– Перестань. Ты сама выбрала свою судьбу.

Чужачка отвернулась к окну.

– Разве кто-то дал мне возможность выбирать?

– Я предпочёл бы смерть бесчестию. Никого из людей Севера не склонить на свою сторону силой – только доводами разума. Для любого из нас смерть достойнее и желаннее, чем бесславное и бессильное существование. Ты же позволила себя увести.

– Ты спросил меня, хочу ли я умереть?

– Я могу помочь тебе с этим прямо сейчас.

Кена замолкла и опасливо посмотрела на Льефа.

Мужчина с чёрными волосами, что густой волной струились по широким плечам, мало походил на северянина и, казалось, был Кене знаком. На плечах воина лежал плащ из волчьей шкуры, а одежда его состояла из меховой куртки и штанов. Бёдра викинга оплетал широкий металлический пояс, с которого на цепочке свисал меч.

Жившие на юге одевались иначе: они носили меховой плащ и куртку, сшитую из двух шкур, а для украшения надевали янтарные бусы и зубы животных.

– Вы убили всех моих родных, – тихо сказала Кена. Во взгляде её тлела мольба, будто она надеялась, что Льеф опровергнет её слова.

Но на Севере не говорили с человеком о его несчастьях – разве что для того, чтобы предложить помощь. А помочь чужачке Льеф уже ничем не мог – даже если бы и хотел.

– Ты должна свыкнуться. Никто не избежит участи, назначенной роком – как говорит мой отец.

Люди Севера свято верили в то, что судьба определяет земной путь как людей, так и богов. Ни воля воина, ни мольбы женщины не изменят предначертанное. Все свои поступки воины объясняли тем, что рок позаботится обо всем, и все происходит так, как решено волей норн.

«Нельзя противиться судьбе, – слышал Льеф с малых лет и не раз испытал правильность этих слов на себе. – Никому не сделать даже шага вперед, если судьба так пожелает».

– И какова же… – Кена прокашлялась. – Какова же моя судьба?

– Принадлежать мне.

Льеф встал, не обращая более внимания на рабыню, и обернулся к Сигрун.

– Продолжай за ней наблюдать. Я приду через несколько дней.

Затем снял золотое обручье и протянул ведунье.

– Не забудь сказать Руну! – крикнула Сигрун вслед, когда Льеф покинул избу.

***

Льеф вышел на воздух. Только теперь он ощутил, какой тягостный дух лука и лечебных трав стоял в избе. Он смотрел на кромку леса вдалеке и думал о том, как неудачно придумал притащить сюда чужачку.

Южанка не годилась для северной жизни. Льеф предчувствовал, что ему придётся день изо дня оберегать девушку – но уже в следующую секунду при мысли об этом по груди разливалось тепло. Тело Кены было даже хрупче, чем у Сигрун, и один вид рабыни рождал в животе Льефа ощущения, которые его пугали.

«Нужно держать её на расстоянии, – подумал Льеф. – На расстоянии… но так, чтобы дотянуться рукой».

***

Кена тем временем лежала и смотрела в окно – на покрытый волчьей шкурой силуэт северного воина, который приходил её навестить.

«Где же я его видела?» – думала она, но вспомнить не получалось.

Запястье всё ещё горело, словно ощущая жёсткие пальцы, и Кена слегка дотронулась до него.

Мысль о руках северянина, которых она будто бы касалась таким образом, разожгла в теле Кены огонь.

Кена снова посмотрела в окно. Северянин взбирался на коня. Он ударил гнедого пятками по бокам и неторопливо направился прочь. А Кена всё смотрела и смотрела ему вслед, пока силуэт всадника не растворился в сизой дымке сна.

Когда Кена открыла глаза в следующий раз, над горизонтом алел закат. Лучи холодного северного солнца ласкали щёки, и в бликах его Кена не сразу разобрала, что в дверях избы стоит воин с пшеничной бородой, заплетённой в косы. На плечах северянина лежала шкура полярного волка, а пальцы унизывали перстни, среди которых Кена разглядела и свое, подаренное ей отцом, кольцо.

Северянин какое-то время стоял неподвижно. Затем шагнул вперёд.

Кена попыталась отползти, но северянин поймал её за подбородок и потянул вверх, заставляя смотреть себе в глаза.

– Льеф захотел тебя, да?

Кена сглотнула, не зная, как отвечать. Северянин усмехнулся. Красивое лицо его озарила холодная улыбка, в голубых глазах стоял такой же лёд.

– Он наиграется с тобой. И выбросит, если не дурак. И тогда моё время придёт, галльская колдунья.

Северянин резко убрал руку, плащ его взметнулся вверх, и дверь захлопнулась за спиной.

Глава 4. Учитель и друг

Королевский двор походил на усадьбы богатых бондов: лишь величина построек давала понять, что здесь живут правители. В остальном же имения конунгов и ярлов от жилищ простых бондов отличало только наличие приёмного покоя, который называли «палатой».

Льеф остановил коня и бросил поводья треллю, вышедшему навстречу.

Днём зала, где три дня и три ночи пировали вернувшиеся из похода викинги, напоминала комнату в жилищах простых воинов и выделялась только пышностью резьбы и красотой гобеленов, укрывавших в праздничную ночь стены. Эта зала была так велика, что конунг мог в ней принимать прибывавших к нему с визитами ярлов и знатных бондов – те свободно помещались внутри со всей своей огромной свитой. А кроме того, на пиры созывались все именитые люди с окрестных земель – и для них тоже хватало места за столом.

Льеф огляделся по сторонам.

Стены ещё были убраны цветными щитами, оставшимися после пира, шлемами и кольчугами, так что палата выглядела воинственно.

Конунг Эрик стоял в полумраке и рассматривал драгоценности.

Льеф остановился у лавки, покрытой шитым золотыми нитями «чужеземным» полавочником. Не только на кресле конунга, но и на лавках лежали великолепные подушки в наволочках, украшенных искусными узорами.

– Конунг, – окликнул воин, и только тогда Эрик обернулся.

Взгляд его, устремлённый на пасынка, был рассеянным, и всё же конунг отозвался тепло и даже с нежностью:

– Льеф?

– Да, мой господин, – Льеф склонил голову, – я пришёл предупредить, что уезжаю домой.

Конунг несколько секунд всё так же задумчиво смотрел на него, а потом кивнул собственным мыслям и сказал:

– Пойдём.

Следом за конунгом Льеф покинул пиршественную залу и, минуя главный, бревенчатый дом, протянувшийся с севера на юг, направился к ещё одному сооружению – палате, стоявшей немного особняком.

Короли, ярлы и лагманы помимо пиршественной палаты выстраивали в своих имениях специальный зал для приёмов, где проводили встречи, переговоры и советы, принимали просителей и гостей. К такому залу и повел конунг пасынка. Мужчины вошли внутрь, и Льеф остановился, разглядывая с детства знакомые стены, которые, тем не менее, давно не видел.

Столбы по обе стороны высокого сиденья, видневшегося у одной из стен и предназначенного для самого конунга, украшала резьба необыкновенного мастерства. Такие же узоры испещряли стены.

Одна часть резьбы изображала подвиги Хаддинга и его путешествие в царство мертвых, другая – сражение Видара с волком Фенриром, третья – Улля, направлявшего стрелы в цель.

***

Северяне часто отдавали сыновей в обучение к родичам, чтобы из них получались настоящие викинги.

Так и Эрик Красивый находил радость и пользу в том, чтобы принимать сыновей именитых соседей и обучать их на своём дворе. Первыми из таких воспитанников становились, конечно, дети его собственных братьев и знатных ярлов – таких, как отец Льефа.

Льеф попал в семью конунга, когда ему не исполнилось ещё и пятнадцати лет. С ним обходились хорошо, а за столом сажали возле хозяина. И Льеф сохранил лучшие воспоминания о временах, которые провёл в этом доме. Конунг всегда был добр к нему и относился по-родственному. Конечно, воспитанники делали работу, которая требовалась в поместье: рубили дрова и помогали кузнецу, строгали доски и делали мебель, и много чего еще. Но тем же занимались и родные сыновья – такие, как Рун.

Льефу нравилось в доме Эрика. Здесь всегда с радушием принимали гостей. Скальды, лекари – все находили тут приют. И Льеф понимал, что никогда бы не узнал и не увидел так много, оставаясь у себя в усадьбе, как узнал и увидел здесь.

***

Двор конунга представлял своего рода военную школу. И сыновья знати, и просто свободные юноши мечтали поступить в королевский хирд и обучиться здесь воинскому мастерству, а если повезёт – то и снискать славу в дальних походах.

Все они, как и взрослые дружинники, получали при дворе конунга кров и стол. Сопровождали своего повелителя в поездках, когда летом тот разъезжал по поместьям бондов, собирая «хромой налог». Получали свою долю трофеев в военных походах. За подвиги конунг дарил им мечи и копья, красивую одежду и драгоценности, а мог пожаловать и драккар.

Двор в то же время был и его войском. Насчитывал он почти тысячу человек. Встречались здесь как северяне, так и чужеземцы.

В округах, где чаще всего случались нападения врагов, отвечали за оборону подвластные конунгу военачальники – ярлы.

В бой ходили все: и конунги, и бонды, и просто свободные люди. И все они хотя бы раз в жизни ступали на палубы драккаров, которые несли храбрецов к далеким берегам.

При дворе конунга состояли люди из разных краев Севера, все они были равны между собой – и свены, и даны, и сами люди Севера.

Северяне разбивали усадьбы на островах Ледового океана и вдоль побережья материка, но корабли их ходили за добычей далеко: в западные земли, в Британию и даже к племенам франков, добираясь до самых южных краев, где правили шахи и султаны.

Собственные же земли викингов были скудны и прокормили бы совсем немного жителей – потому каждой весной люди Севера выступали против Юга войной. Иногда они ходили грабить и воевать, иногда попросту искали новые торговые пути – ведущие, как правило, на восток.

Северян вела жажда власти, «доброго имени» и воинской славы.

Все они – кроме преступников – перед богами были равны. Только нарушивших закон не считали людьми, и их мог убить любой.

Даже конунг имел в своей власти лишь такой надел, какой могла обработать его семья. Он правил свободными людьми, и другого дохода, кроме того, что получал с поместья, у него не было.

Когда люди Севера только пришли в этот холодный край – и многими поколениями позже, пока оставались ещё бескрайние пустоши и дремучие леса, не имевшие хозяев – каждый присваивал и возделывал столько ничейной земли, сколько желал.

Тот же, кто хотел построить усадьбу на общей земле, там, где простирались поля и пастбища, собирал три стога сена, закладывал дом о четырёх углах и с двумя свидетелями обходил эти владения, чтобы обозначить границы – что мог объехать зимним днём верхом, то становилось его. Земля принадлежала тому, кто первым ставил на ней жильё. Именовалось такое владение – одаль.

***

– Вы вернулись домой рано, – сказал Эрик, усаживаясь на покрытую полавочником скамью и взбивая подушки, расшитые красными нитками, чтобы удобней устроиться между них.

– Так и есть.

– Ещё не наступил месяц убоя скота.

– Да.

Осенью северяне неизменно устремлялись в страны, где рос виноград – рассчитывали время так, чтобы пристать к берегу в дни праздника сбора урожая и забрать на родину вино. Особенно ценилось в северных землях франкское.

Винодельцы успели изучить подобную тактику и старались укрыть драгоценный напиток от алчных завоевателей, однако это почти не помогало.

Конунг ждал объяснений, и Льеф продолжил:

– У нас были раненые. Шесть наших драккаров погибло.

– Вышел не очень удачный поход, да? – Эрик нахмурил брови.

– Рун поторопился… – Льеф замолк, чувствуя, что сказал не то. – Он хочет славы, мой господин. Все мы идём в бой ради неё.

Конунг замолк, размышляя о его словах.

Вспыльчивость была на Севере не в цене. Она показывала неумение как владеть собой, так и принимать решения с холодной головой. Не любили, правда, и тех, кто дразнил вспыльчивых.