В углу, между рамой и внутренней облицовкой торчала короткая рукоять, плотно обмотанная грязной верёвкой. Она почти сливалась с грязным подоконником.

– Твою бабушку, пернатый! – сдавленно выругался я, сжимая в руке косяк – сапожный нож с изрядно убитым лезвием. Гвозди им, что ли, рубили? – Получше ничего не мог найти?

Ответ ворона прозвучал слишком устало:

«В соседнем помещении есть кусок точильного камня. Разбудишь меня, когда разделаешь тушу. Надеюсь, огонь ты разводить умеешь?»

Вы когда-нибудь разводили огонь без спичек, зажигалки и прочих приспособлений, вплоть до огнива? Я это делал впервые. Причём действовал не как наши далёкие предки, а воспользовался способом, услышанным от одного старого шахтёра. Благо, всё нужное имелось в наличии.

В соседней комнате я обнаружил не только точильный камень. Ещё там нашлась здоровенная наковальня, молоток с железной ручкой и пара сильно заржавевших скоб. Что ж, сначала стоит выправить лезвие косяка.

Через двадцать минут работы ножом можно было если не бриться, то уж строгать древесину вполне сносно. Вернулся в спальню – так я решил называть эту комнату, и забрал оттуда пару сломанных табуреток. Ворон в это время спокойно дрых, сидя на краю столешницы и спрятав клюв под крылом. Появилось желание напугать птица, но я сдержался – пернатый всё же заслужил отдых.

На улице поднялся сильный ветер, что было на руку – мой способ добычи огня был довольно шумным. Расколов несколько принесённых деревяшек на щепки, я выбрал пару из них и принялся делать тонкую стружку, благо древесина была сухая – самое то для моих нужд.

Приготовив трут для розжига, я собрал с пола несколько тряпок. Половиной обмотал один конец скобы, а другой рукоять молотка. Теперь и руку не отсушит, и удержать смогу при нагреве. Положив скобу одним краем на наковальню, я взял молот и начал с силой бить по заострённой части скобы – она плоская, а потому площадь удара больше.

Знакомый говорил – достаточно девяти-десяти ударов, чтобы железо нагрелось столь сильно, что можно от него прикуривать. Мне потребовалось ударить двадцать три раза, чтобы скоба накалилась. Тут же поднёс раскалённое железо к труту, лежащему на сиденье от табурета, и легонько подул. Сначала стружка стала чернеть и скручиваться, над ней появился дымок, а затем вспыхнуло пламя.

«Хм, впервые вижу такой способ разведения огня. Ты меня удивил, новобранец. Правда, шума поднял – если бы не ветер снаружи, все твари с округи сбежались бы на огонь. Где такому розжигу научился?»

– Люди добрые подсказали, – ответил я, шалашиком устанавливая дрова вокруг разгорающегося пламени. – Может, на разведку слетаешь, пока я ужин готовлю?

«Мясо знаешь откуда лучше срезать?»

– Я вырос в сельской местности, так что разберусь.

Спустя полтора часа я с жадностью поглощал слегка подгорелое жёсткое мясо гончей, наплевав на отсутствие соли и специй. Как говорила бабушка – голод, вот лучшая приправа для любой пищи!

Ворон, проголодавшийся не меньше моего, уже съел свою порцию и ждал, когда я наемся.

«Горазд ты пожрать, салага! Может я и повторяюсь, но из тебя и правда может выйти толк. Кстати, снаружи темнеет, похоже, скоро наступит ночь. Я бы на твоём месте прогулялся до источника, пока относительно светло. Заодно посмотрим, что за твари подтянулись на труп гончей»

– Пошли! – согласился я, вытирая руки о ветошь. – Кстати, может ты видел где-нибудь ёмкость под воду?

«Под матрасом лежит стеклянная бутылка с отколотым горлышком, больше ничего не видел.

– Ну, хоть что-то, – я ухватил трубу и поднялся на ноги. – Выходим.

Пока я выбирался из здания, ворон успел облететь окрестности и доложить – тварей поблизости нет. И всё же я не стал рисковать, передвигаясь короткими перебежками от одного укрытия к другому. Возможно, это и спасло нас с птицем.

Противник укрылся под плитой, поэтому пернатый не обнаружил угрозы. Ворон на бреющем сел в нескольких шагах от ручья, до которого мне оставалось идти метров пять. Встряхнув крыльями, птиц быстро засеменил к воде, когда к нему метнулась серая тень. Я, присев за очередным укрытием, как раз смотрел в нужную сторону, поэтому увидел момент атаки и со всех ног бросился вперёд, изготовив трубу для удара.

– Кр-р! – вырвалось из пасти здоровенной ящерицы, разом заглотившей две трети ворона. Кранты пернатому – молнией пронеслось в голове, – уже не спасти. Тем не менее, я продолжал двигаться вперёд, особо не раздумывая, как поступлю в следующую секунду.

Шаг, ещё шаг, и тяжёлая труба с размаху опускается на хребет ящерицы, уже полностью заглотившей ворона.

Хруст ломаемых костей, бьющийся в конвульсиях длинный хвост, сдавленный сип из переполненной глотки противника. Зайдя сбоку, я нанёс ещё один удар, целясь по толстой шее ящера. Хрясь!

Хвост твари ещё раз дёрнулся и замер, а в мою грудь влетел очередной сгусток света, заставив меня шарахнуться от неожиданности. Уронив трубу, я бросился к голове твари, чтобы вытащить птица, но было уже поздно. В пасти ящера обнаружился совершенно безжизненный комок окровавленных перьев.

Сделав пару шагов в сторону, я рухнул на колени от накатившей слабости и меня тут же вырвало. Дрожащей рукой вытерев рот, бездумно осмотрелся по сторонам. Взгляд зацепился за ручей, едва видимый в надвигающихся сумерках.

Прямо так, на четвереньках добрался до живительной влаги и припал к ней, жадно глотая холодную воду. Утолив жажду, погрузил в ручей всю голову. Такой поступок взбодрил, прогоняя навалившуюся слабость и возвращая ясность ума. Оружие!

Подорвался от ручья, вертя головой на все триста шестьдесят. Подхватил трубу, и собрался было бежать обратно, к своему убежищу, но вспомнил про воду. Проклятье! Бутылка, которую я держал в левой руке, при падении разбилась. Сходили за водичкой, бляха-муха!

Обратно к убежищу я шёл вдвое медленнее, волоча за собой ящера, по весу нисколько не уступающего Молодой гончей. Почему-то я был уверен – мясо этой зверюги будет гораздо мягче и вкуснее.

Вернулся, когда уже окончательно стемнело и изрядно похолодало. От дневной жары не осталось и следа, температура опустилась градусов до восемнадцати. Похоже, нужно искать тёплую одежду, иначе недолго и заболеть.

До комнаты добирался на ощупь, несколько раз больно саданувшись головой и коленом. Матерясь сквозь зубы, втащил тушу ящера в мастерскую, а сам пошёл в комнатку сторожа. С трудом закрыл железную дверь, заскрипевшую так громко, что у меня волосы встали дыбом. Задвинул проржавевший засов и замер, прислушиваясь к внезапно навалившейся тишине.

Где-то вдалеке раздался протяжный вой, выводя из оцепенения. Хрена с два я здесь в безопасности! Где гарантии, что здесь не бродят твари, для которых сорвать с окна решётку – разок взмахнуть когтистой лапой? А ведь им есть ради чего сюда ломиться – в соседней комнате две туши валяются, одна из которых располосована и от неё за версту несёт кровью…

Я прошёл вдоль стены к оконному проёму и осторожно выглянул наружу. Ни чёрта не видно. Вернулся к столу и схватился за рукоять воткнутого в столешницу ножа. На душе сразу стало спокойнее. Вот сейчас возьму в другую руку трубу, и тогда, возможно, смогу немного покемарить.

Сложил один матрас пополам и прислонил к стене, а затем уселся в получившееся кресло, прихватив со стола сиденье табурета, на котором лежали остатки жареного мяса.

Медленно пережёвывая подгоревший ужин, я тупо смотрел в окно, наслаждаясь тишиной. Так, насыщаясь и заставляя свой перегруженный мозг работать, я уснул.

Из сновидений меня вырвал хлопок выстрела. Подорвавшись, взвыл от боли – на левой ноге закусило мышцу. Чертыхаясь, стиснул зубы и стал сгибать-разгибать затёкшую ногу.

«Новобранец, отставить панику, всё под контролем!»

Голос ворона, прозвучавший у меня в голове, сработал как эмоциональная граната. Перестав дёргаться, я откинулся на спину и заскулил, тихо, протяжно. Слёзы ручьями текли по щекам, а у меня не было ни сил, ни желания их вытирать.

Не знаю, сколько это продолжалось. Вместе со слезами уходили обида, боль, непонимание происходящего. Нечто похожее я испытывал в глубоком детстве, когда наша семья переехала из города в деревню. Тогда местные мальчишки, встречая меня на улице, окружали толпой и били ногами. Били только потому, что я чужой, приезжий. Потом они уходили, а я, семилетний пацан, лежал и плакал. Больше от обиды и непонимания – за что?

Потом я стал вылавливать этих драчунов по одному и бить. Бить жестоко, не слыша просьб о пощаде, не обращая внимания на крики и плач. К нам домой приходили родители пострадавших, с угрозами, с криками. Отец отвечал – если Максим бьёт ваших детей, значит есть за что!

Вот и сейчас что-то щёлкнуло у меня в голове, и слёзы иссякли. Пошарив руками по сторонам, я ухватил рукоять ножа и поднялся на ноги.

«Сколько тебе лет, боец?»

Вопрос птица застал врасплох, и я машинально ответил:

– Восемнадцать.

«Со скольки у вас призывают на службу?»

– С восемнадцати, – да что ему нужно?

«Значит, ещё совсем зелёный. Что ж, новобранец, теперь я понял, почему тебе в помощники выбрали именно меня. Ложись спать, я покараулю до рассвета. И накройся матрасом, иначе к утру совсем замёрзнешь»

Спокойно поспать не вышло, нас обнаружили. Меня разбудил грозный рык, прозвучавший за стеной. Едва открыв глаза, я замер, даже дышать перестал, вслушиваясь в темноту. В голове раздался спокойный голос ворона:

«Их двое. Старшие адские гончие. Не дёргайся, может, пронесёт. Пришли они на запах, не по следу»

Не пронесло. На оконную решётку обрушился мощный удар, сопровождаемый злобным рыком. В проёме появилось что-то тёмное, вспыхнули два багровых огня, а в следующий миг от двери раздался скрежет, словно ножом по железу…

Глава 3
Изменённые и мародёрка

«Похоже, нас сейчас будут есть»

– Какого хрена они задумали? – я сбросил с себя драный матрас и поднялся на ноги. Подхватил нож со стола и тут же понял – таким даже шкуру не попорчу. Да и трубой много не навоюю, разве что удачным ударом сломаю конечность. Хотя…

Я бросил нож обратно на стол, схватил своё первое оружие и двинулся к окну. Сзади раздался мощный удар в дверь, заставивший меня присесть от испуга. Мля, страшно-то как! Не хочу, чтобы меня живьём жрали!

«Ты чего задумал, парень? Лучше подопри дверь своей зубочисткой, засов уже выгибаться начал!»

Забыв про свои планы двинуть торцом трубы в оскаленную пасть Старшей гончей, я метнулся обратно к двери. Вбив один конец оружия в выбоину на бетонном полу, второй я упёр в дверь. Только собрался выпустить трубу из рук, как на единственную преграду, отделяющую нас от твари, обрушился мощный удар.

Дверь сорвало с проржавевших петель, и она с противным скрипом нанизалась на моё оружие. Не успев вовремя отскочить, я получил сильный удар в левое плечо, сбивший меня с ног и отшвырнувший к противоположной стене. В глазах потемнело от нестерпимой боли – похоже, левую руку выбило из плечевой сумки.

Страшный рёв, полный боли и ярости, вернул меня в сознание. Я попытался подняться и тут же ткнулся лицом в пол – левая рука совершенно не слушалась.

«Новобранец, а ну живо отодрал свой зад от пола! Нужно добить тварь, пока сюда не добралась вторая гончая. Встать, я сказал!»

– Сука! – заорал я, с трудом поднявшись на ноги и ошалело оглядываясь по сторонам. Взгляд скользнул по валяющейся на полу двери и тут же замер, встретившись с глазами Старшей гончей. Тварь, словно бабочка, была нанизана на трубу, пробившую ей грудь и вышедшую за правой лопаткой. Её левая передняя лапа яростно скребла железо двери, а из глотки вырывались клокочущие хрипы.

«Да шевелись ты, обморок! Нож, возьми нож!»

Нащупав на столе косяк, я двинулся к твари, заходя с правой стороны. Куда бить? В глаз? Так она башкой дёрнет в сторону. Ещё и левая рука висит плетью, совершенно не слушаясь.