Елена Рахманина: Бессердечный принц

Глава 1

Островский хладнокровно спланировал моё убийство, за которое его не посадят в тюрьму.

В памяти всплыли его слова в одну из наших первых встреч: «Я тебя сломаю». Я про них забыла, приняв их в тот момент за жестокую шутку. А он всё это время методично шёл к своей цели. Игрался со мной, как кот с мышкой, пока не загнал меня в мышеловку. Все его чувства – не больше, чем искусственно созданная им иллюзия. Обман.

Ведь разбить можно только влюблённое сердце.

И вот мы стоим друг напротив друга, пока он топчется на моём выдранном из груди сердце.

У меня оставался лишь один вопрос: за что? Что я такого ему сделала, чтобы стать объектом жестокости такого масштаба?

Но унижаться, задавая подобные вопросы, не было смысла.

Я буквально ощущала, как мой взгляд потух. Как всё доброе и светлое высосали из моего тела тёмные, колючие глаза мужа.

Губы болезненно дрогнули. Крупицами чувств, что остались в моём теле, я радовалась, что каким-то образом мне удалось не разреветься. Что оставило мне подобие сохранённой гордости.

Только боялась, если открою рот – начну задыхаться. Потому что боль продолжала давить на грудную клетку.

Мотнула головой и, не видя ничего перед собой, устремилась вон. Из этой спальни. Из дома. И из жизни Артёма.

Я бежала не разбирая дороги, быстро перебирая ногами и рискуя скатиться с лестницы.

Желанная свобода была почти близка, когда меня остановили у самой двери.

– И куда ты собралась? – Схватив за предплечье, Артём разворачивает меня к себе.

Я вроде слышу его вопрос. Понимаю значение слов. Но ответить ничего не могу.

Всё внутри будто онемело.

Но я не знаю, как долго продлится это состояние. Опасаюсь, что в любой момент могу разреветься. Я буквально на грани. От которой меня останавливает лишь одно – мне не хочется доставлять ему ещё больше удовольствия от достигнутого триумфа.

– Пусти, – едва слышно выдавливаю из себя.

Рассказывать ему о своих планах – нелепо.

Его губы сжимаются в жёсткую линию.

– Вернись в спальню, она скоро уйдёт, – выдаёт Островский, и сквозь зону отчуждения пробивается недоумение.

Я не была мусульманкой, но в этот момент мне захотелось три раза крикнуть: развод.

Боже, он же не думает, что я останусь в этом доме?

Самое мерзкое, что где-то в глубине души я всё еще жаждала услышать от него оправдания. Объяснения случившемуся. Я ведь знаю сестру. Она на многое готова пойти. И моему кровоточащему сердцу нужно было любое лекарство. И я с прискорбием понимала, что готова проглотить даже ложь.

И, должно быть, это желание отразилось в моём щенячьем взгляде. Потому что Островский смотрел на меня как на одну из своих поклонниц. Которых он может поманить пальцем, и они на брюхе приползут к нему.

Волна омерзения от собственной бесхребетности пронеслась по телу. Я не хотела быть такой. Зависимой от него, как моя сестра или Соф. Они обе переступили через свою гордость, продолжая увиваться за мужчиной, для которого их тела даже не на сотом месте.

И, похоже, мой муж ожидал от меня подобного раболепия.

– Ты думаешь, что я останусь с тобой? – с трудом выдыхаю ещё одно предложение, слыша, как сухо звучит собственный голос. Как пожухшая осенняя листва.

В том месте, где он меня касается, жжёт кожу.

– Нет. – Его колючий и острый взгляд действует на меня как оружие массового поражения, продолжая меня разрушать. – Мне больше не нужен этот брак. Но ты пока можешь здесь пожить.

Если до этого кинжал просто находился в моей спине. То сейчас он его провернул, усилив муки.

Я едва сдержала стон боли – так плохо мне сделалось в этот момент.

Мне хотелось забиться в самый тёмный и нелюдимый угол и выть, кричать, стонать, пока боль не покинет тело.

Дёрнула руку, вырываясь из его хватки, и пошла в сторону своей машины. В голове гудело. Перед глазами всё плыло. Но каким-то образом мне удалось завести автомобиль и вырулить из этой преисподней.

Только в этот момент я поняла, что еду на встречу с отцом. В дом, где живёт моя сестра. Идея остаться в жилище Артёма уже не кажется такой паршивой, даже если по нему каждый день будут проходить толпы девиц, которых он будет трахать через стену.

Видеть сестру, которая с чувством превосходства и победы будет накручивать на свой наманикюренный пальчик мои кишки, куда паршивее.

Не помню, как доехала до дома отца. Весь путь смазался в одно пятно. Даже странно, что не попала в аварию, потому что всю дорогу ловила себя на мысли, что мне совершенно не хочется жить. Быть. Существовать.

Словно от меня осталась лишь оболочка. Пустая. Полая.

Ворота особняка разошлись в стороны, пропуская машину внутрь.

О чём таком хотел сообщить папа вчера? Неожиданно мне становится интересно узнать.

Хотя кому я вру? Мне плевать. Вообще на всё.

Мир кажется серым и скучным.

Единственное, чего мне хочется, – это плакать.

Но отец тоже не оценит моей слабости. Не утешит.

У него никогда не случится инфаркта, потому что для этой болезни нужно иметь сердце.

Мне сообщают, что он в кабинете. Один. А значит, нет смысла откладывать разговор. Распахивая дверь, захожу к нему.

Адам Ибрагимов отрывается от своего ноутбука, поднимая на меня взгляд. Не знаю, что он сейчас видит, но выражение его лица меняется. Становясь ещё более жёстким.

– Я сейчас застала Милану в постели с моим мужем, – выплёвываю, испытывая безудержное отвращение и стыд.

За то, что меня поставили в такое унизительное положение. За то, что оказалась обманутой и отвергнутой.

– Что ты такое говоришь, Диана? – Отец резко поднимается из-за стола.

Его негодование настолько чистое, что не стоит сомневаться – он был уверен в невинности дочери. И… я совсем не удивлюсь, если после произошедшего он заставит их пожениться. А меня задвинут на второй план. Одну сестру заменят другой.

От этой мысли вновь становится больно.

И, возможно, в этом и был план Миланы.

– Я сама их видела. Извини, записать сториз для тебя не успела. Придётся поверить на слово. Да и дочь твоя вряд ли станет отрицать.

С каждым словом тошнота всё сильнее подступает к горлу.

Вести этот разговор невыносимо. Но и пребывать в неведении я тоже не могу. Мне необходимо знать, как отец захочет распорядиться моей судьбой.

Отец бледнеет. Загорелая кожа принимает серый оттенок. А мне гадко. Обидно, что никто из близких не замечал двуличия сестры. И из нас двоих именно я была проблемной дочерью. Сложным ребёнком. Хотя в чём же заключалась эта сложность? Я ведь тихоня, всё свободное время проводящая за монтированием видео. Просто не отвечала кавказским стандартам покорности.

– Я с ней поговорю. Это… какая-то ошибка, – всё же выгораживает её.

Скрывать отвращение нет сил. Поэтому я продолжаю прямо смотреть на него. На человека, который отдал меня своему врагу. И позволил растоптать. Унизить и предать.

– Что дальше, папа? Артём признался, что ему не нужен этот брак, – выкапываю из себя эти слова, как землю из могилы.

Больно.

Разрушительно больно.

– Я знаю, дочка. И вскрылось ещё одно обстоятельство, о котором ты должна знать.

Мой несокрушимый отец с поверженным видом опускает глаза в пол, с силой сжимая челюсти и кулаки.

И, пожалуй, это пугает меня больше криков и угроз.

– Какое? – тихо интересуюсь, не представляя, что могло настолько выбить отца из колеи.

– Мне сообщили, что его семья повинна в смерти твоей матери. Прости.

Глава 2

Пять лет спустя

За пять лет, минувших с того разговора, мне так и не удалось узнать, по какой причине семья Островского могла желать смерти моей матери.

Тогда я пыталась выпытать у отца хотя бы крупицы информации. Но и ими он делился нехотя. Контролируя каждое брошенное обвинение.

– Убийца – Александр Драгонов. Впрочем, не удивлюсь, если он прикрывал свою жену, – кривясь, поведал папа.

Его слова буквально оглушили меня. Но, возможно, в любой другой день я отреагировала бы на эту новость ярче. А сейчас у меня просто не осталось ни сил, ни нервных клеток, чтобы испытывать острые эмоции. Я находилась в глубокой прострации.

– А мотив?

Я не могла поверить, что тот мужчина с благородной внешностью мог… убить женщину. Он не был похож на головореза. А учитывая его врачебное прошлое, слова отца и вовсе пахли ложью. Что уж говорить про Лилю, которая выглядела не крепче хрустальной вазы и вряд ли могла поднять на кого-то руку.

Но зачем великому и ужасному Адаму Ибрагимову врать о таком? Разве только для того, чтобы пропасть между мной и Островским приняла и вовсе необъятные размеры.

Или я всё же ошибаюсь во всех них?

– Ты купилась на их внешность, решив, что они благородное семейство. Но за красивым фасадом часто прячется гниль, – фыркнул отец, недовольный моими расспросами. – Твоя мать стала их невинной жертвой, случайно попавшей под замес. А я… не сумел её защитить.

Исповедь отца полоснула по сердцу. И старая рана от потери мамы вновь закровоточила.

Когда её убили, я находилась рядом. Но память милостиво стёрла из головы четырехлетки все болезненные воспоминания. Лишь один фрагмент методично всплывал, мучая меня ночными кошмарами.

Как я сидела в луже её крови, оставленная одна.

Если убийца хотел меня пощадить, то сделал это весьма жестоким способом.

Сколько я так просидела рядом с трупом матери? Час или сутки?

– В таком случае как вышло, что ты узнал про убийцу моей мамы только сейчас?

Отец отвёл взгляд, словно на дне его зрачков я могла прочитать ответ. И эта скрытность меня ужасно пугала. Хотелось привязать его к стулу и светить лампой в лицо, выведывая каждую мелкую деталь.

– Драгонов, скажем так, сделал чистосердечное признание. Не полиции, конечно. Нам.

Линия рта отца исказилась, будто его тошнило даже от фамилии этого человека.

Я судорожно выпустила из лёгких воздух. Внутри всё горело.

Мне казалось, что я вот-вот должна сломаться до конца. Безвозвратно. Но, похоже, я была крепче, нежели думала. Или гибче, продолжая сгибаться под гнётом боли.

Сжала кулаки, пытаясь собраться. Иначе я просто распадусь на молекулы.

– Поэтому тебе опасно находиться рядом с кем-то из этой семейки, – выдал отец, немного успокаиваясь. – Собирай свои вещи, вечером на частном самолёте полетишь к бабушке. Я купил ей новый дом под Пятигорском. Тебе там понравится. Пока я не пойму, что ты в безопасности, сиди тише воды, ниже травы.

Я вскинулась. Отец был в натянутых отношениях со своей матерью. Я же её обожала. Как и она меня. И всегда сожалела, что меня не отдали ей на воспитание.

– Под Пятигорск? – уточняю, боясь, что ослышалась.

Отец лишь кивнул. И, махнув рукой, позволил мне удалиться.

Добралась до своей спальни. Заперлась изнутри. Сняла с себя всю одежду. Врубила в душевой воду, а в колонках – громкую музыку.

И закричала, выплёскивая из себя все эмоции. Боль брала начало где-то в грудной клетке, разливаясь у сердца горячей лавой. И выливалась из меня потоком обжигающих слёз, смываемых водой.

Крик превратился в вой раненой волчицы, которую растерзала своя же стая. Пальцами скребла грудь, шею. Боль не желала покидать тело. Затаилась рядом с воспоминаниями. Во всех моментах, когда мне казалось, что сердце Артёма живое и способно биться. А значит, и любить.

Но я ошиблась.

Нет там ничего живого. И будучи мёртвым внутри, сам он способен сеять лишь смерть. За одним случайным исключением.

Первый месяц жизни у бабушки прошёл как в тумане. Я была оторвана от внешнего мира в её доме. Я боялась заходить в интернет. Мне казалось, если я узнаю, что Артём и Милана вместе, – это добьёт меня.