– Анатолий Васильевич, уважаемый, – сказал я ему, – уж поверьте мне, что свободной прессы в природе просто не существует. Это миф. Сейчас она может быть или пробольшевистская, или антибольшевистская. Третьего не дано! У каждого печатного органа есть хозяин, который платит за все, и он определяет редакционную политику. И ни один, даже самый независимый, редактор не пойдет против воли хозяина. А если и пойдет, то и дня не проработает…

– Александр Васильевич, а как вы будете бороться за большевизацию газет, выходящих в Петрограде и России? – спросил Сталин.

– Для этого есть много способов, товарищ Сталин, – ответил я. – Во-первых, это большевизация общественных объединений и организаций, имеющих свои печатные органы. Рано или поздно это все равно придется делать. Во-вторых, это закрытие и ликвидация откровенно враждебных нам изданий… Может быть, Совнаркому стоило бы принять Декрет о борьбе с клеветой, чтобы публикация откровенно лживых материалов влекла за собой немедленные уголовные и административные санкции. Все должно быть строго по закону, который нам еще предстоит принять. Но давайте подробнее мы поговорим на эту тему позже, а пока хотел бы предложить создать новое информационное агентство…

– Это что-то вроде РТА – Русского телеграфного агентства? – блеснул эрудицией Чичерин. – Так оно приказало долго жить еще в 1878 году. А потом было ТТА – Торгово-телеграфное агентство, созданное на деньги и по инициативе господина Витте. Через него Сергей Юльевич весьма эффективно влиял на умы подданных Российской империи. Естественно, в нужном для себя направлении. Позже оно было преобразовано в Санкт-Петербургское телеграфное агентство, и затем – в Петроградское телеграфное агентство, ныне существующее.

– Все так, Георгий Васильевич, – сказал я. – Только новое информационное агентство будет работать на большевиков, как когда-то ТТА работало на господина Витте. Кроме того, наше агентство – я предлагаю его назвать ИТАР (Информационное телеграфное агентство России) – будет распространять информацию не только по всей России, но и по всему миру. Причем надо сделать так, чтобы иностранные корреспонденты получали именно ту информацию, которая нельзя было бы использовать во вред интересам Советской России.

– Это правильно, товарищ Тамбовцев, – заметил Сталин, – но как этого добиться? Ведь не приставишь же к каждому иностранному журналисту стража с ружьем, который будет водить его там, где он увидит то, что следует увидеть.

– Иосиф Виссарионович, если нужно, то и конвоира можно приставить, – ответил я, – скажем, под тем предлогом, что пребывание в том или ином районе небезопасно. Но нам необходимо самим готовить и предлагать иностранным журналистам нужную большевистскому правительству информацию. Большинство из них никогда и никуда не выезжают из Петрограда или Москвы. Так что я предлагаю создать при ИТАР сеть внештатных корреспондентов во всех городах России, а также пресс-группу, которая будет анализировать их сообщения и готовить информационные сводки. И нам надо стать более открытыми и доступными. Пресс-группа станет проводить еженедельные встречи с журналистами, озвучивая информацию о том или ином событии. Естественно, с нашей точки зрения. Наркомы время от времени должны проводить пресс-конференции, на которых они будут отвечать на заданные им вопросы – прямо скажу, не всегда приятные. Но тут надо уметь парировать их. Конечно, сложно, но… Теперь то, что касается, так сказать, внутренней аудитории. Надо учесть, что в России еще, к сожалению, много малограмотных, а то и откровенно неграмотных людей. О всероссийской радиосети, доступной в каждой деревне, пока говорить рано. Следовательно, информацию все равно придется доводить до людей в печатном виде, и она должна быть изложена простым и доступным языком для малограмотных. Или даже в виде картинок с соответствующими подписями. Вроде комиксов, имеющих распространение в САСШ. Стилистика рисунков тоже должна быть проста, как у народного лубка. В составе ИТАР надо будет создать группу, которая будет заниматься изготовлением таких информационно-агитационных материалов. В качестве одного из кандидатов в эту группу могу предложить поэта-футуриста Владимира Маяковского. В той истории у него все, о чем я только что говорил, неплохо получалось.

Сталин сделал очередную заметку в своем блокноте, а потом спросил:

– Товарищ Тамбовцев, конечно, агитация – это наше все, но не слишком ли вы усложняете? Информационное агентство, наглядная агитация и прочее – это, конечно, неплохо, но столь ли важно это сейчас?

– Важно, очень важно, Иосиф Виссарионович, – ответил я, – недаром в наше время появился даже такой термин, как «информационные войны». А мы сейчас на войне. И сражение без единого выстрела, выигранное на информационном поле, тут же оборачивается политической победой. Да и вы сами могли увидеть, что может сделать информационная атака, на примере нашего спецвыпуска «Рабочего пути». Нам удалось без капли крови конвертировать военную победу над немцами под Эзелем в политическую победу над Временным Правительством в Петрограде.

– Тут вы, пожалуй, правы, – сказал Сталин, – действительно, эффект от нашей газеты оказался подобным взрыву информационной бомбы. Керенский понял, что земля под ним зашаталась, и с перепугу подал в отставку.

– Вот-вот, – заметил я, – иногда статья в газете наносит больше ущерба противнику, чем удачно проведенная боевая операция. А помните, как американский газетный магнат Вильям Рэндольф Херст готовил с помощью своей прессы войну САСШ с Испанией? В 1898 году он направил на Кубу, где испанские войска сражались с повстанцами, художника Фредерика Ремингтона. Тот должен быть сделать рисунки на тему «зверств испанской военщины». Но Ремингтон обнаружил, что на Кубе все спокойно и кровопролитием не пахнет. Он телеграфировал Херсту: «Все спокойно. Ничего страшного не происходит. Войны не будет. Хотел бы вернуться». Херст послал ответ: «Пожалуйста, останьтесь. Обеспечьте иллюстрации. Войну обеспечу я». И обеспечил…

– Я слышал об этой истории, – задумчиво сказал Чичерин, – и вы, пожалуй, правы. Информация – великая сила… Только позвольте задать вам вопрос, Александр Васильевич: кто возглавит это новое информационное агентство?

– А вот товарищу Тамбовцеву мы и поручим это дело, – с улыбкой сказал Сталин. – Как это говорится – «инициатива наказуема ее исполнением»? Товарищи, кто за то, чтобы товарищ Тамбовцев стал главой ИТАР, в ранге, равном наркомовскому?

Наркомы, хитро улыбаясь, дружно подняли руки.

«Влип, – подумал я, – правильно говорят, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным…» Но деваться было некуда…

– Товарищи, благодарю вас за доверие, – сказал я, – постараюсь его оправдать. Сегодня же начну собирать команду и начну налаживать работу ИТАР. Хочу обратить еще особое внимание на один вид искусства, который в наше время тоже стал огромной силой. Речь о кино. Хроника, тем более снятая с использованием наших технологий, может произвести огромный эффект. Надо организовать сеть передвижных киноустановок, чтобы кинохронику могли увидеть люди малограмотные, и даже в самых медвежьих углах.

– Надеюсь, в самое ближайшее время вы, Александр Васильевич, грамотно организуете информационную поддержку грядущих боевых действий против германцев, – сказал Сталин. – Надо, чтобы информация с поля боя, и особенно кинохроника, стала достоянием всех граждан новой России. И не только России…

Чичерин, Луначарский и Дзержинский согласно закивали головами…

Вот так я попал в нынешнюю номенклатурную команду. Что ж, будем и дальше делать карьеру в сталинском правительстве…

19 (06) октября 1917 года, 00:15. Железнодорожная станция Екатеринбург-II.

Бывший царь, а ныне гражданин Российской республики Николай Александрович Романов и его семейство.

Поезд, везущий в Петроград царское семейство, стал притормаживать на подходе к товарной станции Екатеринбург-II.

«Романовы – не велики баре…» – решил комиссар Панкратов. Поменять паровоз, осмотреть состав и набрать кипятка можно и здесь. Зато никакой праздной публики и ненужного внимания к людям, которых старый народоволец ненавидел до глубины души, считая причиной всех своих бед. Кроме того, в Екатеринбургском Совете, как и во всяком крупном промышленном центре, социал-демократы были разные. От меньшевиков-«вегетарианцев» до ультралевых большевиков, которые ненавидели Романовых сильнее, чем эсеры. Товарищу Панкратову совсем не улыбалось вступать с ними в соревнование за право расстрелять бывшего Хозяина Земли Русской и его семейство в придачу. Лично он считал, что делать это следует лишь после того, как на открытом судебном процессе будут преданы огласке все кровавые преступления царизма. А там уже народ вынесет бывшему царю и его близким свой суровый приговор. И вот тогда можно будет их повесить, как Александр III вешал народовольцев. Или расстрелять, как расстреливали восставших крестьян царские военно-полевые суды во времена Столыпина. Или стоит вернуться к библейскому методу казни – побиванию камнями…

Несмотря на поздний час, Романовское семейство не спало. Когда поезд, лязгнув вагонными буферами, остановился на станции Екатеринбург-II, и от состава отцепили паровоз, Аликс и Ники перешли в ту половину вагона, где перегородки между купе были сломаны, образуя помещение, как бы в насмешку именуемое «салон-вагоном». Но зато тут висело несколько икон, и бывшие монархи, опустившись на колени, стали творить молитву, опасаясь, что настал их последний час. К ним присоединились их дочери. Алексей, уже привыкший к тому, что смерть ходит за ним по пятам, почти беззвучно шевелил губами в сторонке, повторяя про себя слова молитвы.

Никому ничего не надо было говорить. Предчувствие ужасного конца преследовало семейство с того самого дня, как им объявили об отправке в Петроград. Сначала плавание на пароходе по готовой остановиться реке (причем комиссар Панкратов все время повторял им, что если река встанет, он расстреляет их прямо здесь). Потом посадка на поезд в Тюмени. Железная дорога выделила для перевозки Романовых самые старые и разбитые вагоны. Было удивительно, что они еще не развалились.

Потом тринадцать часов в пути, под стук колес и скрип жалующихся на свой почтенный возраст конструкций. Девицы не могли спать, поскольку боялись, что их убьют во сне. Даже самая младшая, самая веселая и жизнерадостная из сестер – Анастасия – стала какой-то замкнутой и испуганной.

Последние слова молитвы заглушил лязг и грохот встречного воинского эшелона, который замедляя ход, проходил по соседнему пути. Все невольно обернулись к окну. Там, в свете станционного фонаря, промелькнул сначала паровоз, пышущий паром, потом платформа с чем-то похожим на авто, затянутым парусиновым чехлом. Затем величаво проплыл установленный на платформу большой броневик с огромными, в рост человека, колесами; на его борту красовались нарисованный Андреевский флаг и надпись большими белыми буквами «ВС РФ 435». Потом мимо окон царского вагона проехали теплушка, плацкартный вагон…

И наконец, со скрипом тормозов, прямо напротив, окно в окно, остановился классный вагон. На площадках вагонов стояли часовые, закутанные в башлыки – и это говорило о том, что это воинский эшелон, прибывший в Екатеринбург по какой-то своей надобности.

Тогда же и там же. Контр-адмирал Владимир Константинович Пилкин и старший лейтенант Николай Арсеньевич Бесоев.

Как только состав замер на станционных путях, с подножки плацкартного вагона соскочил закутанный в шинель и в башлык человек. Он ловко пролез под вагонами и молнией метнулся к станционному домику. Это был рядовой Сергей Селиверстов, по прозвищу Сильвестр, коренной екатеринбуржец, родившийся как раз в этих местах, в Железнодорожном районе города, только семьюдесятью годами позднее. Перед операцией он тщательно изучил схему станции, такой, какой она была в начале двадцатого века. И теперь ноги сами несли его куда надо.