Плац был разбит на восемь линий, каждая из которых вмещала по десять десятков, но сейчас были заполнены только три линии – и даже это считалось большим количеством. Ааори никогда не набирали больше четырёх сотен – не было смысла. Чтобы быть стражей, ааори имели слишком мало уважения у местных, а использовать их «на подхвате» было слишком затратным. А для чего-то более серьёзного они не годились. За месяц в нори переходил десяток-два ааори, остальные продолжали тянуть лямку. Регулярные массовые чистки уменьшали количество учеников, а прошедшие Порку – пополняли личный состав.

В последние месяцы, как я понял, серьезных мероприятий не было. Планировалась крупная зачистка в середине весны – именно на нее нацелилась Пятнадцатая, решив разом вывести в нори максимальное количество бойцов. «Со своими дальше спокойнее», – пояснила она. Мне оставалось только жалеть, что мне с ними в нори перейти не светит.

На построении присутствовало три нори, выполнявшие роль сотников и командиров. Они раздали десятникам задачи на ближайшие сутки и всех отпустили.

После построения весь десяток собрался в здании администрации, где накануне Пятнадцатая застолбила за нами один из учебных классов. Она рассадила всех по стульям вдоль стены, а сама встала напротив.

– Меня вы все знаете. Я – Пятнадцатая и командую нашим десятком. Всё, чего я прошу от своих бойцов – это верности товарищам и рвения в учебе. Дружный и спаянный десяток имеет больше шансов отбиться от любого нападения. Умелые бойцы имеют больше шансов выжить. Взамен я готова помочь вам с экипировкой и обучением. Мой зам – Хохо! Хохо, на выход и представляемся.

Со своего места поднялся долговязый молодой человек с длинными черными волосами, стянутыми в хвост. Он обвел всех взглядом и улыбнулся.

– Для новеньких объясняю сразу. Я – пример того, как одно неосторожное слово становится прозвищем на три года. Когда-то я имел неосторожность прилюдно высказать свое восхищение одной очень симпатичной нори, которая в те времена была сотником в казарме. Когда она вошла в столовую, я восхищенно сказал: «Хо-хо!». Я много ещё чего хотел сказать о том, какие бывают красивые девушки, и как я рад её встретить, но меня уже несли к лекарю. А на первом построении наш сотник спросила, а не выздоровел ли её «Хохо». И с тех пор я такой. И нет – от сотника мне так и не перепало ничего.

– Хохо! – возмутилась Пятнадцатая. Лицо у нее было серьезное, но глаза смеялись.

– Ладно, всё. Заканчиваю! – Хохо снова разулыбался. – Я заместитель нашего десятника. Могу решить многие вопросы. Но особенно настаиваю обращаться ко мне, если Пятнадцатая начинает прищуривать глазки, вытягивать губы в полоску и двигать носом!

– Я не двигаю носом! Пшёл отсюда на место! – Пятнадцатая попыталась от души пнуть зама, но тот от удара ушел и, уже усаживаясь, громко на весь класс прошептал:

– Вот именно так она выглядит, когда вы должны обращаться ко мне!

– Всё! – Пятнадцатая не удержалась и засмеялась. – Ладно, закончили веселиться. Хитрый, давай – твоя очередь.

Со своего места поднялся светлый парень, не сильно старше меня и других новичков. Волосы у него уже росли, но были совсем короткими.

– Всем привет, я Хитрый, – представился он. – Но я совсем не хитрый. Наоборот, я врать нормально не умею. А был бы я хитрым, наверно, никто бы и не назвал меня хитрым…

– Хитрый хорош с копьём, – пришла ему на помощь Пятнадцатая и глянула на меня. – Хоть и пришел к нам в десяток недавно, но успел себя неплохо показать. Нож! На выход.

На этот раз со своего места поднялся неприметный шатен и вышел к Пятнадцатой.

– Меня зовут Нож, – сообщил он. Говорил Нож тихо, но расслышали все. – Вот.

– Это всё, что ты можешь сказать, да? – Пятнадцатая выгнула бровь и внимательно посмотрела на ветерана отряда.

– Всё, – так же тихо ответил он.

Пятнадцатая раздражённо посопела, но гнать на место бойца не стала.

– Нож у нас единственный, кто умеет не только копьём, но и ножами, кинжалами и короткими мечами. Хотя нам и не положено. Откуда умеет – он не знает и сам. Если кто-то хочет поучиться – подходите к нему. Садись, Нож, не сдал ты зачёт.

– Ага, – Нож расщедрился на целый звук.

– Так, теперь – Ладна, давай на выход, – Пятнадцатая махнула стройной девушке с тёмно-русыми волосами. Я помнил, что это именно темно-русый цвет, и у местных он встречался очень редко, что меня сильно удивило.

– Всем привет, меня зовут Ладной, – сказала девушка. – Я в ааори уже третий год. Очень рассчитываю, что последний. Как и все, умею обращаться с копьём, а ещё хорошо умею шить и штопать, так что за небольшой презент могу помочь в починке одежды.

Я вспомнил, что Пятнадцатая рассказывала: получить новый комплект одежды можно только раз в месяц. А три комплекта, которые были выданы после Порки, рано или поздно начнут приходить в негодность. Я шить не умел, даже представление об этом имел весьма посредственное – поэтому, похоже, стану презентовать Ладну, когда понадобится заделать прорехи.

– Небольшой презент – это 10 к-ки за час работы, – сообщила Пятнадцатая. – Ладна, спасибо, садись. Кривой, твоя очередь.

Кривой, как оказалось, сидел прямо рядом со мной. Единственное, чем он выделялся – глаза были на разном уровне, из-за чего постоянно казалось, что у него перекошено лицо.

– Здрасьте, меня Кривым кличут. Я тут уже второй год. Какое-то время служил с Пятнадцатой. Здесь я в десятке – тоже новенький. Махаю копьем, часто использую топор. Но с топором я просто головы рублю – учить не возьмусь. Могу сам топор одолжить на время.

– Негусто, – Пятнадцатая отправила Кривого на место и грозно посмотрела на ветеранов. – Вот просила же всех придумать какое-нибудь описание самих себя – и вижу, вы очень «ответственно» подошли к этому поручению. Хохо, Нож и Ладна, надеюсь, что к обучению новичков вы подошли с большей ответственностью. Новички, давайте все сюда. Я вас сама представлю.

Когда я, Пузо, Зенка и Лись вышли, Пятнадцатая представила нас своим бойцам и коротко рассказала про каждого. Ничего нового я из этих описаний не узнал – они касались нашего прохождения Порки и умений. Как и из последующей зажигательной речи, в которой Пятнадцатая рисовала перспективы десятка.

– Так, а теперь по текущим делам, – Пятнадцатая снова всех посадила на стулья, а сама встала напротив. – На нас сегодня: рубка дров, посыпка плаца песком. На этом – всё. Тогда во второй половине дня новички на плац – ближе к складам. Хохо, ты расскажешь им про обитателей леса, который нам, возможно, предстоит чистить. Все остальные – со мной на тренировку. Хохо, как закончишь – веди на тренировку и новичков. После ужина отрабатываем совместный бой в группе. Одна пятерка – против второй.

– Чур, я в пятерке с Пятнадцатой, – сразу застолбила Ладна.

– Не важно, в какой ты будешь пятерке, – Пятнадцатая нахмурилась. – Группа должна работать, а не отдельные бойцы.

– Ты это где-то вычитала? – Хохо засмеялся.

– Я хотя бы читала! – парировала Пятнадцатая. – А вот вы, если время позволяет, только отдыхаете.

Кажется, дрова я рубил в первый раз в своей жизни. Хотя более правильным было бы слово не «рубить», а «раскалывать» и «распиливать». Дрова хранились в поленницах вдоль стен складов. Между складами и было место для рубки. Привозились дрова в виде необработанных бревен и складывались в высокие штабеля, силами ааори превращались в поленья и укладывались в поленницы. В настоящее время поленницы были почти пусты: за зиму топливо ушло на обогрев администрации и – немного – казармы. Если в школе нерождённых никто помещения не отапливал, то для ааори делалось послабление. Или нас просто берегли от простуд, чтобы не тратить на недостойных время лекарей. В любом случае, как объяснили мне ветераны, даже в самые холодные дни зимой в казарме было терпимо. Всегда можно было закутаться в одеяло и согреться в комнате.

Распиливались брёвна на чурбаки при помощи длинного приспособления, которое вызывало в моей памяти слово «лобзик». Местные просто называли это «распилом». Устройство представляло собой длинную прямоугольную раму – высотой в пять ладоней и длиной в три шага^[2]. Одна из длинных рам была у́же остальных частей конструкции, а в нее частым гребнем были вкручены мелкие зубчики, направленные чуть в стороны – чтобы выступать за края рамы. Зубчики заменялись по мере того, как ломались или тупились. Пара бойцов бралась за короткие части «распила», приставляла к бревну и по очереди тянули распил на себя. Сначала тяжело – потом, когда приноравливались, дело шло быстрее. Если бревно оказывалось слишком толстым – его переворачивали.

Раскалывались чурбаки при помощи молотов и клиньев. Сначала клином продалбливается канавка, по которой будет идти раскол, глубиной в палец, затем клин вставляется в канавку в середине раскола, и забивается молотом до упора. Чурбан раскалывается на две равные половинки. Каждая половинка чурбана раскалывается до четвертушки, а потом – до осьмушки. В результате получается толстенькое поленце. Иногда клин застревал, и тогда использовался дополнительный клин, который вбивался рядом. Процесс был небыстрым и трудоемким, но, как заметил Хохо, новичкам плац песком посыпать – жирно будет.

Так и пришлось мне колоть и пилить до самого обеда. Ну и, само собой, никто не собирался оставлять без контроля нашу работу. Почему-то я был уверен, что именно так и нужно, но источник этого понимания оставался для меня загадкой. И для контроля работы у нас была норма на каждого человека по распиленным чурбанам и по колотым дровам. Видимо, за века существования ааори давно уже было выведено среднее количество поколотых дров и распиленных бревен. Кто справлялся – тот молодец, кто не справлялся – тот после ужина шёл колоть снова, пока не выполнит норму. Я хотел всё сделать вовремя, но не удалось. В тот момент, когда я раскалывал последний десяток чурбаков, на плацу появилась компания других ааори. К сожалению, некоторых из них я знал.

«Мимо! Пройдите мимо и не смотрите сюда!» – молил я молча, стараясь в их сторону не смотреть. Но Злата моим мольбам не вняла: не только посмотрела, но и узнала меня. Она задержалась на мгновение, за которое её спутники успели скрыться за складом, а потом кинулась их догонять. Но я почувствовал, что этим всё не закончится, и оказался прав. Через минуту они вернулись. Злата, Бледный и ещё трое парней – один из которых номерной, глава десятка. Почему мою бывшую подругу прозвали Златой, я понял сразу – у неё быстро росли волосы. В отличие от большинства новичков, Злата могла похвастаться золотистым пушком на голове.

– А кто это у нас тут? Пятнадцатый десяток? – ухмыльнулся Четырнадцатый. Злата прижалась к нему с какой-то гаденькой улыбочкой, которой я за ней раньше не замечал. Бледный просто злорадно усмехнулся.

Мельком я глянул на Хохо, но тот продолжал работать, не обращая внимания на Четырнадцатого, поэтому и я решил последовать его примеру.

– Мне кажется, в вас не хватает рвения, – продолжал Четырнадцатый, подойдя к Хохо вплотную. – Я – номерной, боец, и требую уважения.

Хохо отложил инструмент в сторону, выполнил положенный полупоклон и вернулся к работе. Все это он проделал без единого звука, и мне только осталось подивиться его выдержке. Четырнадцатый ухмыльнулся, покачал головой и кивнул Злате на Хохо. Та засмеялась, потом глянула на меня и зашептала на ухо своему десятнику. Четырнадцатый выслушал и посмотрел на меня.

– Эй ты, уважение номерному, – крикнул он.

Я отложил инструмент и постарался так же, как и Хохо, выполнить безукоризненный полупоклон.

Мне казалось – у меня получилось. Четырнадцатый был иного мнения на этот счет:

– Отвратительно, боец. Ещё раз!

Я снова согнулся в полупоклоне, сжав зубы и стараясь не показывать эмоции.

– Боец, ты слишком ленив – ещё раз! – Четырнадцатый подошел ближе. Я снова поклонился. Но не удержался от раздражённого взгляда, в чем немедленно был уличен.

– Тебе что-то не нравится, боец? – с иронией в голосе осведомился десятник. – Хочешь мне что-то сказать?

– Нет, десятник, – ответил я, приложил кулак к груди и снова поклонился.

– А мне кажется, что ты что-то хотел сказать, – протянул Четырнадцатый, глядя мне в глаза. В этот раз мне удалось остаться безучастным.

– Ему, кажется, не нравится кланяться, – промурлыкала Злата.