Я быстренько произвела все необходимые утренние процедуры, позавтракала размороженными в микроволновке блинчиками с вишневым джемом, насладилась своей неизменной арабикой и стала собираться к Вышнепольской. Для визита я выбрала строгий темно-синий костюм, уложила волосы и нанесла легкий макияж. Вскоре я уже ехала в коттеджный поселок.

Двухэтажный загородный дом, в котором проживала Аделаида Вышнепольская, был обнесен высоким стальным забором. Я позвонила по переговорному устройству, которое находилось на одной из створок ворот, и назвала себя. Ворота стали медленно открываться. Я вошла на территорию коттеджа и огляделась.

Вся территория, примыкающая к дому, была покрыта зеленым газоном. Дорожки выложены серой брусчаткой, дом, кстати, тоже облицован серым камнем. Только две колонны, на которые опирался балкон, были белого цвета. Вдали я заметила ажурную беседку, а чуть дальше блеснула водная гладь бассейна.

Я поднялась по ступенькам к массивной входной двери. На пороге уже стояла молодая, приветливо улыбающаяся девушка в униформе горничной.

– Здравствуйте, Татьяна Александровна, проходите, пожалуйста. Аделаида Григорьевна вас ждет, – сказала девушка.

Горничная провела меня в просторный холл с высоким потолком, украшенным лепниной, полом, выложенным паркетом с изысканным узором, и массивной люстрой, сверкающей хрустальными гранями. Конечно же, центром всего этого великолепия был камин.

Я едва успела пересечь половину холла, как из боковой двери появилась Аделаида Григорьевна.

– Татьяна Александровна, прошу вас! Давайте пройдем в гостиную, – пригласила хозяйка дома.

Гостиная после несколько пафосного холла выглядела очень уютной и милой. Бежево-кремовые с золотым декором стены были подсвечены светодиодными светильниками, что придавало помещению особую глубину.

Посередине стоял круглый стол, около которого были расставлены кресла, обитые светлой кожей. Чуть поодаль расположился широкий диван, обтянутый темно-коричневым бархатом. Сочетание темного бархата и светлой кожи, а также панели из древесины, старинные панно и картины известных художников в золоченых рамах на стенах придавали дизайну гостиной некоторую уникальность. У одного из окон стоял белый рояль.

– Одну минуту, я сейчас распоряжусь насчет чая, Татьяна Александровна. Или вы предпочитаете кофе? – спросила Аделаида Вышнепольская.

– Если можно, то черный кофе без сахара, – ответила я.

Пока горничная занималась приготовлением, Вышнепольская начала рассказывать о своей жизни.

– Знаете, Татьяна Александровна, когда я только начинала карьеру оперной певицы, я была полна надежд и амбиций. Наш оперный театр стал для меня вторым домом. Я помню, как впервые вышла на сцену. Моей первой ролью была роль Виолетты в «Травиате» Джузеппе Верди. Я чувствовала, как зрители затаили дыхание, и это было невероятно, такой контакт с залом!

Горничная принесла поднос с чайничком для Аделаиды Григорьевны и кофейником для меня. Кроме того, на подносе стояло блюдце с нарезанным лимоном, а также вазочки с печеньем и тарелочки с пирожными.

– Ну как вам кофе, Татьяна Александровна? – поинтересовалась Вышнепольская, когда я сделала несколько глотков из изящной кофейной чашечки.

– Выше всяких похвал, Аделаида Григорьевна, – сказала я, нисколько не покривив душой.

Кофе и на самом деле был сварен потрясающе.

– У Марины он всегда получается удачным, – похвалила свою горничную Вышнепольская.

За чаепитием Аделаида Григорьевна продолжала делиться воспоминаниями о своих выступлениях. Однако я понимала, что все это было только прелюдией к главному – к рассказу о проблемах сына.

– Я всегда мечтала, чтобы Костя пошел по моим стопам. Вернее, мы с моим мужем Владиславом Николаевичем – дирижером оперного театра, – уже покойным, мечтали. Но сейчас я боюсь за сына, – вздохнув, сказала Вышнепольская. – Боюсь и очень надеюсь, что вы, Татьяна Александровна, поможете нам, – добавила она.

Аделаида Вышнепольская встала из-за стола и подошла к роялю.

– Как же это несправедливо! – сказала женщина, и ее голос задрожал от волнения. – Костя всегда отличался отзывчивостью, готовностью прийти на помощь. Костя рос без проблем, и когда был еще ребенком, и когда стал подростком. Он успевал по всем предметам в общеобразовательной и музыкальной школах, за все годы обучения у него не было ни одной тройки. Кроме того, он играл на сцене самодеятельного школьного театра, ходил в спортивную секцию. Костиной мечтой было продолжить нашу музыкальную династию и достичь новых высот. После окончания Тарасовской консерватории Костя поступил на работу в Покровский театр музыкальной комедии, хотя руководство нашего оперного театра уговаривало влиться в оперную труппу. Но Костя решил, что он начнет строить свою карьеру без помощи родителей. Он запретил нам с супругом помогать ему, используя наши связи.

Аделаида Григорьевна замолчала.

– К сожалению, мир так устроен, что сейчас без связей и нужных знакомств трудно достичь определенных высот в жизни. Особенно это касается мира искусства, – заметила я и спросила: – Но вы, Аделаида Григорьевна, сказали, что Константин Владиславович уже многого добился сам. И я могу подтвердить, что в «Веселой вдове» он в роли графа Данило был просто неотразим. Тогда почему же вы боитесь за сына? В какую непростую ситуацию он попал?

– «Непростая ситуация» – это очень мягко сказано, Татьяна Александровна, – со вздохом произнесла Вышнепольская. – У Кости очень серьезные проблемы. Ему могут предъявить обвинение в убийстве. Более того, не в одном убийстве, а в нескольких! Представляете?

– Пока не очень представляю, – призналась я. – Можно поподробнее?

– Полиция считает, что так Костя продвигается по карьерной лестнице. Я не в курсе всех подробностей, сын ничего мне толком не рассказывает, щадит меня, заботится о моем здоровье, но… на него уже заведено уголовное дело. Я совершенно случайно подслушала телефонный разговор сына. Я считаю, что это все подстроено, что Костю оклеветали, но кто? Кто может распускать такие гнусные слухи? Это же просто зависть! Зависть тех, кто не может смириться с тем, что Костя – талантливый артист, который светит ярче всех! Они хотят его сломать, хотят, чтобы он упал, хотят запятнать его имя! Но я знаю, нет, я уверена, что он не виновен, я уверена в том, что мой сын не способен на такое!

– Постойте, – вздохнула я, прерывая ее эмоциональный монолог. – Откуда вы знаете, что именно считает полиция? С чего взяли, что есть уголовное дело? Вы общались с сотрудниками уголовного розыска?

– Ой, нет, упаси боже, – всплеснула руками Аделаида Григорьевна. – Это Костик мне рассказал.

Аделаида Григорьевна отошла от рояля и стала нервно ходить по гостиной.

– Я очень за него тревожилась – сын стал нервным, какая мать такое выдержит?! И настойчиво его расспросила. Вот и… ужас какой-то!

Она помолчала, собираясь с мыслями. И воскликнула:

– Я буду бороться за сына! Я не позволю, чтобы его жизнь была разрушена из-за лжи и сплетен! Я – мать, и я знаю, что такое материнская любовь и поддержка. Я не оставлю Костю в беде. Татьяна Александровна, помогите! Ведь мой сын не преступник, он настоящий артист!

Я слушала чрезмерно эмоциональный монолог Вышнепольской и пыталась построить версии, однако фактов для их построения было очень мало.

– Аделаида Григорьевна, а можно конкретнее? Все-таки что об этой ситуации говорит сам Константин Владиславович? – спросила я. – Не может же быть такого, чтобы он просто молчал.

– Ну… конечно, Костя кое-что мне рассказывал. Так, его несколько раз вызывали на допрос в Покровское управление внутренних дел, представляете? – с возмущением сказала Вышнепольская.

– Ему что, уже предъявили обвинение? – уточнила я.

– Нет, пока еще нет. Его вызывали в качестве свидетеля. Но вы же знаете, как быстро можно изменить статус, это дело одной минуты. Наши правоохранительные органы, – это словосочетание женщина произнесла с изрядной долей сарказма, – достигли в этом деле небывалых высот, я имею в виду – по части предъявления обвинения. Я нахожусь просто в глубоком отчаянии! – воскликнула Вышнепольская.

– Вы только что сказали, что на вашего сына завели уголовное дело, – напомнила я осторожно.

– Ну это я так выразилась! – воскликнула женщина нервно. – Я же не знаю, как там у них, у этих полицейских, все устроено! Но ведь его же таскали на допросы?

– Стоп. Дача свидетельских показаний – это обязанность любого гражданина нашей страны, привлеченного в качестве свидетеля преступления, – отчеканила я. – И это не значит, что на свидетеля заводят уголовное дело. Значит, ваш сын выступает свидетелем какого-то преступления и из-за этого нервничает?

– Ну я не знаю, – утомленно вздохнула Вышнепольская, очевидно, запутавшись в терминологии. – Мне известно одно: у моего сына проблемы. Более того, не раз бывало, что свидетель потом становился обвиняемым. Знаете, сколько таких историй ходит?

– В полиции работают порядочные люди, – не смогла я не заступиться за правоохранительные органы после такого намека на их нечистоплотность.

– Да-да, конечно, – легкомысленно отмахнулась от моих слов Аделаида Григорьевна. – Но вдруг Костю кто-то решит подставить? Или уже решил?

«Да, такая версия имеет право на существование. А может быть, дело не в Константине? Что, если, подставляя сына, хотят добраться до его матери? – подумала я. – Очень часто недруги используют именно такой метод, когда хотят добиться какого-то результата. Правда, это срабатывает в основном только в сфере предпринимательства, как правило. Хотя… могут быть варианты. Предположим, что Аделаида Григорьевна кому-то очень крепко насолила. Или кого-то смертельно обидела. Впрочем, чего это я сижу и гадаю. Вот же она стоит передо мной, а я, вместо того чтобы прямо задать ей вопрос, сижу и перебираю варианты».

– Аделаида Григорьевна, а у вас есть враги? – спросила я.

– Что? Враги? Какие враги? Что вы имеете в виду? Простите, но я не поняла вас, Татьяна Александровна. – Вышнепольская с изумлением посмотрела на меня.

– Ну, может быть, и не враги – это я преувеличила, а, скажем так, недоброжелатели, – уточнила я.

– Ну не знаю. Врагов у меня точно нет. Во всяком случае, я очень на это надеюсь. А что касается недоброжелателей… ну так нет такого, наверное, чтобы все относились друг к другу только положительно. Негатив всегда имеет место быть. Татьяна Александровна, а почему вы задали мне такой вопрос? Мы ведь сейчас говорим о моем сыне.

– У меня возникла версия, что, подставляя вашего сына, кто-то таким образом подбирается к вам, понимаете? Вспомните, были ли лично у вас какие-то неприятные разговоры в последнее время? Может быть, телефонные звонки? Или же письма с угрозами? Было что-то такое из того, что я только что перечислила? – спросила я.

Вышнепольская на минуту задумалась.

– Вы знаете, нет. Ничего такого не было. Да и с чего бы это? Я ведь не бизнесвумен, никакой такой деятельностью не занимаюсь. Я сейчас преподаю вокал в консерватории. В театре я уже давно не пою, так что никакого соперничества ни с кем не имею. А по поводу неприятных разговоров… что я могу сказать? Только то, что вся эта история с Костей, конечно, уже обросла сплетнями и домыслами. Однако в глаза мне никто ничего не высказывает. Но сам факт того, что Костю обвиняют в том, что… нет, это просто даже представить себе невозможно! Чтобы мой сын хладнокровно убил нескольких своих коллег по сцене? Причем заметьте, что речь не идет о драке или об обороне… А просто оказывается, что Костя решил идти по карьерной лестнице по трупам! Татьяна Александровна! Помогите! Восстановите честное имя Кости, снимите с него все эти подозрения и обвинения, которые на него навешали… даже не знаю кто. Мы заплатим вам любую сумму, которую скажете.

Вышнепольская умоляюще посмотрела на меня.