– Анечка! Это ты? Анечка, это такой мальчик! Такой мальчик! Чудо, а не мальчик! – Она даже застонала от восторга. – Он проводил тебя, вернулся и вымыл посуду и все время расспрашивал о тебе. Он не женат, представляешь? Был когда-то, но развелся, вернее, она его бросила, потому что он летал и его никогда не было дома. И с тех пор он один, бедняжка. А манеры! – Лелечка снова застонала. – Как он тебе? Даже Аичка… ты ведь знаешь, какая наша Аичка требовательная… даже она очарована! У нее такое настроение прямо с утра! Ходит, напевает. Он попросил твой телефончик, будет звонить. Он прекрасно помнит тебя, помнит, как ты разбила Аичкину любимую вазочку, хрустальную ладью, представляешь? Говорит, очень живая была девочка, Амалия много о ней рассказывала. (Я хмыкнула – представляю себе!) И вообще, он все время спрашивает о тебе, интересовался, замужем ты или нет, есть ли у тебя мальчик, и лицо у него при этом такое мечтательное и смущенное. Он говорит, что ты просто красавица, он даже не ожидал!

Я повернулась к большому зеркалу на стене прихожей. Оттуда на меня смотрела невыразительная сонная физиономия… Красавица? Шутите!

– И знаешь, Анечка, мне кажется, что он… что ты ему понравилась. Аичка говорит, тебе нужно… Ой! Аичка!

В трубке раздался начальственный голос Аички:

– Аня, доброе утро, надеюсь, ты уже встала. Николенька еще спит, и я взяла на себя смелость дать тебе пару советов. Ты меня слушаешь?

– Да, тетя Ая, слушаю, – смиренно произнесла я.

Тут в прихожей появилась Баська, босая, в короткой ночной сорочке. Бросила на меня вопросительный взгляд.

Я зажала рукой трубку и прошипела:

– Аичка!

– Ты, Аня, уже взрослый человек, и я понимаю, что не вправе давать тебе советы, но тем не менее… – торжественно начала Аичка, – тем не менее как мать хочу тебе сказать: спустись на землю! Не жди, пока на тебя свалится выигрыш в лотерее, действуй. Тебе нужна семья, дом, дети, наконец. Вы, молодые, думаете, что вы вечны, а время бежит, не успеешь оглянуться, как все в прошлом. – Она вздыхает. – Ты меня понимаешь, Аня?

– Понимаю, тетя Ая.

– Что? – прошипела Баська.

– Потом! – беззвучно ответила я, и Баська скорчила рожу и махнула рукой: кончай, мол! И удалилась в кухню.

– Я надеюсь, ты со мной согласна, Аня. Николенька замечательный мальчик, из хорошей семьи, ты обратила внимание, как он одет? Я бы на твоем месте пересмотрела свой гардероб, мне не нравится, как ты одета. Есть непреходящие ценности, не зависящие от моды, понимаешь? Он свободен, ты тоже. К счастью, твой глупый и недальновидный брак давно позади, вы знакомы с детства, он – Биллер, его тетка Амалия, твоя гувернантка, была достойнейшим человеком и вполне могла быть твоей матерью. И я думаю, что ты и Николенька… Надеюсь, ты меня понимаешь? Он расспрашивал о тебе, мальчик заинтересовался. Он не из тех, у кого, как это говорят, в каждом аэропорту невеста. Он серьезен, у него прекрасная речь, у него устои, наконец – это чувствуется. Вы встречаетесь сегодня, и ты должна постараться, Аня, чтобы он…

– Где кофе? – Баська дернула меня за рукав пижамы.

– На средней полке в среднем шкафчике! – прошипела я, зажимая трубку ладонью.

– Нету! Я смотрела!

– Я только позавчера купила. Посмотри еще раз!

– Аня, ты что-то сказала? – строго спросила Аичка.

– Ничего там нету! – повысила голос Баська.

– Отстань! – Я отпихнула ее локтем. – Нет, тетя Ая, ничего. Я все поняла, спасибо.

– Ты должна пообещать мне, Аня, что ты и Николенька подружитесь. Не вздумай отпугнуть его, подумай о своем возрасте…

– Сколько можно болтать! – возмутилась Баська. – Скажи, что хочешь писать!

– Чего им надо? – спросила Баська, когда мы уже сидели в кухне и пили кофе. Баська сделала бутерброды.

– Ну, ты же их знаешь… – пробормотала я с набитым ртом.

– Сватают?

– Ну.

– А ты?

– А что я?

– Как он тебе?

– Не знаю. Никак… Слушай, не начинай, а? Как с цепи сорвались, честное слово!

– Знаешь, Анюта, может, это твой шанс, – глубокомысленно сказала Баська. – Тот самый его величество случай… И семьи дружили, не с улицы чувак.

– Ага, случай, как в твоих сериалах. Скажи еще про биологические часы, которые тикают. И собака.

– Какая собака?

– Которую не любит стюардесса.

– А! К твоему сведению, в моих сценариях – правда жизни в концентрированном виде, это… одним словом, это алгоритм удачи. Или… или алгоритм Золушки! – выпалила она. – Недаром народ тащится!

– Алгоритм Золушки! – повторила я в восхищении. – Давай назовем так твой новый опус.

– Я тебя не понимаю, – высокомерно заявила Баська. – Ты что-то теряешь? У тебя что, есть любимый человек? Он тебе что, не нравится? Имеешь что-то против? Умри, но не давай? Не надоело – одна и одна? Когда тебе в последний раз дарили цветы? Тебе же тридцать четыре! Я бы на твоем месте пересмотрела взгляд на отношения с мужчинами. Какая-то ты… не знаю, как из позапрошлого века. Жить надо просто. Я понимаю, она тебя шпыняла, но когда это было? А ты до сих… перепуганная, как… деревенская лошадь. Перестань жевать сопли, переступи через свою Белую крысу и…

– Да отстаньте вы все! – завопила я. – Я видела его всего два раза в жизни! Причем в первый раз – тридцать лет назад! Я даже не помню, как он выглядит! Вы что, сговорились?

– Анюта, в чем дело? – спросила она строго. – Я же вижу!

– Откуда я знаю! Он… Николенька этот… ну, не верю, понимаешь? Не верю! Не бывает так в жизни.

– Еще как бывает! – авторитетно заявила Баська.

– Ага, в твоих дурацких сериалах.

– А если он позвонит, ты… что? Откажешься?

– Откажусь. Скажу, голова болит.

– Ну и дура!

– Сама такая.

– Нет, я просто отказываюсь тебя понимать! – Она в досаде шлепнула рукой по столу. – Такая пруха! Ты что, боишься?

– Еще чего! Ты забыла, что Амалия – его тетка, если он такой же…

– Какая Амалия? При чем тут Амалия? Что за глупые отмазки?

– Слушай, отстань, дай кофе допить!

– Ну, и сиди, как дурак с немытой шеей! – Она в сердцах оттолкнула свою чашку, чашка опрокинулась, и кофе разлился красивой лужей. – Такой шанс, и по нулям!

«…Амалия – святая», – сказала мама, а я подслушала. И намалевала ее с крыльями. На туалетной бумаге, сидя там. Странно, она себя сразу узнала. Посмотрела с интересом, сузила глаза. Держала в пальцах клочок и не знала, что с ним делать. Впервые в жизни. Тяжести на моей совести добавилось. До чего же вредное существо! Даром что в нежном возрасте.

Я думаю, она была девственницей. Я не представляю себе негодяя, который покусился бы! Посмел покуситься. Бы. Хотя ходили слухи, что она была замужем. Полгода, а потом он сбежал за пиццей. Сомневаюсь, если честно.

Ярлык-приговор, каинова печать, клеймо на моем узком лбу: неудачница. Инертная. Лузер. Обжалованию не подлежит. Пошла вон, пропусти достойных. Подвинься.

А также не позволять подолгу сидеть в туалете, психиатры говорят, вредно…

Не хочу! Ни Амалии, ни ее племянника!

Минут пять мы сидели в полной тишине – я допивала свой кофе, Баська елозила салфеткой по столу и наливала себе новую чашку. Потом она открыла рот, но сказать ничего не успела – зазвонил телефон. Баська вскрикнула и схватилась за сердце, и мы обе наперегонки рванули в прихожую.

Это был он! «Это он, это он, моего сердца чемпион!» – как пелось в каком-то старом фильме. Потрясающий мальчик с бабочкой, друг детства Николенька Биллер, племянник… Баська вырвала у меня трубку, приложила к уху и закатила глаза. Потом съехала по стене на пол и хлопнула ладошкой рядом с собой. Я, недолго думая, уселась рядом, прижалась ухом к трубке с другой стороны. Так мы слушали на пару мягкий журчащий голос неправдоподобного Николеньки Биллера.

– Анечка, доброе утро! Как ты? Я спал как убитый, и мне снилось, что мы снова дети… Мама жива, тетя Амалия, и все у нас впереди… Помнишь, ты обещала показать мне город? Погода сегодня летная, побродим по парку, посмотрим на реку… посидим где-нибудь. Согласна? Первую половину дня я с девочками, у них тут ряд работ по дому, а во второй… в тринадцать ноль-ноль я зайду за тобой. Успеешь? – Тут он рассмеялся, давая понять, что это шутка. – Сейчас одиннадцать пятнадцать. До встречи, Анечка!

И короткие сигналы отбоя. Мы переглянулись. Баська смотрела на меня сумасшедшими глазами.

– Какой мужик… – простонала она. – От одного голоса колпак рвет! А что ты наденешь?

За следующие полтора часа мы, пререкаясь, обшарили весь мой гардероб, потом я мерила одежки, а Баська, уютно усевшись на диване с очередной чашкой кофе, возмущалась, иронизировала, критиковала – словом, оттягивалась как могла.

– Ну, и куда ты в этом собралась? Ой, не могу! Прикид для богадельни! – Она демонически хохотала, закатывала глаза и делала вид, что падает в обморок. – А это что такое? Ты же художник! Где палитра? Не вижу палитры! Ты с ума сошла! Забудь! Вывеска на одном гвозде! Через мой труп! Позавчерашний день! Убери с моих глаз долой! Это – туда же! Ты не забывай, мать, что он европеец! Это тебе не местные приматы!

Наконец мне надоело, я плюнула и надела свою любимую юбку-клеш в черную и коричневую клетку и черный свитер – униформа, в которой я чувствую себя комфортно. Баська махнула рукой и сказала:

– Ну, тогда хоть шарф! Желтый! Макияж я тебе сделаю сама. И не забудь причесаться!

Ровно в тринадцать ноль-ноль тренькнул домофон…

Глава 8
Капитан Астахов

Капитана Астахова «дернули» около трех ночи. Ему снилось, что он едет на велосипеде через зеленый луг, залитый солнцем; какой-то маленький зверек перебегает дорогу, и он дергает язычок звонка; тот дребезжит как-то странно, звук складывается в знакомую мелодию, пышная зелень лета вдруг начинает кукожиться, пропадает, вместо луговой тропинки перед Колей – крутой спуск в черный каменный карьер; велосипед трясется, Коля летит в тартарары; Колина голова грозит оторваться, велосипед все скачет по камням, лает собака, и кто-то зовет его отвратительным тонким визгливым голосом. И тут он проснулся.

Ирочка, гражданская жена Коли, стоя на коленях в кровати, трясла Колю и кричала:

– Коля! Подъем! Это Кузнецов! Говорит, срочно! Вставай!

Разбуженная любимая собака Коли, буль со сложным характером по кличке Клара, громко лаяла, выражая свое возмущение. Коля застонал…

До приезда машины он хоронился в подъезде. Черный джип с мигалкой не задержался и с визгом, от которого у Коли зазвенело в ушах, тормознул у подъезда. Он выскочил в сырую промозглую действительность, как в прорубь. Ночь была какая-то неубедительная, серая, сверху сеял ледяной дождь, а ветер… Коля задохнулся от бешеного порыва, и ему показалось, он раздет, наг и бос. Чертыхаясь, он нырнул в уютное нутро, где его уже ожидали товарищи по оружию. Дверь не успела захлопнуться, как джип взревел и рванул на всех парах со двора, вылетел на пустую дорогу и полетел на северо-запад в район Еловицы.

– Погодка… – в сердцах выдохнул Коля. – Всем привет.

– Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, – сказал с юмором судмедэксперт Лисица, маленький, седенький, пребывавший неизменно в прекрасном расположении духа. От него пахло дорогим лосьоном и хорошим кофе.

– Ну? – спросил Коля.

– Похоже, наш Стрелок снова засветился. Кузнецов уже на точке, – доложил старлей Гена Колесниченко. – Он захватил Ашотика по дороге.

Ашотик Аверян был их бессменным фотографом.

– Откуда информация?

– Вроде сосед позвонил дежурному, у них дом на две семьи.

Машина свернула в проселок и тут же забуксовала. Шофер Михалыч забубнил себе под нос, поминая нечистую силу, и газанул. Джип с ревом выскочил из колдобины и понесся по темной улице, в конце которой болтался на ветру единственный фонарь.

– Здесь вроде. Приехали, – сказал Михалыч, тормозя так, что капитан Астахов приложился лбом о спинку переднего сиденья, что не добавило оптимизма в его мироощущения. – Дальше пехом, габариты не впишутся.