В шесть утра раздалась первая оглушительная трель птицы. Затем другая, третья. Лес оживал, наполняясь светом и голосами. От ночных страхов не осталось и следа. Кусты ежевики уже не выглядели враждебно, пугач давно улетел и спрятался в дупле. Зеркальная поверхность озера дымилась розовым туманом, небо на востоке пылало малиной. Капли росы алмазами вспыхивали в темно-зеленой траве. Утро было таким чистым и прекрасным, таким невинным, что невольно слеза наворачивалась.

Иннокентий делал на берегу зарядку. Рита спала еще. Первый луч солнца коснулся поверхности воды, разорвав пелену тумана. Закончив упражнения, Кеша постоял на берегу, глубоко вдыхая холодный утренний воздух. Потом бросился, поднимая фонтан брызг, в темную воду и поплыл кролем на середину озера. Гулкие всплески, усиленные эхом, добавились к щебету птиц.

Из палатки выбрался Олег. Оглядываясь, обошел поляну. Подошел к озеру. Некоторое время наблюдал за пловцом. Вернулся к палатке. Закричал: «Лена!», приставив ладони рупором ко рту. Подошел к палатке друзей. Заглянул, позвал:

– Ритка! Ты спишь? Лена не у вас?

Сонная Рита вылезла наружу, щурясь на утреннее солнце. Иннокентий, свежий и замерзший, выскочил из воды и стал яростно растираться махровым полотенцем, которое предусмотрительно положил на траву.

– Ты Лену не видел? – закричала мужу Рита.

Иннокентий замер, глядя на них.

– Что случилось? – спросил он не сразу.

– Лены нет, – ответила Рита. – Олег везде посмотрел.

– Как нет? – не поверил Иннокентий. – Куда же она делась?

– Олежек, успокойся, – сказала Рита. – Ты же знаешь свою жену… очередной прикол. Вот и вчера Лена всех нас звала… – она осеклась.

Олег дико посмотрел на нее. Подошел Иннокентий с влажными волосами, с кожей, красной от жесткого полотенца.

– Что за глупости… – начал он. – Сейчас найдем! А ты что, совсем ничего не слышал? – обратился он к другу. Олег помотал головой – нет. – Ночью она не могла уйти, – стал рассуждать Иннокентий. – Значит, на рассвете, когда уже рассвело. Поэтому… – он поднял палец, призывая к вниманию, – … должен остаться след на траве. Вон как дорожки видны!

Он был прав – на траве, сизой от росы, виднелась отчетливая дорожка чьих-то следов.

– Это мои… – объяснил Олег. – Я бегал в лес, думал, она там… прячется. Лена! – закричал он вдруг. – Ленка, хватит! Выходи! Кончай дурить!

– Она уже дома, – вдруг сказала Рита. – Помнишь, как она исчезла в прошлом году? Когда вы поссорились? Ты чуть с ума не сошел, а она просидела три дня на даче. Ты же ее знаешь! – Рита пыталась успокоить Олега.

– Но мы не ссорились, – возразил он. – Я еще долго не спал… То холодно, то шум какой-то мешал…

– Позвони домой, – приказала Рита.

– Ерунда, – влез Иннокентий. – Как бы она добралась до города?

– Попуткой! Отсюда до шоссе рукой подать.

– Что ты несешь! – В голосе Иннокентия звучала непривычная резкость. – Не могла она уйти! Она здесь где-то! Сейчас я оденусь, – он обратился к Олегу: – Пойдем поищем.

Прошел час. Два часа. Три. Ситуация складывалась нелепая и страшноватая. Лена так и не появилась. Мужчины, прочесав лес до самого шоссе, вернулись ни с чем. Олег звонил домой каждые десять-пятнадцать минут. Ему никто так и не ответил. Рита растерянно бродила вокруг палаток.

Они молча стояли на берегу озера. Поверхность его бороздила легкая серебристая рябь. Негромко шелестели пики аира и болотной осоки. Говорить было не о чем.

– Идиотизм, – пробормотал Иннокентий. – Ну не испарилась же она, в конце концов!

Озеро лежало у их ног, безмятежное, спокойное, равнодушное. Не сговариваясь, они пошли в разные стороны, всматриваясь в прибрежные кусты. Ничего. Время уже перевалило за полдень.

Молчаливые, они принялись упаковывать вещи и сворачивать палатки. Олег запихивал в рюкзак вещи Лены. Наткнулся на ее сумочку, раскрыл. Кошелек, косметика, записная книжка, какие-то мелочи – все осталось. Лена исчезла без вещей…

Глава 3
Будни «Global Village»

Из комнаты Стаса Кучинского доносился знакомый, на редкость неприятного тембра бас его приятеля Кирилла Колодко, придурка и бабника. При этом красавчика в духе Ди Каприо, но улучшенной модификации. Высокий, накачанный, с улыбкой и взглядом, перед которым не способна устоять ни одна женщина от шестнадцати до шестидесяти, Кира был любимым дитятей природы, щедро оснащенным для определенных действий, в силу которых род человеческий множится и продолжается. Но, как уже сказано, придурок он был редкий. Однако далеко не дурак. Основной недостаток Киры – недержание речи. Он говорил, что думал, не останавливаясь ни на минуту. Резал слух своим пронзительным голосом, стремясь перекричать собеседника, и при этом брызгал слюной. Причем молол всякую чушь, доводя окружающих до нервного срыва. Входил в раж и позволял себе грубые выпады, за что бывал бит неоднократно.

Кира работал реализатором хозяйственных товаров в мелкой фирме – всяких консервных ножей, открывалок пивных бутылок, штопоров, мясорубок, кофемолок и электрочайников, зарабатывал копейки, но вполне этим довольствовался. Покупателям он грубил, но тем не менее товар продавал не хуже, а может, даже лучше других. Видимо, опытные покупатели считали – раз хамит, не уговаривает купить, не выкручивает руки – значит, товар так хорош, что не нуждается в рекламе. Жил Кира один в однокомнатной квартире, подаренной отцом. Тот отселил сына, так как Кира терпеть не мог его подругу, с которой сам же отца и познакомил. Когда девушка приходила к ним в гости, то целый вечер, а то и далеко за полночь Кира выяснял с ней отношения, не обращая на отца ни малейшего внимания и откровенно хамя, когда тот пытался вмешаться. Здесь можно сделать вывод о том, что, если бы Кира был нормальным человеком, не видать бы ему квартиры, как собственных ушей. (Это о воздаянии по заслугам!) Квартира его скоро превратилась в притон или секс-стойбище, где постоянно менялись девочки, которых неотесанный Кира называл телками.

Стас, в отличие от приятеля, обитал с родителями, которые всячески портили ему жизнь.

Кира, как уже говорилось, говорил не переставая. Если был один – то сам с собой. Идя по улице, бубнил себе под нос. Заядлый спорщик, всякий предмет спора он доводил, как правило, до абсурда. Он считал, что его окружают одни козлы, дураки и идиоты. Стаса он называл козлом или дураком в зависимости от обстоятельств; отца – просто козлом; покупатели же, прохожие, начальство, коллеги по работе – все были козлами и идиотами. В подъезде, где жил Кира, на стене напротив его квартиры красовалась надпись большими буквами: «Кирка козел!» Стас иногда думал, что это зачем-то написал сам Кира. Колодко же считал, что это сделал или отец, или одна телка, которая не давала ему проходу в прошлом году.

Он собирал марки и переписывался со старым фанатом-филателистом из Англии, для чего довольно прилично освоил английский. Фанат, привыкший иметь дело с приличными людьми, неосторожно выслал Кире редкую марку с королевой Викторией в обмен на обещанные первые советские марки, которые представляли собой старые, царские еще, с надпечаткой «Р.С.Ф.С.Р.», и теперь терпеливо ожидал обещанного, время от времени деликатно напоминая Кире о долге.

– Ничего, – хладнокровно говорил тот, – подождет. Не надо быть таким дураком!

– Ты же обещал! – упрекал Киру зануда Стас.

– Ну и что, – отвечал беспринципный Кира. – Мало ли чего я обещаю!

– Здрасьте, Ксения Валентиновна, – при виде начальницы приятеля Кира приподнял с дивана зад и тут же плюхнулся обратно. – Скажите этому козлу, – непринужденно бухнул он, – что у него крыша слетит. В инете можно снять классных телок с фотками, а он кочевряжится. Стас имеет право на законный перерыв. Я тут адрес нарыл. А этот дурак типа вас боится. Я говорю, Ксения Валентиновна классная баба, чего ты, козел! А он говорит, ты еще ее не знаешь. И хата есть, самое главное!

Стас сидел, уставившись на экран, багровый от смущения, с раскаленными малиновыми ушами, и время от времени издавал хрюкающий звук.

– Подожди, Кира, – остановила я этот поток сознания, – Стас должен сделать для меня работу.

– Я все сделал, Ксения Валентиновна, – выдавил из себя Кучинский. – Даже добавил кое-что. Хотите, можно посмотреть здесь, а можно у вас. Номер шесть и семь в меню. Открывает вид на новостройки… Интерьеры, детали отделки, балконы, лоджии.

– Спасибо, Стас! – Я потрепала его по плечу – непозволительная вольность, конечно, но уж очень он смутился. – Я посмотрю у себя. До свидания, Кира.

– Вы уже уходите? – огорчился тот. – У вас красивые ноги, Ксения Валентиновна! Хорошо, что вы не носите брюк, терпеть не могу баб в брюках! А хотите с нами вечером в «Сову»? Сегодня прикольная программа. У меня там знакомый мэн, пропустит на халяву. Пошли, а?

Я с трудом удержала улыбку. Комплимент, однако. Прошла через общую комнату, где сидели две бледные поганки, чувствуя на себе их ненавидящие взгляды. Лидер – высокая девица с белыми длинными волосами, жесткая и неприветливая Оля – демонстративно искала что-то в ящике стола. Я задержалась у своего кабинета, помедлила и сказала:

– Оля, зайдите ко мне.

Она неохотно поднялась и пошла к двери, виляя задом. Вторая, Динка, проводила ее сочувственным взглядом.

– Садитесь. – Я старалась не смотреть на Олю. У девушки был крупный подвижный рот, щедро намазанный вишневой помадой. Он странно и неприятно выделялся на неярком лице, вызывая желание, почти болезненное, рассмотреть его поближе. Длинные белые колючие волосы лежали на плечах. Символический топ на бретельках открывал плечи и голый живот с ямкой пупка, тесные розовые брюки обтягивали мощные ляжки. Профессия шлюхи написана у нее на лбу. Дрянная девица. Чувствуя интерес хозяина, Оля хамски вела себя, работать не желала. Она была из тех молодых хищниц, что знают лишь один способ привязать к себе мужчину – постель. И, как многие до нее, рассчитывала на босса, зная, что у того жена на двенадцать лет его старше. Дамские журналы набиты историями о золушках, сумевших найти свое счастье, да только где ж напастись принцев? Роман потерял к ней всякий интерес, и теперь началась моя партия. Сейчас я скажу ей, что, к сожалению, в фирме предстоят сокращения… С удовольствием скажу. Так и вмажу!

Оля опустилась на стул. Провела кончиком языка по верхней губе. Сложила руки на коленях. На меня она не смотрела, нарочито равнодушно уставилась в окно. Демонстрировала характер, догадываясь, зачем ее позвали. Я в упор рассматривала девушку – несуразный рот, выдвинутая вперед нижняя челюсть, лиловые веки. Чувство мгновенной мстительной радости вспыхнуло и тут же погасло. На лбу жертвы выступили мелкие бисеринки пота. Я вдруг подумала, что не знаю о девушке ничего. Кроме того, что деньги та, видимо, привыкла зарабатывать в постели. Сколько ей? Двадцать пять, больше? Ни профессии, ни видов на будущее. Работать не привыкла, ждет выигрыша, заглядывая в глаза проходящим мужчинам. Месяц «училась» – молча, со скучающим видом сопровождала бабу Броню, потом печатала всякие бумажки, сидела на телефоне или в Интернете. Бегала по первому зову к Роману в кабинет, уверенная, что обеспечивает себе будущее. Роман производил впечатление избалованного и не особенно умного тюфяка, и каждая новая подружка считала, что с легкостью приберет его к рукам. На самом деле наш шеф прагматик до мозга костей, и сентиментальности в нем не больше, чем в кухонной табуретке. Через месяц-другой очередная девица ему приедается, и песенка ее спета. Я, как королевский палач, привожу приговор в исполнение, не испытывая ни малейшей жалости к павшей фаворитке, а только досаду на шефа.

Передо мной сидела такая очередная: вульгарная, дешево одетая и сильно накрашенная молодая женщина, чья жизненная позиция уже наложила отпечаток на ее внешность. Мне вдруг пришла в голову странная мысль, что между Романом и этими девушками есть много общего. И тот и другие продаются, но Роману повезло больше. Он сумел продать себя по хорошей цене…

Я продолжала рассматривать Олю, и та, чувствуя взгляд ненавистной начальницы, стала медленно багроветь. Но по-прежнему смотрела в окно.

– Где вы живете? – спросила я вдруг неожиданно для себя.

– На Вокзальной, – ответила она, не глядя на меня.