– Учитывая, что мы уже установили вероятного шпиона из наших канцелярских работников и вскрыли некоторые его связи со своими подельниками, – и он сделал паузу, – думаю, что встречать карету нападающие будут верстах в пяти-десяти от Бухареста в тамошнем лесном массиве. Бить карету они станут вряд ли, всё-таки там сидит нужный им человек с секретными бумагами, и он нужен будет им позарез живым для того, чтобы предъявить его османскому командованию и получить от него большие премиальные, да и рассказать под пытками он тоже может много чего интересного. Так что, думаю, вражеский отряд выбьет всю нашу внешнюю охрану из сопровождения и из наружных фельдъегерей, не трогая саму карету. Ну и, собственно, вот тут-то как раз таки и будет дело за командой Егорова.

Секунд-майор с полковником оба обратили свои взгляды на нахмурившегося егеря.

– Что-то не так, Егоров, уж больно вид у тебя какой-то смурной? – хмыкнул барон. – Или слишком рискованное дело для твоих ребят? Говори уж сразу, чего тебе в нашем плане-то сейчас не понравилось?

Лёшка покачал головой:

– Да план-то хорош, Ваше высокоблагородие. Задумка как собрать всю эту мерзость в одном месте у вас просто великолепная. Понятно, что они там всех соберут, лишь бы им завладеть такими серьёзными бумагами и этим важным человеком. Но мы же вот так напрочь списываем всех тех, кто будет охранять курьерскую карету снаружи. С этим-то как быть? Я бы очень не хотел класть там своих людей.

Фон Оффенберг приблизился вплотную к Алексею и пристально взглянул в его глаза:

– Нужно будет жизнь за державу отдать, так и ты, и я, и Сергей Николаевич, все мы, как ты только что тут выразился, «её покладём»! И твои егеря в том числе, господин подпоручик, тоже, коли будет нужно, так же как и все лягут! Мы присягу приносили матушке императрице и поклялись защищать её и свою страну, живота своего не жалея!

Кровь бросилась в лицо Лёшки, и он, не отводя глаз, чётко выговорил барону:

– Я, Ваше высокоблагородие, смерти не боюсь, не впервой, поди, уже мне умирать! И я, наверное, не давал вам повода усомниться в своей личной храбрости и в храбрости своих егерей. Будет приказ, так пойдём умирать спокойно, но умереть мне бы хотелось так, чтобы забрать с собой как можно больше врагов! А если получится и будет такой шанс, так победить, остаться жить и отправлять их и далее на тот свет. Я против глупой и поспешной смерти, господин полковник. Но повторюсь, присягу свою мы исполним беспрекословно, приказывайте, как нам нужно будет умереть! – и Лёшка вытянулся в струнку.

Сбоку громко фыркнул Баранов, и улыбка скользнула по лицу фон Оффенберга:

– Какие мы горячие-то, а? Смотри, Сергей Николаевич, наш бравый подпоручик уже и умирать собрался. Никто в твоей храбрости и в храбрости твоих солдат не сомневается, Алексей. Так же как и в верности присяге, и в беспрекословном подчинении приказам, – последнюю фразу барон, сузив глаза, выделил отдельно. – Во внешнем охранении будет десяток из арнаутского полка. Далеко позади пойдут гусары, драгуны и большая часть твоей команды, так, чтобы не насторожить врага. На карете в козлах будут сидеть кучер с младшим фельдъегерем. Твоим же лучшим солдатам надлежит схорониться в самой карете. Помню я, как вы лихо действовали в Крыму, когда там шли переговоры с татарскими мурзами. Глазом мы не успели моргнуть, а вы уже выскочили и к бою изготовились. Вот и сейчас, в этом деле, ваши навыки как раз таки нам и пригодятся. Кого сажать в карету, ты думай сам. Как действовать, тоже обмозгуй и посоветуйся с господином майором, он, кстати, тоже с вами там будет, ему и надлежит постараться взять шпиона живым, ибо только лишь Сергей Николаевич про его личность знает, даже я не посвящён во все тонкости этого дела. У меня всё. Мелочи вы обговорите уже с ним наедине. Об одном лишь вам напомню, от того, как мы с вами сработаем, будет зависеть, сколько жизней своих солдат сбережём. Помни, Егоров, на хорошем шпионе целые кладбища из вражеских воинов висят. А этот гад нам уже очень много крови стоил. Обезвредьте его, господа!

– Так точно, Ваше высокоблагородие! – щёлкнул каблуками сапог Егоров. – Разрешите исполнять?

– Давай, давай, Алексей, хватит уже тут грязь растрясывать. Мне на доклад к командующему пора. Дальше вы уже с Барановым всё, что вам нужно для дела, обговорите.

Глава 3.Шпион

Вот уже третий час как тряслась внутри кареты засадная партия из егерей и главного контрразведчика армии с его подчинённым, играющим роль «человека из-за реки». Восьмёрка лучших лошадей тянула фельдъегерскую карету с максимально возможной для неё скоростью. Осенняя дорога вся была в рытвинах и ухабах, и казалось, что это не особая, служебная повозка, а какой-то кусок грязи прыгает по разбитому осеннему тракту. Что было с сидящим на козлах кучером и фельдъегерем, даже представить было страшно, но и внутри неё тоже было несладко. Для семерых человек места в ней было явно мало, и на спинах да на боках егерей появился уже не первый и даже, пожалуй, что и не третий синяк или ссадина. Главное, все берегли оружие. Только лишь в его идеальном боевом состоянии и в отточенных навыках егерей было сейчас спасение для всех. Предстоящая схватка с неизвестным врагом должна была проходить молниеносно, и егеря прижимали к груди свои укороченные фузеи, оберегая, словно зеницу ока, их капризные ударные замки.

– Точно клюнули «эти», Сергей Николаевич? – задал Лёшка волнующий всех вопрос у самого старшего всего этого «дела».

Карету сильно тряхнуло, и Баранова кинуло на Ваню Кнопку. Офицер коротко ругнулся и поправил на поясе драгунские пистолеты.

– Клюнули, клюнули, а то как же, подпоручик! Два гонца от их шпиона ночью ушли, один за реку, на Силистру спешно рванул, как видно, за подмогой. А второй собирать команду для нападения уже здесь, на тракте, ускакал. Вот-вот это уже должно случиться, им же резона далеко нас перехватывать нет, нужно ведь и за Дунай успеть переправить захваченного человека со всеми его бумагами. Движение кареты замедлилось, и впереди раздались какие-то выкрики.

– Что там? – Баранов выпрямился и откинул полог, закрывающий переднее окошко, выходящее к кучеру.

– Да пара кибиток на дороге сцепились, видать, разъехаться не смогли, по бокам-то ведь от нас лес. Да вы не волнуйтесь, Ваше высокоблагородие, возле них служивые в нашей форме крутятся, – успокаивал офицера здоровенный усатый фельдъегерь.

Лёшка насторожился и, выглянув в дыру возле двери, щёлкнул курком фузеи. Вся команда егерей последовала вслед за своим командиром.

На лесной дороге с десяток человек в форме русских пехотинцев, при своём капрале, с громкими криками пытались растянуть в стороны две крытые повозки, застрявшие в большой луже. Место действительно было очень неудобным, с одной стороны тракта была заросшая кустарником ложбинка, а с другой к нему подступал густой буковый лес. Весь арнаутский десяток из конного пикинерного полка, что был выделен для сопровождения фельдъегерей, стоял уже возле повозок. Капрал пехотинцев о чём-то коротко переговорил со старшим этого десятка, сверкнула, переходя из рук в руки, серебряная монета, и арнауты, шустро спрыгнув с коней, облепили обе повозки, пытаясь выдернуть их из грязи.

Бах! Неожиданно раздавшийся выстрел сбил наземь единственного оставшегося верхом командира пикинеров и, как видно, послужил общим сигналом для нападения на конвой. Возле повозок раздалось несколько пистолетных хлопков, и сверкнула сталь клинков. К фельдъегерской карете выскочила из лесных зарослей дюжина разношёрстно одетых и что-то орущих на турецком и на валашском языке мужиков. В руках у многих из них были пистолеты и сабли, а парочка так и вовсе бежала с пехотными фузеями наперевес. Всеми ими, похоже, сейчас заправлял человек в мундире русского унтер-офицера. В его руке дымился драгунский гладкоствольный карабин, как видно, выстрел из которого и послужил тем сигналом к атаке.

– Koçlara ateş etmeyin! Arabadaki herkesi canlı götürün! Muhafızları kılıçlarla yenin! (Не стрелять, бараны! Всех в карете живыми брать! Охрану саблями бить! – тур.) – проорал он, и Баранов, пристроившийся возле Лёшки, радостно зашипел: – Ну вот ты и попался, голубчик! Этого надо взять, Алексей, действуйте, егеря!

Дальше уже время полетело стрелой. Бах, бах! – разрядил с кучерских козлов в подбегающих оба своих пистолета усатый фельдъегерь. Лёшка первым выкатывался из двери кареты и краем глаза заметил какое-то мелькание в прилегающих к дороге кустах.

Бум! – сухо хлопнул выстрел из нарезного оружия, и фельдъегерь, пробитый пулей, свалился с кареты. Бах! – Лешка, стоя на корточках, разрядил фузею в первого подбегающего. Он резко выпрыгнул вперёд и круговым движением со всего размаха влепил прикладом ружья по голове следующего атакующего.

Бах! Бах! Бах! – раздались частые выстрелы высыпавшей из кареты и уже развернувшейся для боя команды.

Бабах! Бабах! – сработали обе гренады, выброшенные в сторону запутавшихся повозок. Там раздался истошный вой и стенания. Обе повозки разом расцепились, и обезумевшие от страха, посечённые осколками кони, давя и сшибая людей в солдатской форме, ринулись в разные стороны.

– Этого живым брать! Стоять, Уткин! – проорал Баранов и, пригнувшись, бросился к руководившему нападением унтеру.

«Точно, так это же сержант из нашей армейской канцелярии, ну и гнида!» – подумал Лёшка и, бросив в грязь свою треснувшую в прикладе фузею, разрядил оба пистолета в мечущихся врагов. Те же, сами превратившись разом в жертву, как видно, совершенно ошалели от всего здесь происходящего и, потеряв в первую же минуту боя половину людей, теперь только и помышляли, как бы им поскорее сейчас скрыться с этого опасного места.

Унтер развернулся и побежал к зарослям.

– Стой тебе говорят, не уйдёшь, стой, Уткин! – Офицер-контрразведчик выстрелил поверх его головы из пистоля. Предатель пригнулся, и Баранов бросился вперёд. Бах! Бах! – раздались два выстрела из придорожных кустов, и обе фигуры свалились на землю рядом. Секунд-майор поднялся и на четвереньках подполз к шпиону. У того во лбу зияло большое входное отверстие, затылочную же кость у него полностью вышибло пулей.

– Ванька, за мной, – Егоров пронёсся мимо Баранова со своим самым маленьким егерем Ваней Кнопкой. Впереди был враг, который лишил их такой вожделенной добычи, шпиона, ради которого это всё здесь и затевалось.

Пробегая мимо куста с утоптанной возле него землёй, Лёшка заметил лежащую в опавшей листве гладкоствольную фузею и пистолет.

«Скидывает оружие, гад! Налегке хочет уйти! Странно, но ведь самый первый его выстрел был из штуцера, я не мог его спутать с фузейным. Никак не должен он успеть перезарядиться, времени бы ему просто на то не хватило», – думал Лешка, скользя между буковыми стволами.

– Ваня, возьми чуть левее! – отдал он приказ бегущему за ним следом солдату. – Рядом он должен быть, опытный волк, ты осторожнее только с ним будь!

Егеря разделились. Отпечатков подошв на земле не было, под ногами была молодая поросль, старые стволы деревьев и сбитые ветром ветки. Листвы на кронах уже практически не было, и обзор в лесу сейчас был хорошим.

«Ну где же ты, где? Я чувствую, что он должен быть где-то совсем рядом! Только вот где?» – тукала в голове мысль.

Бум! С левой стороны раздался недалёкий пистолетный выстрел, а за ним и короткий вскрик. Лёшка перехватил поудобнее свою саблю и ринулся на звук. В небольшом лесном прогалке между двух огромных буковых стволов над лежащей на земле зелёной фигурой склонился человек в офицерской треуголке и со штуцером поверх плаща-епанчи.

Под ногами у Лёшки хрустнула ветка, и человек в русском мундире медленно повернулся к Егорову.

– Опять это ты, неугомонный! – с хрипотцой протянул офицер. – Всё никак не успокоишься, всё лезешь везде, мальчишка. – На Егорова со злой улыбкой глядел капитан Светильников.