Он прав. Хотелось выкинуть из головы все мысли. О Ратмире, соревнованиях и о жизни сестры в чужом доме. Я слишком зациклена на проблемах. И уже тысячу лет не отдыхала умом и телом. Поморщилась, напоследок подумав о Фатиме Гурбановне. Она, наверное, придумывает, как меня наказать за неявку на работу.

Пригубила вина. Возможно, оно очень дорогое, но я не в силах была оценить его по достоинству. Вкус не понравился, но всё же я сделала ещё несколько глотков, пока по жилам не растеклось приятное тепло.

Содержимое бокала никак не кончалось. Я даже не замечала официантки, что то и дело подливала вина. В то время как Тамерлан почти не пил.

На короткий миг это показалось мне подозрительным. Но через секунду, как рыбка Дори, я уже забыла, о чём думала.

Тело растеклось по мягкому диванчику, голова стала тяжёлой, а глаза закрывались.

Та́ми пересел на место рядом со мной, закинув руку мне на плечо. По-хозяйски. Хотелось отстраниться, но я не нашла для этого никаких оснований и продолжила так сидеть.

Мне было совершенно невдомёк, почему, пока Ратмир отдыхает со своей пышногрудой куклой, я должна переживать, что ему не понравится моё поведение. А потом, ну как он узнает? Та́ми точно не на руку меня сдавать.

Он рассказывал истории из своей жизни, а я пьяно смеялась. Алкоголь сделал своё дело.

Я видела, как Тамерлана влечёт ко мне. Но сама не испытывала к нему ровным счётом ничего сильнее симпатии.

– Может быть, пойдём отсюда?

Взгляд расфокусирован. Смотрю вокруг, и всё двоится. Моргаю, но мир не приходит в норму.

Краем сознания понимаю, что он ждёт продолжения. И спаивал меня, чтобы проще было затащить в постель. Почему-то эта догадка опускает его в моих глазах сразу на несколько позиций ниже.

Как бы ни злилась на Сабурова, насколько бы сильно меня ни бесил его наказ держать ноги вместе, но ради того, чтобы взбесить его сильнее, я не готова была раздвигать их перед Тамерланом.

Нервно соображаю, как теперь его деликатно отшить.

– Та́ми, мне пора в общагу, – пытаюсь отстраниться.

Но пальцы молодого человека неожиданно оказываются у меня на шее. Пялюсь на него недоумённо, а он притягивает к себе, и впивается в мои губы. Я едва не задыхаюсь от неожиданности, пока он целует.

Та́ми уже не кажется робким, скромным парнишкой. В какой момент я забыла, что у него горячая кровь? А я для подобных ему лишь расходный материал?

Он не рассчитал, пока опаивал меня, что для моей комплекции я выпила слишком много алкоголя. К горлу начала подкатывать тошнота.

Я оттолкнула его и побежала в уборную, закрывая рот рукой. Пока лавировала между столиками, с ужасом обнаружила, что с другого конца зала нас палила Мадина.

Она смотрит на меня со злорадством, постукивая сотовым телефоном по столу. И я догадываюсь, что она записала моё воркование с Та́ми на камеру.

Забегаю в туалет и включаю холодную воду, согнувшись над раковиной. Тяжело дышу. Мне до чёртиков паршиво и с каждой секундой становится только хуже. Живот крутит. Спазм отступил. Надо убираться отсюда.

– Девушка, вам нехорошо? – интересуется у меня официантка, стоило мне покинуть уборную.

У неё на подносе стеклянная бутылка минеральной воды. Я смотрю на девушку, плохо соображая.

– Да, – беру бутылку и показываю на Тамерлана, – это за счёт вон того столика.

У меня оставались деньги с «зарплаты», выданной Сабуровым, и я вызвала такси. От мысли, что придётся провести ночь рядом с грязным общажным унитазом, стало ещё хуже. Фатима Гурбановна мне, конечно, не будет рада в таком состоянии. Да и приеду я на три часа позже положенного времени. Но, выбирая из двух зол…

В такси укачивало. Я прислонилась лбом к холодному стеклу, сжалась вся и молилась о том, чтобы скорее доехать до дома Сабурова. Пробки нас миновали.

Жёлтое такси остановилось у ворот. Выползла из машины, едва не упав лицом в сугроб. Собрала немного снега и приложила к пылающему лбу, пока ждала, чтобы мне открыли дверь. Охранник узнал меня и пропустил внутрь.

– Ты чего так поздно, Серафима? – интересуется. А мне кажется, если я открою рот, то выблюю желудок.

Бросаю на него взгляд. Мужчина кивает, давая понять, что вопросов нет. Выгляжу я достаточно паршиво, чтобы ничего не объяснять.

На морозе стало немного легче. Набрав номер Патимат, я спросила у неё, что можно принять в моём состоянии. Голос у неё оказался крайне обеспокоенным.

– Вызывай скорую, – доносится из трубки.

Я мотаю отрицательно головой, забывая, что она меня не видит.

– Серафима!

– Нет, не хочу в больницу. Это просто тошнота. Утром всё пройдёт.

Голова раскалывалась. Добралась до кухни и сползла на пол по стенке вместе с аптечкой. Ноги не держали.

– Промой желудок, потом выпей.

– Угу, – язык совсем не двигается во рту. Будто распух.

Через час желудок был пуст, и я приняла лекарство, которое захватила с собой в ванную комнату, примыкающую к спальне прислуги. Подложила под щёку полотенце и так и уснула на тёплом полу, свернувшись калачиком. Знобило так сильно, что зубы скрежетали.

Не имея представления сколько прошло времени, очнулась оттого, что рядом кто-то орёт. Не полегчало. Голова болела только сильнее. В ушах стоял гул. А Фатима Гурбановна так истошно на меня кричала что, становилось ещё хуже.

Она не употребляла матерных слов, как мой отчим. Но и с её скудным лексиконом ей удалось облить меня грязью, так чтобы я могла почувствовать себя самой последней уличной девкой.

Все мои реакции заторможены, восприятие реальности будто поставили на паузу. Момент, когда она схватила меня за волосы и стала мотать из стороны в сторону, смазался.

Сил сопротивляться ей не было. Женщина кричала мне в лицо, а я ощутила, как вода, оставшаяся в моём желудке, поднимается наверх. И в следующее мгновение остаётся на подоле её длинной юбки.

Вытираю рот рукавом кофты. Извиняюсь заплетающимся языком.

Она решает, что я пьяная. Ударяет меня по щеке.

Мышцы такие слабые, что я даже не могу подняться с пола. Не то что защитить себя.

Подбирая юбку, женщина быстро покидает комнату. Уверена, это не конец. Она вернётся и продолжит.

Я еле-еле поднимаюсь на ноги, чтобы промыть рот и умыться. Смотрю на себя в зеркало, не узнавая. Лицо даже не белое – серое. Со мной что-то не то. Это уже не похоже на отравление.

Как плохо, что здесь нет Патимат. Она бы помогла.

Я мечтаю лишь о покое.

Пробираюсь по коридору к выходу, по стеночке. Единственное, что мне остаётся, это уехать в общагу. Там хоть никто не тронет. Но мысль о поездке на такси повергает меня в ужас. Самый настоящий.

Где-то впереди раздаются шаги. Навстречу мне идёт мужчина. Я сразу узнаю его. По походке. По развороту плеч.

Он видит меня, увеличивает шаг. И я проваливаюсь в темноту.

Глава 31

Воспоминания о продолжении того дня остались отрывочными. Сирена скорой помощи врезалась в моё сознание вместе с мельтешением фельдшеров. Скрежетом каталки, на которую меня уложили. Ярким свечением ламп приёмного отделения.

Наверное, хорошо, что я не запомнила манипуляций врачей в больнице.

Первое, что я ощутила, придя в себя, это удобство больничного матраса. Запах крахмала, исходящий от подушек. Догадываюсь, что меня привезли не в государственный госпиталь. Где-то поблизости пикал аппарат.

Только вот не было сил разлепить глаза. Веки налились свинцовой тяжестью и не поднимались. После бесплодных попыток я снова проваливалась в сон. Но, вновь возвращаясь в реальность, испытывала лишь усталость.

Когда я услышала голос Ратмира, мне показалось, я улыбаюсь. Может быть, не физически, но ментально.

Неужели ради меня он вернулся с островов? От этого предположения в моём пустом желудке запорхали бабочки.

– Нет, я в Москве, – догадываюсь, что он отвечает кому-то по телефону. – Никуда. Я был здесь. Так надо. Потом объясню.

Разочарование.

Много на себя взяла. Представила, как он на частном самолёте, роняя тапки, мчится в Москву, узнав о том, что мне плохо. Наивная дурочка.

Не сразу сообразила, что рассматриваю его в свете ночника. Стоит повернувшись ко мне спиной, засунув руки в карманы брюк. Должно быть, смотрит вдаль и представляет, как будет меня убивать. Наказывать.

Чёрная рубашка облепляет широкие плечи. Сидит идеально, как и другая его одежда. Наверное, шьёт всё на заказ. У него точно не стандартный размер.

Век бы так на него пялилась, но он обернулся.

Мозг до сих пор медленно обрабатывает информацию, поэтому я не сразу соображаю, что Сабуров смотрит на меня.

Чем дольше длится наш зрительный контакт, тем сильнее начинает биться моё сердце. Я вдруг осознаю, что успела соскучиться по нему за тот промежуток времени, что мы не виделись. Меня пугает странная привязанность к нему.

Он выглядит уставшим. Небритым. И злым.

С грацией хищника, заприметившего подбитую лань, подходит к кровати. Его рука тянется ко мне, и я подозреваю, что он вытащил меня с того света (а видит бог, мне казалось, свет в конце туннеля очень близко), дабы лично придушить.

Сглатываю слюну.

Но вместо того, чтобы приложиться к моей шее, он нажимает на какую-то кнопку рядом.

Спустя мгновение появляется медсестра. Я даже не смотрю на неё. Как и он.

– Вызовите её врача, – отдаёт ей приказание, и дверь снова закрывается.

Я жажду услышать от него хоть слово. Чтобы успокоиться и не думать о трусливом побеге. Но он молчит. И от этой гнетущей тишины становится лишь страшнее.

Мои нерезиновые нервы медленно рвутся под его тёмным, безжизненным взглядом. Так смотрят, когда хотят убить.

– Господин Сабуров, – приветствует врач Ратмира, протягивая руку, и внимательно изучает меня и мониторы, к которым я подключена. – Как вы себя чувствуете?

Горло сухое. Я пытаюсь произнести хоть слово, но ничего не выходит. Врач сразу об этом догадывается и наливает из графина с прикроватного столика воды. Помогает сделать глоток. Но больше не даёт почему-то. Стоило отпить, появилось ощущение, что в горле побывал унитазный ёршик.

– Паршиво, – удаётся ответить.

– Как вас зовут, помните?

На моём лице должно быть возникает недоумение. А имеется вероятность, что я могла забыть?

Ощущаю, как в голове вертятся шестерёнки. Я напряжённо думаю. Может это позволит мне смягчить гнев Сабурова и горящее моей заднице наказание?

– Н-не помню, – смотрю невинно.

Доктор хмурит кустистые брови.

– Вы знаете, что с вами произошло? – участливо задаёт новый вопрос.

Настолько, что становится немного стыдно. Совсем чуть-чуть.

– Нет, – тихо и кротко отвечаю.

Я сделала что-то не так, потому что, кажется, врач в замешательстве. Переводит взгляд с меня на Ратмира.

– Нужно будет собрать консилиум. Ретроградная амнезия при токсикологическом отравлении вовсе не нормальное явление.

– Не нужно, – раздаётся до боли спокойный голос Ратмира, обрубающий все мои потуги, – у неё всё в порядке с памятью. Когда девушку выпишут?

Попытка не пытка.

– Ах, это шутка, – успокаивается врач, удивлённо улыбаясь. Ощущение, что за те деньги, которые он получает здесь, ему приходилось видеть и не таких «больных» пациентов.

– Шутка, – отрезает Сабуров, а я краснею под его взглядом.

– Проведём осмотр, возьмём анализы, и можно выписывать. Больной положен строгий постельный режим.

– К постельному режиму ей не привыкать, – отвечает Ратмир с подоплёкой.

Что он имеет в виду? Припоминает мне моё неудачное эскортное прошлое? Поджимаю губы.

Выдохнула, только когда Сабуров убрался из палаты.

Меня трясло рядом с ним, он видел моё нутро насквозь. Единственный способ защититься от его взгляда – это спрятаться под одеяло. Но он не мои детские страхи, достанет и оттуда.

После пары капельниц, анализов и осмотра врачами мне сообщили, что готовы меня выписать. На мои вопросы о том, что всё-таки со мной произошло, конкретного ответа так и не дали. Острое токсикологическое отравление. Но чем?