Она не ответила, продолжая мелкими шажками передвигаться по кухне, и чашка в ее дрожащей морщинистой руке, покрытой пигментными пятнами, противно дребезжала на блюдечке, а светлая поверхность рабочего стола пестрела темными точками чаинок, просыпанных мимо заварочного чайника. Вот поди пойми этих старух!

Шестнадцать пятьдесят восемь… Пора двигаться, еще двадцать метров до арки, потом во двор, и в домофон Матвей позвонит ровно в семнадцать ноль-ноль.

У подъезда стояла белая машина «Скорой помощи» и еще одна, при виде которой у Матвея болезненно екнуло сердце. Знал он эти машины, доводилось сталкиваться, когда прабабушка умерла, и потом еще пару раз случалось. И ведь знал, все это время знал, что Светлана Валентиновна старая и больная, а все равно в первый момент подумал, что беда у кого-то из ее соседей, не у нее, не с ней.

Дверь подъезда открылась – он даже прикоснуться к домофону не успел. Крепкие мужички вынесли носилки с телом, упакованным в мешок, за ними – врач и фельдшер со «Скорой», в синей униформе, следом вышли еще двое, молодые, по виду – на несколько лет старше самого Матвея. Одного из них Матвей узнал, встретил как-то у Светланы; они с Каргой очередные графики рисовали, а этот, с усами и аккуратной бородкой, какую-то папку принес и сразу ушел, даже раздеваться не стал. Бородатый глянул на Матвея, вроде и не узнал, потом остановился.

– Ты Матвей?

– Ага.

– Видишь как… – он беспомощно развел руками.

– Как?! Ну как?!

Матвей почти кричал, с трудом подавляя желание схватить бородатого за воротник куртки и тут же придушить. Господи, как будто этот тип в чем-то виноват…

Ну как же так?! Почему?! От отчаяния Матвею хотелось расплакаться. Ведь только сегодня утром, часов в одиннадцать, Карга позвонила ему, пожаловалась, что ноутбук все время зависает и невозможно ничего загрузить, а она приболела, плохо себя чувствует, за стационарным компьютером сидеть не может, второй день лежит, и без ноутбука ей никак нельзя. Матвей вызвался приехать сразу же, но она сказала, что сейчас не надо, в час придут ее ученики, освободится она часам к четырем, поэтому договорились на пять, чтоб уж наверняка. Ученики, бородатый и тот, второй, пришли, а через полчаса в панике начали вызывать «Скорую». Врачи очень старались, но помочь не смогли. И вот все закончилось.

Так быстро все случилось – Матвей даже попрощаться не успел со Светланой. Неужели она и на своей смерти время сэкономила? Вот ведь…

Каменская

Бурный финал, мощные повторяющиеся оркестровые аккорды.

– Как видим, ничем хорошим эта романтическая история не кончилась, – произнесла с улыбкой Анастасия Каменская. – Какие у вас будут варианты?

Учащиеся детской музыкальной школы сидели за столами, составленными в виде буквы П, а Настя находилась в пространстве между ножками этой буквы, которое она про себя называла «патио», внутренним двориком. Ну а что? Похоже, просто один в один. Шестой класс, урок музыкальной литературы. Штатный преподаватель сидит здесь же, у рояля, наблюдает, чтобы педагог-волонтер учила подростков правильно. Тому, чему нужно. Ну и вообще…

Первой подняла руку хорошенькая девочка в модных очках. Если Настя правильно помнит, класс виолончели.

– Он ее убил, да?

– А может, не он ее, а она его, – тут же возмутился паренек-пианист.

Этот мальчик на занятиях у Насти был самым активным и, как ей показалось, лучше и быстрее других улавливал смысл того, что она пыталась им показать. Может, он и не станет великим исполнителем, концертирующим по всему миру, но с аналитическим мышлением у него совершенно точно полный порядок.

– Она со скалы в море бросилась, – подала голос другая девочка, тоже пианистка.

– Или он, а не она, – не уступал паренек. – Почему у вас вечно получается, что если она, то обязательно жертва, а он всегда негодяй? Разве наоборот не бывает?

Штатный преподаватель по имени Лариса Петровна, пожилая седая дама, с трудом подавила смех.

– Других версий нет? – спросила Настя, стараясь сохранять серьезную мину. – Тогда давайте разбираться, кто у нас все-таки умер в финале.

– А как? – спросили ученики почти хором.

– Будем смотреть, кто из двоих сильнее, кто слабее, кто мягкий, а кто агрессивный. Помните то место, где наши герои выясняют отношения?

Судя по выражениям лиц, не больше половины будущих музыкантов понимали, о чем идет речь.

– Вадик Малков, – послышался голос Ларисы Петровны, – говори, я же вижу, что ты помнишь.

Вадик Малков, тот самый толковый мальчик-пианист. У Ларисы Петровны он тоже ходит в отличниках. И даже, наверное, в любимчиках.

Фортепианный концерт Сен-Санса слушали с компьютера, к которому подключены хорошие динамики, но у каждого ведь есть свой телефон или айпад. Вадик быстро нашел в «Ютубе» нужное произведение и после нескольких неудачных попыток отыскал то место в третьей части концерта, которое, по его мнению, походило на диалог, именуемый выяснением отношений.

– Это?

– Совершенно верно, – кивнула Настя. – Итак, мы тебя слушаем. Какие есть идеи?

– Пусть дети еще раз послушают, – вмешалась Лариса Петровна. – Не у всех такая хорошая музыкальная память, как у Малкова.

– Конечно.

Настя включила фрагмент концерта на компьютере. На лице способного мальчика Вадика в первый момент промелькнуло торжество, почти сразу же сменившееся растерянностью: его трактовка не выдерживала никакой критики.

– Нижняя партия сердится, а верхняя оправдывается, – раздался чей-то голос.

– Не, не оправдывается, а успокаивает…

– Да, точняк!

– Или нижняя угрожает и требует, и верхняя просит сжалиться!

– Нижняя точно дядька, здоровенный такой, с басом! Бычок-качок.

Ребята вдруг заговорили наперебой, и Настя поняла, что цель достигнута: каждый из них отчетливо представил, о чем шла речь.

– Ага, здоровенный и злой, он рассердился и грохнул свою возлюбленную!

– А может, он не ее грохнул, а себя, – продолжал сопротивляться Вадик Малков.

Кажется, ему очень хочется сделать из мужчины жертву…

Лариса Петровна выразительно поднесла к глазам руку с часами и посмотрела на Настю. Время урока истекало, пора закругляться.

– Вы пустите меня еще раз в эту группу? – тихо спросила Настя у преподавателя.

– С удовольствием, – улыбнулась Лариса Петровна.

– Значит, я могу дать им домашнее задание?

– Разумеется.

Настя снова вышла во «внутренний дворик» и подняла руку.

– На сегодня мы закончили. Если вам интересно то, чем мы сегодня занимались, то попрошу вас дома еще раз внимательно послушать концерт и подумать, что же все-таки случилось в финале. Юноша убил свою любимую девушку? Или покончил с собой? Или произошло нечто совсем иное?

– И творческую биографию Сен-Санса выучите как следует, – громко добавила Лариса Петровна. – Буду спрашивать. По Франции девятнадцатого века в следующий раз будет последний урок, потом начинаем немецких романтиков, перечень обязательных к прослушиванию произведений посмотрите в методичке.

Юные музыканты мгновенно превратились в самых обычных школяров, радующихся окончанию урока и с шумом и смехом вываливающихся из класса. Настя тоже собралась уходить, но Лариса Петровна ее остановила.

– Анастасия Павловна, задержитесь на пару минут, – произнесла она неожиданно сухим тоном.

Так, понятно. Настя что-то сделала неправильно, и сейчас ее попросят больше не приходить в музыкальную школу. Конечно, не катастрофа, занятия она ведет бесплатно, без всякого договора, всего лишь с милостивого разрешения учебной части, так что заработка не потеряет, но очень неудобно перед Зоей Печерниковой, когда-то учившейся в этой школе, и ее другом-аккомпаниатором, который работает здесь штатным концертмейстером. Они оба так уговаривали сначала Настю, потом руководство школы…

– Вы провели блестящий урок, – начала Лариса Петровна. Говорила она строго, но, как показалось Насте, уже чуть мягче. – Но на вашем месте я была бы осмотрительнее.

– Осмотрительнее в чем?

– В формулировании домашнего задания.

– А что с ним не так? Слишком объемно? Слишком сложно? Или что?

Лариса Петровна с досадой махнула рукой и аккуратно закрыла крышку рояля.

– Это дети, Анастасия Павловна. Ну как же вы не понимаете? Они еще так мало знают, и в особенности о смерти, убийстве, суициде. Вам с высоты вашего жизненного опыта и, простите, вашей прошлой работы кажется, что можно послушать и сразу во всем разобраться. Но им-то! Они полезут в интернет и начнут читать и смотреть всякие ужасы про трупы, про убитых, про самоубийц. И знаете, что будет потом?

Настя пожала плечами. Откуда ей знать? Она впервые в жизни ведет занятия с подростками.

– А потом их родители прибегут к нашему директору с вытаращенными глазами и будут грозить судом за то, что мы заставляем их деток изучать в интернете материалы, не предназначенные для нежного возраста, вот что будет! Еще и журналистов подключат, а то и сразу с полицией явятся.

– Неужели все так ужасно? – удивилась Настя. – Конечно, я в курсе про маркировки «двенадцать плюс», «четырнадцать плюс» и все такое, но мы же здесь говорим об искусстве, о музыке… Детям ведь не запрещают смотреть «Лебединое озеро», а там в финале самое настоящее убийство, Зигфрид убивает Ротбарта, и ничего.

Лариса Петровна вздохнула и мягко улыбнулась Настиному непониманию.

– Я в полной мере разделяю вашу позицию, Анастасия Павловна, дорогая, но не забывайте, что школа, любая школа, имеет дело не только с детьми, но и с их родителями. Воспитывать детей – величайший труд, на который способен далеко не каждый родитель, а иметь такого ребенка, который отвечал бы твоим мечтам и чаяниям, хотят все без исключения. Поэтому, как только с дитятком что-то не так, – сразу начинают искать виноватого. И первыми на очереди стоят школа, учителя, педагоги. Себя никто винить не хочет. Добрая половина родителей, если не больше, следит за тем, что ребенок ищет, смотрит и читает в интернете. И через плечо заглядывают, и историю поисков просматривают. Увидят, что подросток заинтересовался убийствами и суицидами, – сразу в панику: «Почему?! Зачем?!» Подросток честно ответит, что в музыкалке задали. И очень повезет нам с вами, если родитель попытается хотя бы вникнуть в суть задания, но надеяться на это не стоит. С вероятностью девяносто девять с половиной процентов нам всем будут грозить неприятности с полицией, прокуратурой, судами и Роспотребнадзором.

– Я поняла, – виновато пробормотала Настя. – Извините, Лариса Петровна, я об этом не подумала. Моя ошибка. Впредь буду осторожнее, обещаю. Если меня вообще не попросят отсюда после сегодняшнего.

Лариса Петровна в утешительном жесте накрыла Настину руку сухой сильной ладонью.

– Если что – буду вас защищать, как сумею.

– Да что я? – в Настином голосе зазвучало отчаяние. – Пришла и ушла. А вот перед Анатолием Марковичем неудобно, он за меня ходатайствовал, на него все шишки посыплются. И Зою я подвела, выходит, и его.

– Ну, пока еще не подвели, а только, может быть, подведете, – заметила преподаватель музлитературы. – Может быть! Но может и не быть. Во всяком случае, я вас предупредила, и теперь вы станете аккуратнее. Ведь станете?

– Стану, – твердо пообещала Настя.

– А за Зоеньку не волнуйтесь, с нее такого рода неприятности – как с гуся вода, она и в детстве такой была, я ведь ее хорошо помню, – Лариса Петровна тепло и широко улыбнулась. – Очень трудолюбивая девочка с неплохой техникой, но совершенно не умела выражать или передавать чувства. На исполнительской карьере это сразу ставит жирный крест, зато в обычной жизни очень выручает. Ее ругают – а она стоит столбом, ни страха, ни обиды, ни раскаяния – ничего. Такую девочку даже бранить неинтересно, все сразу остывали и умолкали. Подозреваю, что внутри у нее бушевали ураганы, но наружу ни капли не просачивалось. Она и сейчас такая? Не изменилась?