Шестеро других членов экипажа обходили с последней проверкой бортовые орудия. А трое, стоящие под капитанским мостиком, даже не обернулись к пассажирам. Поглядывая вверх, они негромко обсуждали что-то, наверное, сугубо профессиональное. Один чистил ногти длинным ножом. Двое курили.

Весь их облик, их равнодушие, полное отсутствие интереса к поднявшимся на борт людям громко заявляли: мы – каста. Мы летаем в небе, а вы, землеходы, лишь изредка, лишь нашей милостью имеете право прикоснуться к полёту.

Тиру даже вслушиваться не нужно было, чтобы увидеть: они все такие, пилоты, небожители. Они носят вот эти вот странные кожаные одежды – лёгкие доспехи, они гладко бреются и особым образом стригут волосы – очень коротко, армейским «ёжиком». Они узнают друг друга по специфическому загару, по осанке и по глазам, в которых небо.

И небо их настолько отличалась от того, к какому он привык, что Тир даже злости не почувствовал. Ничего не шевельнулось в душе в ответ на нескрываемое высокомерие.

– Стюард, – шепнул Казимир, имея в виду человека, снизошедшего бросить им несколько слов.

– Стюардесса, – буркнул Тир, усаживаясь в удобное кресло.

Казимир хихикнул. Поймал равнодушный взгляд «стюарда» и рассмеялся, уже не скрываясь.

Так они и взлетели. Не озаботившись даже тем, чтобы пристегнуться к креслам. К чему? Шлиссдарк двигался настолько мягко и незаметно и был так велик, что его и ураган раскачал бы не вдруг. Разве что при нападении пиратов пилот мог начать манёвры, но пираты представляли опасность значительно южнее, над Великой Степью, а не в спокойном небе спокойной Радзимы.

Впереди тридцать часов полёта. На юг. Сначала степи, потом государство под названием Альбия (столица – Немесри, христианство), а затем отделённый от материка горной грядой, которую измитцы называют Гинсафад, а обитающие в горах гномы – Граничным кряжем, полуостров Аллакултак. На нём-то и расположен Измит. Вольготно там живётся. Восемьсот тысяч квадратных километров райского климата. С трех сторон море и только с одной – враги. Да ещё через Язык Лжеца – так поэтично называется глубокий залив к западу от Аллакултака – приходят иногда пираты. Из Хамаяла (столица – Рашада, мусульманство).

Названия, имена, кажущиеся знакомыми из-за созвучности языков, но чужие настолько, что просыпается давным-давно потерянное детское ощущение манящей новизны. Сродни тому, что бывало, когда, разглядывая огромный глобус, читал удивительные слова: Реджо-ди-Калабрия, Руб-эль-Хали, Мансанильо… Дальние моря, неведомые земли, приключения, сказки. Когда это было? В прошлой жизни? В позапрошлой? Едва лишь появилась возможность путешествовать, пропала всякая охота. Чужие страны – это в первую очередь люди. А зачем они? Только мешают. Но сейчас, наверное, оттого, что земля – внизу, а вокруг чистое небо, так легко получалось забыть о людях и думать – отвлечённо, не всерьёз – о загадках и тайнах. Об опасных тайнах и страшных загадках. Других не бывает. Все они грозят смертью, однако и он, Тир, летит на далёкий Аллакултак, чтобы убить.

Это ли не справедливость, та высокая, невидимая с земли?

…Внизу была степь. Ползли назад, медленно скрываясь из вида, одинаковые жёлтые на макушках, зелёные у подножия холмы. Изредка ловил глаз проблеск крохотной степной речки, ещё не выпитой жарким солнцем. Несколько раз под шлиссдарком показывались становища степняков: белые и чёрные юрты, серая дымка от горящих очагов, похожие на заплаты стада овец и коз.

– Скучно, – Казимир сидел рядом с Тиром на краю палубы, курил, стряхивая пепел в карманную пепельницу, – медленно очень.

– Двести километров.

Тир смотрел вниз. Ему не было скучно. Он много раз наблюдал подобные пейзажи, разве что вместо юрт – складные домики, а вместо очагов электропечи, но ему не было скучно. Двести километров в час. Не так уж мало. Если бы не силовые поля, светлого князя основательно продуло бы на открытой палубе. Тогда, глядишь, и он бы не заскучал.

Тир когда-то летал много быстрее, но здесь следовало радоваться уже тому, что вообще удалось подняться в небо. А кроме того…

Оторвавшись от созерцания степи, Тир посмотрел на Казимира. Красивый мужик, сразу видно: князь. Чёрные локоны до лопаток, осанка, подбородок вперёд, на губах улыбочка. А взгляд какой! Чтобы надменность эту скопировать, не один месяц тренироваться надо. Тиру – тренироваться, а у Казимира врождённое, надо думать. Вот о таких и пишут в дамских романах. Порочный аристократ, а в душе безнадёжный и трогательный романтик.

– Ты романтик, Казимир? – поинтересовался Тир.

– А как же, – ответил тот без заминки, – ещё какой!

– Тогда должен понимать, – Тир ладонью провёл по палубе, – уже то, что он вообще летит, – это само по себе чудо.

– Какое там чудо? Магия. Мне очень интересно, куда смотрят местные боги, как допустили, что люди научились такому могучему волшебству? Вообще-то смертным не позволяют выходить за раз и навсегда определённые границы.

– Почему?

– Ну, – Казимир пожал плечами, – так принято. О вас есть кому позаботиться. К тому же вы прекрасно обходитесь без магии, одним только колдовством да фантазией. Изобретательностью. У нас в семье, – он сунул окурок в пепельницу, нажал кнопку, и внутри негромко щёлкнул встроенный утилизатор, – принято с уважением относиться к людям и к тому, что они делают. Меня вот даже пытались вырастить в человеческом обществе. Но не сложилось. А потом, уже на Илле, я узнал людей поближе и полюбил их. Это странно: кто вы и кто я, но мне нашлось чему поучиться, и наука пошла впрок.

– Человеческая женщина, – кивнул Тир, – она умерла?

– Да.

– Обычное дело. Но ты хотя бы не сам убил её?

– Трудно сказать. Надеюсь, что нет.

Вот так. И остаётся только посочувствовать светлому князю. Убивать любимую женщину – последнее дело. Этому трудно найти оправдание, и можно от переживаний даже возненавидеть себя или начать жалеть. Да ко всему ещё элементарно по ней, по убитой, скучаешь. Любовь – это привязанность, от неё не отделаешься, просто пожелав: хочу забыть! Что же, Казимир, жалеешь ты себя? Ненавидишь? Скучаешь по ушедшей любви?

Жалеешь. Ну и правильно. Кого ещё жалеть, как не себя? Да и любить, если уж на то пошло.

Думалось о необычном. Глядя на землю, Тир перебирал файлы из не так давно заведённого в памяти каталога, озаглавленного для простоты тремя вопросительными знаками. Он сам был необычным, весь от пяток до макушки, но к этому давно привык и не слишком интересовался, откуда что взялось.

Увы, на этот счёт его просветили ясно и недвусмысленно, причём в особо извращённой форме. Ну и ладно. Плюнуть и… нет, не забыть. Запомнить.

А то, что здесь называют магией, то, что называет магией Казимир, – это всего лишь явления, для которых нет пока объяснений. Точно так же на Земле считанные тысячи людей понимали, как работает техника, которую они, не задумываясь, использовали повсеместно. Любая техника, начиная с пылесосов и заканчивая навигационными компьютерами. Зато все знали, что это физика, электроника, химия. Слова. Такие же, как магия, волшебство, колдовство. «Обычное», то самое, которое, по уверению Казимира, только и может быть доступно «смертным».

У них там не летают, в том мире, откуда он явился. И никогда, наверное, не мечтали победить гравитацию. А здесь – летают. И громаду шлиссдарка подняли в воздух антигравитационные установки. Покажи такие в мире Казимира, и люди скажут: это магия. Покажи их на Земле, люди скажут: опять физики намудрили. И в чём разница? Нет разницы.

Опять же о людях и нелюдях. Если горцы, обитающие в пещерах Гинсафада, все как один невелики ростом и в традициях у них носить бороды, а топоры давно стали элементом национального костюма, так почему бы другим народам, внешне резко отличным, не считать этих горцев гномами? Негров на Земле очень долго считали то демонами, то животными, то ещё какой нечистью, но никак не людьми. И что? Кому это мешало, кроме, собственно, негров?

Казимир утверждает, что он не человек, что он божественного происхождения, и не трудно понять, что «смертные» для него, при всём заявленном уважении, – существа даже не второго сорта, а просто неликвид. Прекрасно. Вспомним сказки про египетских фараонов. В чём разница? Нет разницы. К тому же надо делать поправку на то, что отец у светлого князя – большой учёный, значит, скорее всего, шизофреник, а это дело такое: и детям, и внукам, и правнукам – всем достанется. Да и аристократическое происхождение тоже повод задуматься. О вырождении великих родов на Земле знает любой продвинутый школьник, не говоря уж о людях, сведущих в генетике. Сколько психов приходится на десять аристократов? Девять с половиной. Ну и о чём тут говорить?

Глава 4

Нас ожидает боевая удача,

Один в поле не воин, но ведь мы же вдвоём.

Михаил Башаков

Воздушный порт Эрниди резко отличался от лётного поля под Драганой. И не только размерами, хотя, конечно, на Эрнидском поле драганских поместился бы не один десяток. Отличался порт в первую очередь оживлённостью. После полутора суток в небесной тишине, в пустоте, насквозь промороженной ветрами, обилие людей подействовало как кружка кофе ранним утром. На палубу, толкаясь локтями, кинулись какие-то дядьки, все разом громко крича, размахивая руками и требуя капитана. Пока обходили их, пробираясь к невысокому трапу, Тир успел понять, что все эти люди претендуют на груз радзимского дерева. Капитан же отговаривается контрактом, заключённым ранее с совершенно конкретным купцом.

Сложная у них тут жизнь. Климат-то райский, конечно, но хорошего леса, видимо, не густо.

– Ну, займёмся рекогносцировкой, – бодро распорядился Казимир.

– Расписанием шлиссдарков займёмся, – уточнил Тир. – Прежде чем нападать, неплохо посмотреть, куда отступать будем.

– Отступать, – обрадовался Казимир. – Отступать – это правильно. – И, улыбнувшись на доброе с утра солнышко, негромко напел:

Когда выходим на рать мы биться,
Кольчуги, латы не берём:
Уж коль победа у нас случится —
Всё у врагов мы отберём.

А если всё же беда случилась
И враг числом нас превзошёл,
Скажу как орк, бывавший в деле:
Бежать удобней нагишом…^[4]

– Как кто? – уточнил Тир.

– Как орк. Это народ такой.

Ознакомительные книжки, в которых помимо другой ценной информации были ещё и сведения о населяющих планету народах, читали вчера оба. Но на Тира это чтение не произвело такого впечатления, чтобы складывать песни.

– Да это не я сложил, – отмахнулся Казимир, – это из книжки какой-то, я её ещё на Земле читал. В детстве.

– Не помню я там такой песенки, – пробормотал Тир, за свою жизнь на Земле прочитавший одну-единственную книжку про орков. Правда, в трех томах…

– Расписание, – объявил светлый князь, – и даже часы. Интересно, они ходят правильно?

– А зачем бы иначе их тут повесили?

Казимир сделал значительное лицо:

– Намерения, особенно благие, далеко не всегда приводят к нужному результату.

Тир не оценил глубины мысли и не уловил аллюзий. Он пожал плечами и посмотрел на светлого князя как на младенца:

– Это часы, Казимир. Их назначение – показывать правильное время. А намерения ни при чём.

– Мы такие разные, – пробормотал Казимир, – нам никогда не понять друг друга.

* * *

Эрниди был полон мечетей. В каждом квартале возносились к небу башенки минаретов – разной высоты, разной степени изукрашенности. Небо было синим и жарким, башни – разноцветными, много выше всех остальных домов, они, казалось, вот-вот оторвутся от земли и устремятся вверх.