «Спейс шаттл»? Когда «Атлантис» в июле вернется домой. Из своего последнего полета.

Эстер поддала носком ботинка пучок травы. В детстве, которое пришлось на восьмидесятые и девяностые, они бегали в Звездный домик помечтать, и «Спейс шаттл» вызывал у них восторженный трепет. Когда они представляли себе, какими будут в двухтысячном году – им двадцать лет, они уже взрослые, – дух захватывало от фантазий о полетах в космос. Международную космическую станцию уже построили, но на что окажутся способны они сами? Том хранил верность морю и его обитателям. А Эстер? «Я стану ученым и придумаю новый способ изучения звезд». Детские амбиции. Снова свело желудок. Эстер нахмурилась. Как же она-взрослая подвела себя-ребенка! Ничтожество двадцати семи лет от роду. Эстер подавила новый приступ тошноты. На дворе 2011-й, она взрослая – но разве ее жизнь хоть чем-то напоминает ее же детские мечты?

– Мне чуть башню не снесло, когда Джек выдал тебе знак Космоклуба.

– Так ты заметил? – еле слышно спросила Эстер.

Том кивнул.

– Помнишь день, когда он научил нас этому знаку? – Эстер вытерла нос рукавом.

– Конечно. – Том криво улыбнулся. – Джек такой: «Сегодня космос расскажет нам о будущем», а ты его к черту послала.

– Неправда!

– Правда. Слушать про космос тебе нравилось, но твой папа все равно с тобой намучился. И я тоже.

– А потом он придумал секретный знак Космоклуба. И состоять в Космоклубе стало круто. Тогда я и присоединилась.

– Точно. А до этого он даже футболками не мог тебя заманить.

– Да уж. – Это Эстер помнила. – Проклятые футболки.

– Я свою храню до сих пор.

– Да ладно.

– Нет, правда. Ну как забыть такой девиз?

Оба улыбнулась: они снова понимали друг друга.

– De Profundis ad Astra, – нараспев произнесли они в один голос. – «Из бездны к звездам».

Из шатра на весь сад грянули Simple Minds – Don’t You Forget About Me.

– Ты не просветила отца, что мы нашли его подшивку научно-популярных журналов и сообразили, что девиз он не сам придумал?

– Чтобы разбить ему сердце? – Эстер фыркнула.

Том усмехнулся.

– Иногда я смотрю в ночное небо – и не могу удержаться. – Он поднял руку и свел в кольцо большой и указательный пальцы. Посмотрел в «телескоп», перевел взгляд на Эстер и поднял бровь, приглашая последовать его примеру.

Эстер коротко улыбнулась. Подняла ладонь, задев кисть Тома. Оба замерли, вскинув руки к звездам.

– Если смотреть с такого расстояния, то участок неба размером с песчинку вмещает десять тысяч галактик. А в каждой галактике – миллиарды звезд, – продекламировала Эстер, припомнив лекцию Джека в Космоклубе.

– У меня это до сих пор в голове не укладывается, – сказал Том.

Они постояли, глядя на небо. Кенни и Долли^[25] запели Islands in the Stream.

– Как же я любил Космоклуб, – проговорил Том. – Особенно когда Джек водил нас в Звездный домик.

– Ага. Наш любимый Космоклуб.

В детстве Эстер и Аура не складывали шалашей и не устраивали себе хижин. У них был Звездный домик. Его еще в XIX веке построили охотники на тюленей и лебедей. Со временем деревянная лачуга пришла в упадок и разрушилась бы окончательно, если бы Джек Уайлдинг не предложил муниципальному совету объявить сбор средств на реставрацию. После восстановления он собирался взять заботу о домике на себя.

История Звездного домика стала любимой сказкой Уайлдингов. В то лето, когда Фрейя вынашивала Ауру, а островные тюленихи – тюленят, Джек восстанавливал хижину. Доска за доской, балка за балкой, гвоздь за гвоздем. Через три года, когда Фрейя вынашивала Эстер, а на недальних болотах высиживали лебедят черные лебеди, Джек устроил в бывшем охотничьем домике обсерваторию, где можно было наблюдать звезды в любую погоду. Несмотря на немудрящее устройство – комната с двумя аккуратными окнами и маленькая открытая веранда, – из Звездного домика отлично просматривались и ночное небо, и море, и болота.

– Эстер?

Эстер непонимающе взглянула на Тома.

– Я спросил – ты много времени проводишь в Звездном домике?

Эстер покачала головой:

– Сейчас – нет. Последний год я прожила на западном побережье. После того как… – Она не договорила.

– Понимаю, – тихо сказал Том. – Я бы тоже уехал куда подальше.

После той злополучной свадьбы они с Томом не общались, но, когда жители городка приступили к поискам Ауры, Том появлялся в Ракушке первым и уходил последним. О тех днях у Эстер остались лишь смутные воспоминания, но одно она помнила твердо: присутствие Тома. Он приходил к ним утром и поздно вечером: разливал по термосам горячий чай, готовил горячие сэндвичи с сыром и помидорами. Он был с Уайлдингами, когда полиция объявила, что поисковую группу отзывают, а дело об исчезновении Ауры передают коронеру; когда Джек держал в объятиях бившуюся в рыданиях Фрейю, когда прибежала Куини с медицинским саквояжем. Том был в Ракушке и в ту ночь, когда Эстер выскользнула из дома, думая, что уходит незамеченной. А потом, оглянувшись, увидела, что Том смотрит на нее в окно. Смотрит, как она сидит на березе и обдирает с дерева кору.

Эстер посмотрела на Тома, одетого мистером Мияги. Интересно, а он тоже вспомнил ту ночь? Серебрилась кора березы, увешанной электрической гирляндой. Под березой стоял столик, накрытый неоновой скатертью. Большая тетрадь в твердой обложке открыта, посредине лежит ручка. A-ha запели Take On Me.

– Ты уже написал что-нибудь?

– Нет, – ответил Том и поспешно добавил: – Но напишу.

– Да мне все равно.

Интересно, подумала Эстер, остался ли еще пунш.

– Я так понимаю, ты тоже не собираешься ничего писать?

– Нет. – Эстер фыркнула и отбросила от лица прядь жестких от лака волос. – Чтобы написать об Ауре, мне не хватит всех тетрадей мира.

Том мягко посмотрел на Эстер и попросил:

– Расскажи мне о ней.

Эстер почесала нежный рубец на запястье.

– Если хочешь, конечно, – прибавил Том.

Эстер помнила, что значит дружить с Томом. Помнила, как деликатно он соблюдал ее границы. Он всегда соблюдал ее границы.

– Аура любила эту старую березу, – прошептала Эстер и смущенно добавила: – Но ты и так знаешь эту историю.

– Расскажи еще раз. – У Тома на глазах выступили слезы. – Хочу послушать.

Из-под навеса раздался перебор гитар: The Church исполняли Under the Milky Way.

Эстер сделала глубокий вдох.

– Мы были подростками. Мне тринадцать, а Ауре, значит, шестнадцать. Мама как раз собралась расширить свое тату-производство. Помнишь?

– Помню.

– Она подумывала переделать этот уголок, но тогда пришлось бы срубить березу. Аура взбесилась. Мы все знали, что ей дорого это дерево, но тут она просто с катушек слетела. И в знак протеста начала составлять список фактов.

– Потрясающий был список, – улыбнулся Том.

– Да уж. – Эстер вспомнила, как Аура ходила за Фрейей по пятам по всей Ракушке, читая вслух то, что она узнала о березах; ее голос дрожал от страсти, гнева и веры в свою правоту: «Кора серебристой березы обновляется так же, как человеческая кожа. В дикой природе серебристые березы редко растут поодиночке: они легко размножаются семенами и растут, как правило, рощами. Каждое дерево дает кров и пищу сотням живых существ». И так – каждый день. Каждый день битва между мамиными татуировками и рассказами Ауры начиналась снова.

– Я знаю, на кого бы я поставил. – Том взглянул на березу.

Эстер улыбнулась.

– Самый убойный аргумент она предъявила как-то вечером, за ужином. Объяснила наконец, что когда она за год до всей этой истории попала в больницу с аппендицитом, то очень боялась операции. А Эрин объявила ей, что береза будет ждать ее. Рассказала, что у народов Восточной Европы серебристая береза почитается как средство от печалей: надо высказать дереву душевную боль, обнять его – и береза заберет все твои горести. А потом сбросит вместе с корой, как ненужную кожу. Все меняется: ты, твоя боль, дерево. – Эстер взглянула на березу, бледный ствол которой светился в вечерней темноте. – Тем вечером за ужином Аура поделилась, что после выписки из больницы у нее появился ритуал – рассказывать истории этой березе. Поэтому дерево было ей так дорого. Береза забирала ее печаль и страхи и сбрасывала их с корой, серебристой, как шкура тюленя. Вот почему Аура называла ее Деревом шелки. Мама тогда, я помню, побелела.

– Аура любила рассказывать истории про шелки, – задумчиво сказал Том.

– Да. Она по ним с ума сходила, сколько я себя помню, – прошептала Эстер.

* * *

Эстер и Аура свернулись рядом в креслах-подушках. Они в библиотеке начальной школы. На коленях у девочек раскрыта большая книжка со сказками. Ланч-боксы они пристроили рядом. Держа в одной руке половину вегетарианского сэндвича, Аура медленно читает, водя пальцем по строчкам, чтобы Эстер успевала за ней.

– Жители островов Северной Атлантики рассказывают о шелки – полулюдях-полутюленях, способных принимать человеческий облик. В самых известных легендах говорится о том, как шелки в полнолуние выходят из моря, сбрасывают шкуру и оборачиваются женщинами. Какой-нибудь любопытный рыбак крадет и прячет шкуру одной шелки, отчего ей приходится семь лет прожить с ним. Рыбак обещает вернуть шкуру, но медлит. Шелки находит шкуру сама. Набросив ее на себя, она снова оборачивается тюленем и возвращается в море.

Аура замолкает и, едва дыша, поворачивается к Эстер. Глаза у той широко раскрыты от восторга.

Эстер взглянула на небо. Звездный свет лился на березу, нежные ветки которой шевелил вечерний бриз.

– Она всегда была тюленем, а я – лебедем.

– И о чем Аура рассказывала Дереву шелки? – спросил Том, но тут же покачал головой. – Прости. Не говори, не нужно.

– Да ладно. – Эстер пожала плечами. – Наверное, обычную подростковую чепуху. Ее вера оказалась заразной. Через несколько дней после того, как Аура рассказала нам про Дерево шелки, мама возвращалась вечером из студии – и увидела нас. Аура привела нас с папой к березе, и мы говорили коре о своих бедах. Аура – что какие-то придурки в школе не дают ей жить спокойно. Я тоже кое о чем рассказала. Помню, как папа улыбнулся маме, когда она нас заметила: мол, нам ее – Ауру – не одолеть… А потом уже мама обнимала березу, а папа с Аурой плакали. Сильное было зрелище, но такая уж у меня семья.

– А что с планами Фрейи насчет расширения производства?

– Она о них больше не вспоминала.

Том усмехнулся и чуть погодя сказал:

– В этом что-то есть.

– В чем?

– В идее, что Дерево шелки способно забрать у человека его боль. Потому что деревья и правда как будто умеют чувствовать боль другого дерева.

Эстер скептически нахмурилась.

– Нет, все так и есть. Если какому-то дереву грозит опасность, оно может через корневую систему оповестить об этом другие деревья. Те примут сигнал и ответят. Если, например, коре Дерева шелки угрожают насекомые, оно посылает сигнал бедствия соседям, и их кора начнет вырабатывать особое химическое вещество, вроде репеллента. Так что не исключено, что в любимых Аурой народных сказках о березах имеется рациональное зерно.