– Я понял так, что пора мне готовить еще один подарочек, – холмики щек второго секретаря поднялись, смешливо ужимая морщинки в уголках глаз. – Нежилые помещения под ваш Центр. М-м?

– Зато мы сразу развернемся! – воодушевился я. – Станем городским или даже районным центром НТТМ! Пригласим рукастых и головастых старшеклассников, студентов, молодых рабочих. А цель у нас очень даже комсомольская: добиваться, чтобы всё, отмеченное штампиком «Сделано в СССР», было лучшим в мире!

– Достойная цель, конечно, – серьезно сказал Виштальский. – Что называется, патриотизм на практике. В живом деле… – он задумался. – Вот что, Миша… Сможете завтра подойти… Тут недалеко, на Карла Либкнехта. Покажу вам один объект. Часам к трем? М-м?

– Буду как штык! – пообещал я.

Вечер того же дня

Первомайск, улица Дзержинского

– Никого не будет в доме… кроме сумерек, – незамысловатая мелодия сама просилась на язык. – Один… зи-имний день в сквозно-ом проеме… – рука неловко отмахнула шторы. – …не задернутых гардин. Не-е задернутых гардин…

Зайдя на кухню, я глубокомысленно воззрился на холодильник, и понял, что просто отлыниваю от работы. Скомандовав себе «Кругом!», вернулся в свою «берлогу». Грозился электронную почту забабахать? Давай, мечи идеи.

Стул негодующе скрипнул под седалищем. Так, теперь пришла очередь микроЭВМ испытывать силу моего отупелого взора…

И тут мою центральную нервную прошил импульс озарения.

«Ёшкин кот и другие сказочные персонажи! Ты забыл о модеме, дебилоид недолеченный! COM-порт есть? Есть. По нему можно и нуль-модемом связать два компа… в смысле, две микроЭВМ. А на большие расстояния… Вот же ж, не сообразил, дубина! Ла-адно…»

– Орешек знаний тверд, но мы не привыкли отступать! – твержу я речевку из киножурнала «Хочу все знать!», напрягая извилины. – Нам расколоть его поможет… «Зухель»!¹²

«А главное, что? – мысли побежали строем и даже параллельно. – Главное, факс-модем идеально подходит для наших сильно зашумленных телефонных линий. Они ж все, считай, релейные. Хм… Кажись, пора вводить в бой тяжелую артиллерию. Нанесем удар по империализму из-за угла, пусть теперь всё покупают у нас!»

Вскочив, я намотал пару кругов по залу, раскладывая мысли по полочкам и сусекам. Да нет, должно сработать… Даже в суровых условиях «застоя».

Притопывая от нетерпения, набираю номер межгорода. Ага, гудок пошел…

– Слушаю! – лязгнула трубка по-военному.

– Револий Михайлович, здравствуйте, это Миша.

– О, Миша! Рад, рад! М-м… Что-то случилось? – на том конце провода голос теплеет – и сразу включается в режим «старшего брата».

– Еще не случилось… – прифыркнул я, чуть не разразившись глупым хихиканьем. – Но надо к этому стремиться. Есть идея, Револий Михайлович, а посоветоваться мне и не с кем… – Я откровенно подлизываюсь, но, если уж быть до конца честным, только Суслов-младший может мне помочь. И, что всего важней, он и сам этого хочет.

– Мне тут пришло в голову, как передавать информацию для ЭВМ на большие расстояния, прямо по телефонным проводам. Для любой ЭВМ, лишь бы у нее был COM-порт… – Я сжато формулирую, как сконнектить два модема. – А если присобачим разветвитель СОМ-портов, то легко собирается модемный пул – на шестнадцать линий ставим столько же модемов, и подключаем к одному компу… э-э… микроЭВМ. И теперь шестнадцать абонентов одновременно передают данные в центр или получают инфу! – Тут я запинаюсь – в голове, будто по наитию, вспыхивает, переливаясь гранями, блестящее воспоминание о будущем. Простенькая плата MOXA на четыре, восемь, шестнадцать портов!

«Ага, запузырились синапсы, загудели, заиграли аксончики! Думай, голова, думай…»

Я концентрируюсь, и продолжаю журчать в ухо директору ЦНИИРЭС:

– Стоит обмозговать идею многоканального модема на одну линию… Ну, это задачка на завтра, а вот порешать с радиомодемом для военных и КГБ можно уже сегодня. Звонок, передача пакета шифрованных данных – и всё! За десять-двадцать секунд фиг запеленгуешь!

Револий Михайлович возбужденно сопит в трубку, а я уже кручу в уме схему сетевой карты на коаксиале. А пуркуа бы и нет? Для соединения можно использовать простейшее «кольцо», и никаких железяк не надо! Есть, правда, ограничения по длине линии из-за затухания сигнала, но для начала это не критично.

«Вот это пруха! – думаю весело. – Драйв драйвовый!»

Замела мыслей круговерть, идеи косяками валят…

«Сетевые протоколы – ладно, справлюсь как-нибудь, а вот MAC-адреса… М-да… Тут паяльником не обойдешься, нужен крупный математик».

Я сразу подумал о Канторовиче. Колмогоров – голова, но Леонид Витальевич набирает вес в верхах… И вообще, это единственный теоретик мирового класса, ставший великим практиком.

«Садишься в такси, – хмыкаю мысленно, – и сразу капает двадцать копеек. Это – от Канторовича…»

Ага, в трубке зародилась жизнь.

– Миша, если всё так, как ты говоришь… – голос Суслова-сына срывается, но сразу крепнет: – У-ух! Это же… Я же… Так, ладно, работаем. С меня – стопроцентная поддержка! Как только изделие будет готово, звони! Да, и подготовь список деталей. Обеспечение за мной, это же… Всё, жду!

Мы кладём трубки телефонов, и меня снова озаряет, будто током бьет: а ведь я смогу связываться с Мариной по защищенному каналу…

«Ага, связываться, когда ее нет дома! Так, стоп. Почтовый сервер… – мысли мечутся в запале. – Нет, не сейчас! Чуть позже. Сначала разберемся с доставкой, с локалкой… Как раз и подойдет очередь писать проги для почтового сервера. Хотя ещё не ясно, на чем его разворачивать… На БЭСМ-6? А вот потом… Потом можно садиться поудобнее, и вволю размышлять о доменах и интернетах. Здорово… СССР – родина «Всемирной сети»! А это уже не только престиж, это деньги – и деньги очень даже серьезные. Только бы не упустить момент! Так, хорошо, о стране я подумал, а о себе? Ну-у, есть в запасе пара мыслей…»

Вторник 14 октября 1975 года, день

Первомайск, улица Карла Либкнехта

Дом был огромен и запущен – кирпичный куб за мощной оградой. Двор зарос травой по пояс, выбитые окна заколочены досками. Пара обитых железом ворот на первом этаже прятали гараж и мастерскую, а каменная лестница с вычурными кованными перильцами уводила на высокое крыльцо, где угрюмо чернела стальная дверь, пупырчатая от заклепок – из пушки не пробьешь.

– Ну, как вам? – Николай Ефимович потер руки с видом ловкача-маклера, готового надурить легковерного квартиранта.

– Впечатляет… – затянул я. – Прямо, Дворец пионеров!

– Лет двадцать назад здесь прописалась Заготконтора межрайбазы Райпотребсоюза, – выдал второй секретарь, как скороговорку. – Уф-ф! Запомнил же… Потом они куда-то переехали, а здание пустует. Батареи перемерзли, конечно…

– Починим, – решительно заявил я.

– Местное хулиганье малолетнее повыбило стекла…

– Застеклим.

Виштальский хмыкнул и поднялся на крыльцо. Вынув из кармана здоровенный ключ, отпер дверь, но та не спешила отворяться.

– Зар-жа… вела! – пропыхтел второй секретарь, рывками открывая тяжелую облупленную створку. Та поддавалась неохотно, жалобно взвизгивая и скрежеща. Чешуйки облезшей краски сеялись шелухой.

– Смажем, – обронил я. Покачав шаткие перила, добавил: – Приварим.

Мне очень хотелось, чтобы наш Центр справил новоселье в этом «отдельно стоящем здании», вот и старался быть убедительным.

– Прошу! – выдохнул Николай Ефимович, пропуская меня в широкую щель.

Войдя боком, я осмотрелся. Темный коридор сходился к забитому окну, цедившему свет на щелястый пол.

– Осторожно! – закряхтел Виштальский, тискаясь в узком проходе. – Доски кое-где прогнили.

– Заменим, – кивнул я, не замечая однообразия своих ответов.

В бывшей Заготконторе пованивало застарелой прелью, но сквозняк помаленьку-потихоньку вытягивал затхлость и унылый запах пыльных бумаг. Отовсюду шли тихие стуки и скрипы, шелесты и щелчки – дом словно оживал, сбрасывая многолетнее оцепенение и радуясь людям, заполнивших его бессмысленные пустые пространства.

Внутренние двери почти не пострадали, пропуская нас в обширные комнаты. Повсюду валялась брошенная или сломанная мебель – стулья, раскуроченные шкафчики и тумбочки, поведенные от сырости стеллажи. Выцветшие плакаты и графики до сих пор висели на стенах, а полов не видно под россыпями перфокарт, бланков, путевых листов и накладных.

– А намусорили… – ворчал второй секретарь, ступая осторожно, носком ботинка брезгливо разгребая бумаги, устлавшие скрипучий паркет «в елочку». – Свинтусы…

– Уберем.

– Гляньте-ка, Миша – кактус оставили. Засох, конечно…

Я чуть не брякнул: «Польем!», но вовремя прикусил язык.

– Вы где? – гулко донеслось из коридора.

– Это Арсений Ромуальдович! – оповестил я Виштальского, и громко крикнул: – Здесь мы! Вторая дверь!

Бодрый топот – и Вайткус возник на пороге. Был он в замысловатом кожаном полупальто с многочисленными «молниями» и в шапочке, которую позже назовут «чеченкой».

– Как моя внучка говорит: «Нарисовался – фиг сотрешь!» – расплылся в гагаринской улыбке директор Центра НТТМ «Искра». – Ефимыч, здорово!

Виштальский крепко пожал мозолистую руку.

– Ты чего не заглядываешь? Зазнался, поди?

– Всё в трудах, аки пчела! – хохотнул Ромуальдыч. – Я гаражи гляну?

– Давай, а мы тут, поверху…

Глядя вслед удалявшемуся Вайткусу, второй секретарь доверительно сказал:

– Если честно, Миша, то я пекусь не только о научно-техническом творчестве молодежи. У меня много друзей и в Киеве-батюшке, и в Москве-матушке, поэтому я в курсе свежих веяний. То, что вы продвигаете, Миша, совпадает с новым курсом партии – да, неустоявшимся, колеблющимся, но я чую перспективу! Помогая вам, я помогаю себе.

– Николай Ефимович, – отозвался я понятливо, – из вас выйдет отличный первый секретарь райкома КПСС. Нам такие люди нужны!

Виштальский рассмеялся, шутливо погрозив мне пальцем, и направился обратно в коридор, где слышна была неясная возня. Из закутка, куда спускались дырчатые ступеньки с чердака, выбрался Ромуальдыч, отряхивая свою кожанку.

– Кровля нигде не течет, – доложил он с живостью, – только хлама – горы.

Николай Ефимович пару раз озадаченно моргнул:

– Так ты ж вроде вниз спускался!

– Ефимыч, там все просто замечательно-о! – напел Вайткус. – В мастерской даже кран-балка есть, только тельфер – йок. Будем станки искать списанные, подшаманим – и в строй!

Второй секретарь отмел ладонью растрепавшийся пробор.

– Вы вот что… – он смолк, соображая. – Где-то после октябрьских соберитесь в Одессу. Там, на Пересыпи, будут сносить мехмастерские. Станочный парк старый, конечно, но у вас руки откуда надо растут…

– Справимся, – выдал я.

– Там и тельфер найдете, и кучу инструмента… Я позвоню, кому надо, бумаги оформлю, а вы… М-м… Грузовик сыщете?

– Школьный «газон» займем, – бодро отозвался Ромуальдыч.

– Какая-то мысль вертится в голове… – лоб Николая Ефимовича нахмурился, образуя на переносице складочку. – А! Вам надо обязательно потолковать с особистами… э-э… с чекистами. У вас же наверняка какие-то документы хранятся по всяким разработкам – протоколы опытов, журналы наблюдений? А то, знаете… – он посерьезнел. – Можно сколько угодно не верить в шпионов, но научно-техническую разведку никто пока не отменял!

– Потолкуем, – твердо сказал я, чуя неприятную зябкость.

– Да-а… Работенки вам подвалило, конечно, – завертел Виштальский головой, бросая взгляд то на застекленные двери с пыльной табличкой «Актовый зал», то на перекошенный стенд «Профсоюзная жизнь». – Зато будет, где толкать прогресс!

– И кому, – поддакнул Вайткус.

– Прорвемся! – заключил я со всей беззаботностью юности.

Тот же день,

Восточный Берлин, Рушештрассе