Уже завтра для Великой Румынии настанет скорый и страшный конец, и от этой мысли кондукатору Антонеску хотелось кричать и биться головой об стену. Сколько трудов и усилий было положено на то, чтобы превратить отсталую страну в более-менее современное европейское государство, построить промышленность, создав фундамент для осуществления завоевательных походов, сформировать, вооружить и обучить армию, которая в союзе с великим вермахтом сможет пойти на восток завоевывать новые земли! И из-за необъяснимого каприза высших сил все эти труды пошли прахом. Государство великих румын разгромлено и в самые кратчайшие сроки прекратит свое существование. Внезапный прорыв покровителей большевиков к Риге показал, как это бывает. И вот первый страшный знак – полчаса назад на телефонные звонки прекратила отвечать управа Брэилы – города в двадцати километрах от Галаца. Это значит, что гусеницы чудовищных танков из будущего уже неудержимо лязгают по румынским дорогам, а следом на больших грузовиках, закупленных Сталиным по ту сторону Врат, пылит многочисленная большевистская пехота.

Румынской армии просто нечем остановить это нашествие. Ее пехотные части необратимо отстали, копошась на своих прежних позициях по Пруту; единственная танковая дивизия «Великая Румыния» без остатка сгорела при отступлении от Днепра, та же судьба постигла и авиацию, истребленную большевистскими асами почти под ноль. Немногочисленные истребители ПВО, прикрывавшие румынскую столицу и район Плоешти, окончательно выгорели в ожесточенных воздушных боях этого дня, но не смогли защитить румынские войска от беспощадных бомбардировщиков большевиков и их покровителей. И те делают над Румынией все что захотят. Если выглянуть в окно, то можно увидеть множество белых листовок, засыпавших город будто тополиный пух.

Еще в полдень три огромных четырехмоторных бомбардировщика, пролетев над Бухарестом на большой высоте, разбросали над ним агитационные ротационные бомбы, и теперь дворники торопливо собирают эту дрянь, чтобы сжечь ее в больших железных бочках. Но листовок очень много; жители Бухареста любопытны даже на краю могилы, так что теперь все знают, что написано в этих посланиях с того света чистым румынским языком. Мол, сдавайся или умри, положение Великой Румынии безнадежно, фронт прорван, армия разгромлена; еще пара дней – и государство будет полностью уничтожено, так что ради сохранения своей жизни вам необходимо выйти навстречу Красной Армии с поднятыми руками, ведь Антонеску в любом случае уйдет в ад, а жизнь будет продолжаться. И под сей листовкой – подписи большевистского диктатора Сталина и посланца русских из будущего господина Иванова.

В ад румынский кондукатор не хотел. Он не считал, что заслужил такой чести, и уж тем более не хотел живым попадать в руки большевиков и их покровителей. Те могут выдумать ему такую казнь, что после нее даже ад покажется раем. Поэтому он начал быстро-быстро собираться, чтобы, не поставив никого в известность, убыть в направлении на Плоешти, и дальше на север, в Венгрию. А что тут такого: в прошлую Великую Войну румынская армия тоже была разгромлена сходящимися ударами из Австро-Венгрии и Болгарии, после чего территория государства съежилась до небольшой полоски вдоль русской границы. И Румынский фронт тогда держали русские солдаты, которым румынские власти отплатили лютой неблагодарностью. Так что бежать, бежать, бежать – под крылышко венгерского диктатора Хорти.

Ну а дабы королевская семья, оставшись без присмотра, не вздумала учинить никакой капитуляции, ее следует взять под арест как потенциальных изменников и прихватить с собой в Венгрию. А коли заартачатся – расстрелять на месте без всяких колебаний. Королю без королевства и жить, в общем-то, незачем. Операцию по интернированию или ликвидации юного короля Михая и его матери Елены Греческой и Датской предстояло осуществить на ночь между первым и вторым июня, после чего Ион Антонеску собирался пуститься в свой последний драп. Днем это, конечно, сделать было бы удобнее, но не арестовывать же королеву-мать прямо в госпитале, где она не жалея себя ухаживает за ранеными румынскими воинами. Румынский диктатор знал, что после такой выходки он не доедет живым даже до окраин Бухареста, а не то что до Венгрии или хотя бы до Плоешти. Королеву-мать в Румынии любили и считали почти святой.

Но еще больше происходящими событиями была напугана та самая королевская семья. Не имея возможности влиять на них, королева-мать и юный монарх Михай, которому до совершеннолетия оставалось прожить всего пять месяцев, чувствовали себя пассажирами на заднем сидении автобуса, управление которым захватил сумасшедший водитель (то есть диктатор Антонеску). Впереди уже видна пропасть, а он все гонит вперед, не снимая ноги с педали газа, и все время безумно хохочет. В такой ситуации, если сильно захочешь жить, то будешь искать варианты к спасению.

План-минимум предусматривал бегство в Болгарию под крылышко царя Бориса, который и сам с русскими не воюет, и другим не советует. Семьдесят километров до болгарской границы по хорошей дороге можно проехать всего за час. План-максимум означал необходимость осуществить военный переворот, устранить Антонеску и запросить у советского вождя Сталина заключения экстренного мира. План сложный и почти неосуществимый, потому что почти всех преданных королевской семье генералов диктатор-кондукатор услал на фронт, а оставшиеся на месте не имели серьезного авторитета в столичном гарнизоне. С одной личной охраной переворот даже в таком расстроенном государстве не совершить, потому что на стороне Антонеску будет и полиция, и жандармерия, и даже часть армейского гарнизона. Поэтому, дабы Румыния не осталась совсем без королевской семьи, Елена Греческая и Датская избрала план бегства в Болгарию.

Ее окончательный план заключался в том, что она довезет своего сына до болгарской границы, отправит его на ту сторону, после чего вернется в Бухарест и будет с румынским народом до самого его конца. Но каждый человек строит свои планы, а что из этого получится, известно только тому, кто взирает на все происходящее с небес, да еще, пожалуй, трем мойрам, которые прядут, отмеряют и обрезают нити человеческих судеб.

1 июня 1942 года. 23:55. Бухарест, улица Пиктора Григореску, 24 вилла Casa Nоуа (жилая часть королевского дворца)^[5].

Мысль о том, что бежать из Бухареста лучше где-нибудь ближе к полуночи, пришла одновременно и королеве-матери Елене, и диктатору Иону Антонеску. А то утром может оказаться, что придется сматываться второпях, когда русские танки будут уже входить в румынскую столицу с другой стороны города, а в воздухе завоют винты их ужасных летательных аппаратов, выбрасывающих в ключевых местах города охотничьи команды. Были уже, знаете ли, прецеденты в Риге, когда никто из тамошних нацистских деятелей не сумел уйти от возмездия.

Да-да, совесть была нечиста не только у Антонеску, но и у короля с королевой-матерью. Ведь год назад они был совсем не против грядущей войны, затевавшейся ради расширения их королевских владений. И именно кондукатор-диктатор разрешил Елене Греческой и Датской вернуться в Румынию и жить вместе с несовершеннолетним королем. И вообще они с Антонеску жили душа в душу ровно до тех пор, пока румынская армия не стала терпеть одно поражение за другим. Вот придут большевики и начнут задавать неудобные вопросы; а их покровители, говорят, такие злопамятные, что способны спросить и о том, о чем ты и сам давно забыл.

И так уж получилось, что как раз в тот момент, когда слуги таскали в роскошный Хорьх личные вещи короля, а сам он стоял рядом, поглядывая на часы, потому что маман задерживалась с выходом (ох эти женщины, в соревновании на скорость сборов они легко проиграют черепахам), во двор королевской резиденции через опрометчиво открытые ворота завернули два грузовика с вооруженными людьми Иона Антонеску. Собираясь в свой эпический драп, диктатор-кондукатор озаботился вооруженной и лично преданной охраной. А вот и он сам – подъехал на таком же Хорьхе, как у короля, и теперь с пистолетом в руке идет прямо к Михаю, злобно скаля зубы. Мол, сейчас прольется чья-то кровь!

– Сбежать вздумал, щенок! – заорал он еще издали, и уже обращаясь к спрыгивающим с грузовиков солдатам своей личной охраны добавил: – А ну хватайте его, парни, да поскорей!

Румынский диктатор был введен в заблуждение малым количеством находящихся на виду королевских гвардейцев и повел себя несколько опрометчиво. Впрочем, если бы не начальственная команда, никто бы ничего и не предпринял. Бывали случаи, когда высокопоставленных особ арестовывали и даже расстреливали в присутствии их охраны, а та без приказа не шевелила и пальцем, если с другой стороны была такая же высокопоставленная особа. Но тут все пошло совсем по-другому. Молодой король сначала испугался окрика диктатора-кондукатора, а потом разозлился. Какой-то хмырь, просравший к нынешнему моменту все подряд, включая страну и собственную голову, будет приказывать арестовать его, урожденного Гогенцоллерна-Зигмаринена по отцу и Глюксбурга по матери?

– Охрана!! – во всю мощь своих молодых легких заорал он, – к оружию! На вашего короля покушаются!

И тут, изо всех темных углов стали набегать вооруженные королевские гвардейцы – словно только этого и ждали. Никто из них не спал, все были одеты, при оружии и в весьма возбужденном состоянии. По плану королевы-матери всему их подразделению предстояло сопроводить короля до болгарской границы, а потом, поступив в ее распоряжение, вернуться в Бухарест, чтобы разделить с ней судьбу столицы и всей Румынии. Командовал королевскими телохранителями майор Антон Думетреску, безраздельно преданный королевскому семейству; людей в охрану он подбирал соответствующих. Будь перед ними хоть Антонеску, хоть сам Гитлер – если есть приказ, драться против них следует не жалея ни своей, ни чужой жизни.

Зажглись фары приготовившихся к отъезду нескольких машин, и в их лучах Антонеску и его люди оказались беспощадно высвеченными, будто лучами прожекторов. Кто из бойцов противостоящих группировок произвел первый выстрел, не установят уже, наверное, и на Страшном Суде, хотя не исключено, что это был сам Антонеску. Перестрелка вспыхнула внезапно и в считанные секунды дошла до той точки ожесточения, когда две схлестнувшиеся группы людей расстреливали друг друга в упор, дрались прикладами, ножами, кулаками, да и просто зубами. Молодой король упал под пулями одним из первых, и именно над его телом разгорелась самая жаркая схватка.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Майор Думитреску вытолкнул оцепеневшего солдата с места стрелка в бронеавтомобиле сопровождения и, не колеблясь, практически в упор, открыл по нападавшим огонь из спаренного крупнокалиберного зенитного пулемета Гочкиса. Яростный грохот, багровое пламя, слепящее в ночи, и тяжелые пули на куски разрывали человеческие тела, не делая различия между своими и чужими. Такой пуле совершенно не важно, сколько на ее пути оказалось слоев человеческого мяса, поэтому Ион Антонеску, укрывшийся за спинами своих охранников, был скошен вместе с ними. Когда в магазинах пулемета закончились патроны (Гочкисы имели магазинное питание), то немногочисленные люди Антонеску, счастливым произволом судьбы избежавшие общей злой участи, стремились поскорее покинуть это место, затерявшись в темноте, а королевские гвардейцы, которых уцелела почти половина, отирали трудовой пот, стараясь понять, что же все-таки это было.

И только тут на месте событий появилась королева-мать, которая бежала-бежала к своему сыну, но так и не добежала до него вовремя. Ее Михай, кровиночка, единственный сынок, надежа и опора, гордость материнского сердца, пробитый сразу несколькими пулями, истекал кровью на брусчатке двора. Королева-мать была достаточно опытной медсестрой, на протяжении своей медицинской «карьеры» повидавшей множество тяжелораненых, и ей сразу стало понятно, что вместо истошных криков «доктора-доктора» лучше позвать священника, а заодно и гробовщика. Поездка в Болгарию сразу потеряла свой смысл, а заодно земля ушла и из-под ног самой Елены Греческой и Датской… Ведь без своего сына она в Румынии никто и ничто – бывшая жена бывшего короля.