Зверев вошел в кабинет и уселся на свой любимый кожаный диван с подлокотниками из красного дерева. Корнев ожидал, что его подчиненный, как это обычно бывало, тут же достанет курево и самым наглым образом потребует пепельницу. Степан Ефимович уже заготовил для Зверева несколько назидательных фраз по поводу недопустимости столь вольного поведения в кабинете начальника.

Однако на этот раз Зверев не выказал желания закурить и довольно резко спросил:

– Чего вызывал? Ты же знаешь, у меня дел выше кадыка – три кражи, разбой и бытовуха с огнестрелом! Говори быстрей, да я работать пойду.

Корнев немало удивился такому развитию событий. Зверев, который редко проявлял подобное стремление к исполнению своих служебных обязанностей, сегодня, очевидно, встал не с той ноги.

«Это как же понимать?» – подумал Степан Ефимович и даже на мгновение потерял дар речи.

У него запершило в горле. Он закашлялся, поспешно налил из графина стакан воды и выпил его одним махом.

Зверев, глядя на это, ухмыльнулся и проговорил:

– Если бы я не знал, что начальник у нас малопьющий, то предположил бы, что ты вчера перебрал.

Корнев выдохнул, пропустил мимо ушей эту очевидную бестактность, придал голосу максимальную жесткость и распорядился:

– Все свои заморочки передашь Шувалову. У нас появилось по-настоящему серьезное дело!

«Сейчас снова начнет бузить», – предвидя негодование собеседника, подумал Корнев.

Однако Зверев и в этот момент немало его удивил.

– И что, что серьезное дело? – спросил Павел Васильевич довольно сдержанно.

«Что-то он слабо сегодня трепыхается. Уж не заболел ли? Ага, я все понял! Выходные, которые наш Пашенька Зверь так долго ждал, прошли довольно скудно. Очередная краля не пришла или не приласкала».

Другие варианты Степан Ефимович уже и не рассматривал, даже не предполагая, как он прав.

– Убийство! Дело взято на контроль прокуратурой, – сказал полковник. – Сам Антипов только что звонил мне, просил сделать все, чтобы это преступление было раскрыто в кратчайшие сроки. Одним словом, с этого момента ты работаешь только по новому делу.

– Кого убили?

– Погиб известный врач! Он застрелен в собственном квартире, похищена картина!

– Что за картина? – оживился Зверев.

– Какого-то французского художника. Да, вспомнил. Даниэля Шапиро.

Зверев покачал головой и проговорил:

– Он никакой не француз, этот твой Шапиро, а наш псковский еврей. Его настоящее имя – Даня Шапировский. В двадцать седьмом году он сбежал из нашей страны в Париж и уже там прославился, а имя свое на французский манер переиначил.

Корнева поразила такая осведомленность.

– Когда это ты успел столько про этого Шапиро узнать? Читал о нем? – полюбопытствовал он.

– Больно мне нужно о нем читать. Я и знать-то про него не знал до прошлого дня. Вчера же Костин с дежурной группой к Сычеву выезжал на кражу этой самой картины. Ну и я там вроде как случайно побывал. А этого доктора, значит, уже укокошить кто-то успел. Жалко мужика. Нормальный такой старикан, а вот жена у него та еще фурия.

Корнев дернулся, строго поглядел на Зверева и заявил:

– Пашка, ты меня не путай! При чем здесь какой-то Сычев? Убит Завадский, главврач межрайонной больницы, один из первых людей города. Его труп только два часа назад обнаружен.

Зверев нахмурился и спросил:

– То есть не вчера?

– Да говорю же, сегодня, буквально два часа назад жена Завадского вернулась с дачи и обнаружила труп мужа. Она сообщила, что из дома похищена картина этого твоего Шапиро. Там уже новая группа работает. Мне об этом только что доложили, а уже куча звонков! Сначала из горкома беспокоили, а потом из главка. Говорю же, этот Завадский был довольно важной персоной. Так что бросай все свои дела и немедленно приступай к расследованию его убийства!

Зверев нахмурился, подошел к столу, схватил трубку телефона, набрал номер дежурного и зычно прокричал:

– Алло, Лысенко? Зверев у аппарата! Ты по какому убийству недавно Корневу докладывал? Что? Ну да. Про врача. Где, говоришь, это приключилось? Понял, на Южной. А как фамилия этого врача? Точно Завадский? Не Сычев? Хорошенькое дело, а с картиной что? Так. Стало быть, жена Завадского два часа назад обнаружила дома труп мужа и вызвала милицию, еще сказала, что у них картина припала. Ладно, теперь вроде разобрались. Бывай, старлей, не кашляй!

Когда Зверев повесил трубку, Корнев тут же спросил:

– Ну и что ты там понял?

На этот раз Зверев все-таки влез в верхний ящик рабочего стола начальника, вынул оттуда хрустальную пепельницу, достал из кармана папиросы, закурил и произнес:

– Ясно мне, что за эти выходные некая особа проникла в квартиру бывшего заведующего неврологического отделения межрайонной больницы Сычева и украла у него картину Шапиро. Спустя какое-то время, по всей видимости, та же самая особа влезла в квартиру доктора Завадского, который занимал должность главного врача все той же межрайонной больницы. Данная персона застрелила Завадского и украла у него работу Шапиро. Только это была уже другая картина!

Корнев, морщась, посмотрел на папиросу, дымящуюся в зубах Зверева, и осведомился:

– Что будешь делать?

– Докурю и поеду к Завадскому! Нужно разобраться на месте. Дела Шувалову позже передам.

Внутренне ликуя оттого, что старый приятель не особо сопротивлялся и принялся за дело, Корнев заметил:

– Давай уж, Паша, не подкачай. Сам понимаешь, Завадский – руководитель районной больницы. Я говорил, что мне сейчас уже несколько звонков сверху поступило, а ведь это только начало! Так что вникай, копай и найди мне убийцу хоть из-под земли. Ну и, конечно, ищи пропавшие картины. Непременно нужно узнать, кто же их украл.

Зверев сделал несколько затяжек, погасил окурок в пепельнице и с едкой ухмылкой заявил:

– А я и сейчас это знаю!

Корнев дернулся, вдавился в кресло спиной и спросил:

– Так кто же?

Зверев многозначительно подмигнул начальнику, поднялся, двинулся к выходу из кабинета и обронил:

– Ласка.

– Погоди! Какая еще ласка? – рявкнул полковник, но дверь за оперативником уже захлопнулась. – Ну и сволочь же ты, Зверев!

Продолжая возмущаться, Корнев набрал номер оперативного отдела и приказал срочно отыскать Костина в надежде получить у него хоть какие-то объяснения.

Глава 4

Несмотря на обещание, данное Корневу, Зверев не собирался тут же ехать на квартиру к убитому главврачу. Немедленное начало расследования вовсе не входило в его планы.

Выйдя из кабинета начальника милиции, Павел Васильевич тут же принялся кокетничать с хорошенькой секретаршей полковника Леночкой Спицыной. Он томно поинтересовался, не наскучил ли ей муж и бесконечные семейные хлопоты. Когда молодая женщина изобразила удивление, Зверев тут же с наглостью, свойственной лишь ему, спросил, не желает ли она провести этот дивный вечерок, а то и ночку в приятном обществе убежденного холостяка.

Ловко увернувшись от брошенного в него карандаша, Зверев с умилением рассмеялся и, весьма довольный собой, бросился по коридору к лестничному проему. Леночка же, давно привыкшая к подобным выходкам Зверя, внутри себя посмеивалась, изображала праведный гнев, делано дула губы и громко возмущалась.

После обмена любезностями с Леночкой Павел Васильевич вышел из здания и направился к столовой авторемонтного завода, где обедали большинство сотрудников управления милиции. Плотно перекусив, Зверев вернулся обратно и направился в свой кабинет. По дороге он зашел в оперативный отдел, взял у своего заместителя капитана Дружинина материалы по делу Сычева, примерно с полчаса изучал их и только после этого поехал на улицу Южную.

До дома Завадских Зверев добрался на трамвае. Пока он ехал, дождичек, начавшийся еще утром, превратился в самый настоящий ливень. Лужи под ногами росли, и капитан ругал себя за то, что в очередной раз не прихватил с собой зонт.

Павел Васильевич наконец-то вбежал в подъезд дома номер три по улице Южной, поднялся на третий этаж и дважды нажал кнопку звонка.

На пороге оперативника встретила темноволосая статная дама с узким лицом и зелеными миндалевидными глазами.

«А этот Завадский знал толк в женщинах», – отметил про себя Зверев.

Стрижка каре, брови, подкрашенные карандашом, перманент. Несмотря на испуганный вид и морщинки, от напряжения собравшиеся на лбу, выглядела новоиспеченная вдова очень даже интригующе. Женщина куталась в черный бархатный халат с раскидистыми белыми лилиями. На ногах у нее были чулки телесного цвета и темно-синие мохнатые тапочки на танкетке.

– Завадская Валентина Михайловна, если не ошибаюсь? – уточнил Зверев.

– Не ошибаетесь! А вы?..

Павел Васильевич показал удостоверение и спросил:

– Могу я войти?

– Сегодня здесь уже побывала милиция. Признаться, я очень сильно устала, собиралась принять ванну и лечь пораньше.

– Я понимаю вас и очень вам сочувствую, но мне просто необходимо еще раз осмотреть место происшествия и уточнить некоторые детали.

– Заходите, раз уж пришли.

Зверев вошел в прихожую, снял свой изрядно промокший пиджак и бесцеремонно повесил его в шкаф.

– Боже, вы ведь промокли! – воскликнула хозяйка. – Придется угостить вас горячим чаем. Располагайтесь, я сейчас.

– Я бы с удовольствием выпил чего-нибудь покрепче. Коньяк вполне подошел бы.

Брови женщины взлетели, она улыбнулась и заявила:

– Вы не похожи на прочих представителей правоохранительных органов, с которыми мне приходилось иметь дело.

– Мне многие это говорят.

Завадская снова улыбнулась и сказала:

– Боюсь, что вам придется довольствоваться чаем. Алкоголя в нашем доме нет. Андрей Филиппович вообще не пил. Я, честно признаться, могу выпить бокал-другой сухого вина, но делаю это не часто.

Зверев пожал плечами, удрученно вздохнул и произнес:

– Чай так чай. Что уж тут поделать.

Пока хозяйка суетилась на кухне, Зверев вошел в комнату. В глаза ему тут же бросилось багровое пятно у стены. То место, где недавно лежал труп доктора Завадского, было обведено мелом.

Капитан поежился, но не оттого, что увидел, а от холода. Мокрая рубашка липла к телу. Павел Васильевич чувствовал, как мурашки бегут у него по спине.

В комнату вошла Завадская и протянула гостю шерстяной свитер.

– Наденьте это. Если вы заболеете, то кто же будет искать убийцу моего мужа? – сказала она.

Когда женщина вернулась на кухню, Зверев скинул рубашку и натянул свитер, предложенный ему. Колючая шерсть приятно щекотала спину. Почувствовав, что кровь в его жилах побежала быстрее, Зверев принялся осматриваться.

Жилище Завадских представляло собой трехкомнатную квартиру с высокими потолками и довольно большим балконом. Стены были оклеены рифлеными обоями, мебель отличалась добротностью и массивностью. Рядом с диваном был расположен резной комод с посеребренными витыми ручками. На его крышке стоял телефон, рядом с которым красовалось несколько разноцветных фарфоровых статуэток. Тут же стояла фотография худощавого мужчины в очках. Его лицо было испещрено многочисленными морщинами.

«Судя по всему, это и есть наш безвременно ушедший доктор», – решил Зверев.

Повсюду в горшках росли цветы. Полки едва не прогибались от тяжести книг, уставленных на них. У правой стены стоял резной диван из красного дерева, обтянутый кожей.

Зверев подошел к нему и стал рассматривать еще одно фото, которое висело над ним. На снимке Валентина Михайловна Завадская сидела в глубоком кресле. Рядом с ней, держась за спинку, стоял пышноволосый паренек в форме пехотного лейтенанта и сурово смотрел в объектив.

Вошла хозяйка и опустила на журнальный столик поднос. На нем стояли латунный чайник с витиеватой ручкой и сахарница с кристально-белыми кусочками рафинада. Рядом тарелка, на которой лежали бутерброды с угличской колбаской и плавленым сыром.