Она надеялась, что если займёт себя репетициями, это пройдёт, и, отдав ожерелье Бертену, спустилась в зал – тот располагался на первом этаже, в то время как комнаты старших актёров – на втором. Свои комнаты были не у всех, только у тех, кто прожил в театре много лет. И уж точно не у неё.

Зал тоже был невелик и больше походил на салон таверны, где вместо прилавка располагался помост для представлений. Не было ни скамей, ни тем более кресел, публика смотрела спектакли стоя.

Кенна отыскала среди бумаг текст новой пьесы – её предложил Бертен. Свою роль она знала уже достаточно хорошо, это была роль горничной – как всегда. Ей нравились в этой пьесе все роли, кроме неё. Но, к своему стыду, больше всего она любила повторять реплики прекрасной Бернес, влюбившейся в благородного разбойника и похищенной им. Она знала, что именно её играла бы мать.

– Мне страшно подумать, что случится, когда я вернусь домой, – негромко, но с чувством произнесла она вслух, – там меня теперь не примет никто.

– Оставайся со мной, – прозвучал из глубины зала звучный голос, от которого по всему телу Кенны пробежала дрожь. Она слышала этот голос… Когда-то давно. Кенна сама не могла поверить в это, но она точно знала. – Тебе не место среди жалких напыщенных кокеток, – продолжал голос тем временем, – ты моя, Бернес. Я люблю тебя. Я подарю тебе леса и птиц, каких не увидишь в зверинцах у господ.

Кенна молчала. Текст пьесы лежал у неё в руках, и ещё мгновение назад она готова была прочитать продолжение, но от одного звука этого голоса горло сдавил спазм.

Медленно-медленно, надеясь, что за эти несколько секунд наваждение развеется, она повернулась на звук.

Всё тот же человек в маске с пронзительными голубыми глазами стоял напротив неё.

– Кто вы? – спросила Кенна наконец, когда справилась с собой. Она не хотела показывать страх и потому говорила спокойно, насколько могла.

Незнакомец не отвечал. Он замер в полумраке, скрестив руки на груди и опершись о край дверного проёма плечом.

– Вам понравился мой подарок? – произнёс он вместо ответа.

Кенна сглотнула.

– Он очень изящно сработан.

– Чего не скажешь о вашей пьесе. Редкостная чушь.

Кенна молчала. Ей пьеса нравилась, хотя она и подправила бы в ней кое-что.

– Как ваше имя? – спросил тем временем мужчина.

– Кенна, – ответила девушка.

– Кен-на, – по слогам повторил незнакомец, – в этом имени куда больше, чем может вместить этот театр. В нём чарующая магия древних легенд и пронзительная тоска старинных баллад.

Кенна вздрогнула и прищурилась.

– Нетрудно догадаться, что раз я актриса и отчасти шотландка, то люблю петь. В особенности баллады древних времён.

– Вас так разозлило моё предположение… Интересно, с чего?

Кенна покачала головой.

– Вовсе нет. Меня раздражает то, как вы говорите со мной.

– Вот как? Вы предпочитаете деревенскую грубость, может быть?

– Я предпочитаю, когда из меня не делают дурочку.

– Вы и сами весьма грубы.

– Потому что не ставлю целью вас очаровать.

– У вас хватает поклонников и без меня?

– Может быть.

– Поверьте, другого такого, как я, у вас нет.

– Потому, – Кенна демонстративно растянула губы в улыбке, – что в вас течёт благородная кровь?

– А в вас разве нет?

– Не тешьте себя. Я просто актриса.

– Тем более странно, что вы осмеливаетесь меня отвергать.

– Вы не симпатичны мне.

– Что с того? Зато я могу облагодетельствовать вас.

Кенна расхохоталась, запрокинув голову назад, и взгляд незнакомца скользнул по её белому горлу, вызывавшему желание то ли укусить, то ли поцеловать.

Затем, мгновенно выпрямившись, она снова стала серьёзной, и взгляд шотландки теперь колол не хуже, чем лёд. У неё были голубые, как зимнее небо, глаза, плохо сочетавшиеся с персиковой кожей лица, покрытой лёгкой сеточкой веснушек. Длинные неуложенные волосы разметались по плечам и блестели в тусклом свете масляных ламп, как красная медь.

– Я не продаюсь, – сухо отрезала Кенна, – ищите забаву на одну ночь за углом – там находится трактир. А я актриса.

– Кто сказал, что вы нужны мне на одну ночь? – спросил незнакомец, и в голосе его теперь звенело то же упрямство. – Так легко вы не отделаетесь от меня. Я хочу заполучить вас навсегда.

Ответить Кенна не успела, потому что с другой стороны, за сценой, послышались грохот и шум – но это лишь голуби шумели под потолком.

Кенна быстро обернулась на звук, чтобы выяснить, кто мешает говорить, а когда снова обернулась к незнакомцу, то обнаружила, что уже осталась одна.

Незнакомец странно действовал на неё.

Кенна испытывала страх – но одновременно и злость. До сих пор она не замечала подобной гремучей смеси за собой.

Она искренне надеялась, что не увидит его больше никогда – но шестое чувство подсказывало, что увидит, и ещё не раз.

Человек в маске больше не показывался ей на глаза, хотя Кенна выглядывала его в толпе на каждом представлении – очевидно, это место было слишком вульгарно для него. Но подарки, тем не менее, продолжали приходить.

Спустя менее чем неделю пришло ещё одно колье.

Затем золотые часы на цепочке.

Зеркальце, инкрустированное гранатами.

Подарки с каждым разом становились ценней, как будто даритель стремился прикормить её.

На Кенну они действовали неоднозначно.

Некоторые из них откровенно помогли. Драгоценности можно было продать, чтобы внести вклад в развитие театра – а польза от этого была не только труппе, но и лично ей. Кенну начинали уважать.

Никого здесь не волновало, сколько ей лет. Молодая актриса всегда была в особой цене, и мало кто сохранял популярность, когда возраст переваливал за тридцать лет. Обычно такие либо уходили в богатый дом, либо становились гувернёрами – учили детишек аристократов играть на пианино или петь, либо, что чаще, спивались и умирали в нищете.

– Соглашалась бы ты, – как-то сказал ей Бертен, – пока на тебя есть спрос. Аристократа ты второй раз, может, и не найдёшь.

Кенна молчала и хмуро смотрела в пустоту перед собой. Она понимала, что по-хорошему Бертен прав. Приняв покровительство незнакомого аристократа, она могла бы помочь и себе, и другим. Золочёные кружева и бархатный камзол, в которых незнакомец в маске явился к ней в прошлый раз, лучше, чем что бы то ни было, говорили о том, что она может дать гораздо больше. Да и сам незнакомец довольно скоро это доказал – когда рано утром, нежданно-негаданно, к зданию театра подкатила повозка, наполненная костюмами, сшитыми по испанской и французской моде.

Кенна, в тот момент как раз репетировавшая с Сезаром роль, только открыла рот.

– Что это? – хмуро спросила она.

– Подарок для вас! – сообщил поставщик. – Извольте принимать!

Кенна не решилась – да и не очень хотела – возражать. Она понимала, что за такие подарки приходится платить, но костюмы, настоящие, украшенные драгоценным шитьём, позволили бы сделать здесь совсем другой театр. И уж конечно ей не пришлось бы больше играть горничных, если бы все узнали, что костюмы достала именно она.

У других актёров пожертвование так же вызвало ажиотаж. Костюмы были изучены со всех сторон. О том, чтобы кто-то забрал что-то себе, речи не шло – всё, что принадлежало театру, делилось на всех.

– У нас подрастает маленькая звезда, – фыркнула Матильда, и не подумавшая прикоснуться ни к одному из привезённых платьев, – смотрите, как бы не случился пожар.

И, к стыду Кенны, Матильда оказалась права.

Спустя пару недель их пригласили играть в поместье к барону де Голену.

Барон был не слишком богат, но для театра Монтен Блан это был очень хороший заказ.

Они собрали декорации и костюмы в кибитку и к вечеру того же дня были на месте. Труппа должна была отыграть несколько представлений – барон собирался показать их гостям.

Разместили их на конюшне, и, поужинав на кухне после первого представления остатками с господского стола, актёры отправились спать.

Раньше, чем на колокольне успели пробить заутреню, Кенну разбудили топот и звон. Языки пламени метались за окном.

– Бандиты! – истошно завопила Матильда, кутаясь в платье, которое никак не успевала натянуть на себя.

Жослен успел накинуть плащ и теперь стоял, прижавшись спиной к дальней стене, выставив перед собой бутафорскую шпагу.

А в следующую минуту удар в дверь сорвал её с петель, и пятеро хохочущих всадников ворвались внутрь, сметая всё на своём пути.

На бандитов не походил никто из них: хотя все пятеро были в масках, но плащи их и камзолы были подобраны очень уж хорошо. Все пятеро аристократов были молоды и высоки, но ничего более Кенна разглядеть не могла. Нападавшие спешились – все, кроме одного.

Подшучивая друг над другом и над актёрами, они первой схватили Матильду и уложили её на спину – тут же, на козлах. Двое занялись ей, а ещё двое бросились к Кенне, которая ещё не успела снять сценический костюм и сейчас стояла в куче нижних юбок в стороне и судорожно искала любое оружие, которое позволило бы ей дать опор.

Она, конечно, понимала, что первый раз её скорее всего случится не с тем мужчиной, который согласился бы на ней жениться – чего бы она сама ни хотела. Но от одной мысли, что это случится вот так, слёзы наворачивались на глаза. Она попятилась, но далеко отойти не успела. Аристократы спешились и, зажав её с двух сторон, принялись ощупывать бока.

– Тощая какая, – бросил один.

– И совсем без груди, – подтвердил другой.

Кенна бросила затравленный взгляд на Жослена и Сезара, жавшихся в углу, но те, кажется, были заняты только поиском возможности сбежать.

– Пустите… – без всякой надежды выкрикнула Кенна. Голос срывался, и слово скорее походило на мольбу, чем на приказ. Она попыталась отодрать руки нападавших от себя, но тех было двое, а она одна, и они абсолютно точно были сильнее её.

Аристократы принялись стягивать юбки одну за другой.

Матильда громко стонала, лёжа на столе. Ноги её оказались широко разведены, и один из нападавших толкался бёдрами между них.

– Стоять, – рявкнул пятый из нападавших, и у Кенны колени подкосились от звука его голоса, – эта моя. Возьмите кого-нибудь ещё.

– Да кого, эту, что ли? – один из его друзей кивнул на старую Гислен, которой оставалось играть только ведьм.

– Мне всё равно, – не спешиваясь, пятый аристократ втянул Кенну в седло и, развернув коня, поехал прочь.

Кенна тяжело дышала и старалась не прижиматься к нему. Она обнимала руками саму себя и боялась свалиться с коня, но к похитителю прикасаться всё равно не хотела.

Аристократ же пустил коня в галоп, но уже через четверть часа остановил его у небольшого охотничьего домика в лесу – заброшенного, судя по всему.

Сняв Кенну с коня, он занёс её внутрь. Стены дома, некогда роскошного, теперь покрылись пылью и паутиной. Мебели не было – только давно потухший камин и кровать, на которую незнакомец опустил свою добычу.

Кенна тут же подтянула под себя колени и обхватила их руками, намереваясь сопротивляться до конца.

– Всё хорошо, – незнакомец сел на кровать рядом с ней и протянул руку. Кенна отпрянула, но незнакомец приблизил её и провёл по её раскрасневшейся щеке. – Не пойму только, какого чёрта тебя сюда принесло?

– Зачем? – только и смогла выдавить Кенна. – Что мы сделали вам?

Незнакомец пожал плечами и, приблизившись к девушке, вдохнул запах, исходивший от волос Кенны – запах пыли и клопов.

Кенна же, в свою очередь, обнаружила, что от незнакомца сильно несёт брагой, и поняла всё.

Она ещё сильнее сжалась в комок, понимая, что всё равно не сможет защитить себя. Теперь человек в маске получит своё.

Но тот лишь провёл кончиками пальцев по её волосам, разбирая их на отдельные прядки.

– Как давно я об этом мечтал… – прошептал он и коснулся губами её лба, – никому больше тебя не отдам.

– Я не хочу тебя… – выдавила Кенна, – отпусти меня, прошу.