Сей вирус ведь недаром пошел с рынка, где в Ухане торгуют экзотическими животными. Он – плод рекомбинации вирусов змей и летучих мышей. Китай вообще давно превратился в гигантский природный реактор по рекомбинациям и мутациям вирусов. Огромное скученное расселение, много водоемов, перелетных птиц, свиней и свинарников. (Организм свиньи – вообще отличная ходячая лаборатория, где вирусы, подцепленные от животных, мутируют и приобретают способность перепрыгивать на человека.) Ведь, попадая в тот или иной организм, вирус «разбирается», чтобы потом собраться при воспроизведении. А поскольку в тела заболевших людей и животных попадают и другие вирусы, происходит мозаичная рекомбинация – и получаются новые вирусы, объединяющие особенности и свойства «родителей».

Юго-Восточная Азия и без всяких «секретных биолабораторий» представляет из себя гигантскую фабрику по производству все новых и новых вирусных болезней.

Прочитайте «Пандемию» Сони Шах (издание 2017 года). Это история пандемий, начиная с холеры, которая явилась в мир из прибрежной зоны Бенгалии по мере ее колонизации британцами. В начале XIX века (раньше люди холеры не знали) холерный вибрион перепрыгнул на человека с веслоногих рачков, живших в болотистых лесах Сундабарана, в бассейне Бенгальского залива. Когда колонизаторы начали вырубки мангровых зарослей здесь и попробовали сажать рис, все и началось. Шах описывает то, как сегодня китайцы, едящие экзотических диких животных (по своим идиотским поверьям) сами превратили рынки в лаборатории про рекомбинации вирусов. На этих рынках, где китайцы покупают себе на стол всякую дичину, встречаются животные, которые в реальной жизни никогда не встретились бы. Рождаются новые вирусы, которые могут перескакивать на человека – а затем разноситься по глобализованному миру с помощью потоков грузов и пассажиров, кораблями и самолетами. В 2011-м коронавирус на рынке Гуанчжоу перекинулся с подковоносых летучих мышей на енотовидных собак, китайских барсуков, змей и пальмовых циветт (диких кошек). Все это китайцы поедают, с тем чтобы обрести здоровье диких зверей и еще какой-то фэньшуй. Получившийся в результате рекомбинированный коронавирус стал поражать слизистую оболочку человека: родилась атипичная пневмония. Теперь нечто подобное произошло и на рынке в Ухани в конце 2019-го. Китайские рынки, где экзотические животные с разных концов света дышат, мочатся, испражняются и питаются бок о бок, – клоаки и рассадники новых пандемий.

Но китайские рынки и привычки китаез жрать всякую гадость (согласно их «медицине») – лишь полбеды…

На все это наложите такую веселенькую «приправу», как ускоренные мутации не только прионов и вирусов, но и бактерий, что приобретают стойкость к лекарствам-антибиотикам. Люди, применяя антибиотики на птицефабриках, в животноводстве и, если можно так выразиться, в быту, вызвали мощное перерождение микромира. Микроорганизмы, плодясь с огромными скоростями, обмениваются генетической информацией. Поэтому коли один микроорганизм приобрел устойчивость к антибиотикам, то передает ее остальным видам микрожизни. И теперь мир стоит на пороге новых эпидемий, перед коими привычные лекарства малодейственны. Особый кошмар вирусологов – рекомбинация особо убийственных вирусов, когда они обмениваются генетической информацией. К чему это может привести в знойном перенаселенном мире с растущей антисанитарией?

Не так давно попала в руки прелюбопытнейшая книга американца Натана Вульфа «Вирусная буря» (The Viral Storm). У нас ее перевели как «Смертельный шторм: эпоха новых эпидемий». Вульф – один из создателей центра Глобального прогнозирования вирусных инфекций в Сан-Франциско (Global Viral Forecasting, GVF). GVF заявлен как центр раннего выявления пандемий по всему земному шару. Однако от этого до управления эпидемиями – даже не полшажка. Америка и здесь рвется вперед, овладевая невидимым миром вирусов.

Сам Вульф – фигура незаурядная. Типичный представитель энтузиастов междисциплинарных исследований. Сначала он был приматологом-обезьяноведом, но затем приобрел еще одну специализацию – микробиолога, вирусоведа. Он работал в экспедициях, нашедших природные очаги СПИДа и вируса Эбола, которые первоначально терзали шимпанзе. А поскольку местные негры охотятся на высших обезьян, то и заразились этими вирусами при освежевании и разделке добычи. Сказки о том, что СПИД и Эбола выведены в секретных лабораториях, – именно что сказки. В лабораториях мог ли «доделать» эти вирусы, но их природное происхождение доказано железно. Книгу Вульфа читаешь как продолжение «Охотников за микробами», научного бестселлера Поля де Крюи 1930-х годов.

Вульф показывает, что в современном мире опасность эпидемий растет с каждым годом. Почему? Многие болезнетворные вирусы перешли к человеку от диких и особенно – домашних животных. Попав в наш организм, вирусы изменились. Мы, жители Старого Света (Евразии и Африки) уже принесли свои жертвы и выработали сопротивляемость оным вирусам. Зато мы, белые, превратились в настоящее оружие массового поражения, когда с начала XVI века вошли в контакт с жителями Америки, Океании и Австралии. Принесенные нами болезни выкашивали целые первобытные племена: у них-то иммунитета к «привычным» нам вирусам не имелось. Это отлично описано в труде Джареда Даймонда «Ружья, микробы и сталь».

Но теперь произошел еще один скачок: из-за глобализации, всепроникающего мирового рынка, развития туризма и доступной реактивной авиации в мир скученных больших городов попали новые вирусы, раньше обитавшие в глухих уголках той же Африки. Те, к коим человечество непривычно. Они и создают угрозу новых пандемий с самыми трагическими последствиями.

Вульф приводит пример: птичий грипп, разразившийся в 2003 году, приводил к смертности 60 % заболевших: они умирали от того, что их легкие заполнялись жидкостью. Страшный вирус гриппа-испанки, уничтоживший десятки миллионов людей в 1918–1919 годах, кончался смертью лишь в 20 % случаев. Хорошо, что птичий грипп плохо распространяется от человека к человеку. Это спасло человечество в 2004 году от большой трагедии. Однако в 2009 году появился свиной грипп. Он отличается превосходной распространяемостью, хотя от него гибнет не более 1 % захворавших.

Но вирусы – штука, склонная к стремительным мутациям. Встречаясь в организме носителя, вирусы обмениваются генами. Вполне может быть, как пишет Вульф, птичий грипп станет очень вирулентным, а свиной – гораздо более убийственным. Можно предположить, что оба вируса, встретившись в организме человека или животного, создадут еще один вид смертельно опасного «мозаичного» вируса. Того, что будет и распространяться, как огонь в прерии, и убивать 60 % зараженных.

Жаркая, влажная, перенаселенная Юго-Восточная Азия стала просто огромным биореактором. Тут есть большие и малые свинофермы, где животные пьют воду из теплых грязных водоемов. И массы перелетных птиц – носителей опасных вирусов. Их помет попадает в воду, а из нее – в организмы свиней, каковые представляют из себя ходячие лаборатории по рекомбинации вирусов. Именно в организме свиней возникают мутанты, способные передаваться человеку.

Впрочем, только ли в Азии происходит подобное? Сегодня большинство продовольствия производится в сверхкрупных капиталистических индустриальных хозяйствах. Интересный факт: если в 1967-м в Соединенных Штатах насчитывалось около миллиона свиноферм, то к 2005 году их было немногим более 100 тысяч. Укрупнение и монополизация налицо. В той же Америке всего четыре компании производят более половины говядины, свинины и куриного мяса. В сущности, те же тенденции господства сверхкрупных хозяйств на рынке и в РФ. Они становятся поставщиками торговых сетей-монополистов.

Но именно тут и начинается беда. Огромные фермы Запада – это те же самые огромные «лаборатории», где животных пичкают антибиотиками и гормонами роста. Здесь животные и птица становятся «реакторами», внутри коих рождаются микроорганизмы, устойчивые к антибиотикам, которые затем (через обеденный стол) попадают и в организм людей. Однако пичканье антибиотиками и стимуляторами роста понятно: капитализм требует быстрой прибыли, снижения издержек производства и сжатия времени. В комбикорм тоже добавляются разные химические добавки (вроде китайского антиоксиданта сантохина), которые ядовиты и попадают в мясо. Ну а коль все монополизировано, то монополии не шибко пекутся о качестве продукта. Куда ты денешься, потребитель? Не свинья – все съешь. Ибо дешево предлагаем.

Там же, на огромных фермах-комплексах, в организмы животных попадают вирусы людей (и наоборот), а иногда и вирусы, заносимые птицами. Внутри животных вирусы обмениваются генетической информацией и тоже приобретают новые, «мозаичные» формы. А если животным в комплексах-гигантах дают корм с костной мукой от погибших животных (как было в Англии, где коров покормили такой мукой от овец, погибших из-за овечьей почесухи), то в мясо попадают и вовсе грозные микроорганизмы – прионы. Например, прионы коровьего бешенства (уничтожающего мозг больного), как это было в Британии конца 90-х.

Такими же «фабриками новых пандемий» становятся и современные больницы. «В последнее время медицина столкнулась с целой волной так называемых больничных супермикробов, устойчивых почти ко всем возможным антибиотикам, которые рождаются в условиях медицинских стационаров и заражают без того ослабленных больных…»^[1]

Но вот что меня лично занимает: а ведь такую работу по созданию оружия пандемий можно сделать и искусственно, в лаборатории. Хотя это крайне опасно. В конце книги Н. Вульфа узнаю: оказывается, в знаменитой Лос-Аламосской национальной лаборатории США, в этой колыбели ядерного проекта 1941–1945 годов, существует «Банк генов». Электронная база данных фрагментов ДНК, пополняющаяся ежегодно миллионами новых генетических последовательностей. По состоянию на 2011 год сей банк насчитывал более 100 миллиардов фрагментов ДНК. С ним можно сличить любую последовательность генов, выявленных в биологических пробах. Банк позволяет обнаружить: а от чего умер вот этот человек? От известного вируса, уже имеющегося в лос-аламосском банке, – или же от неизвестного, каковой будет «расшифрован» и тоже помещен в хранилище данных.

При этом DARPA, Агентство передовых разработок Пентагона, разрабатывает программу «Предсказание». Ее цель – эффективно прогнозировать естественную эволюцию любого вируса. Как вы понимаете, отсюда до управления эволюцией – всего пара шагов.

Наконец, сам Вульф создал в США центр глобального обнаружения пандемий и их отслеживания – GVF. Причем он описывает, как в Америке можно следить за ситуацией в режиме реального времени, анализируя медицинские запросы в «Гугле» с «Твиттером» и интенсивность медицинских вызовов по мобильным телефонам. Это – четкие критерии вспышек заболеваний.

А теперь сложите кусочки мозаики. Видите, американцы начали осваивать громадный, невидимый мир вирусов. Рывок в информационно-вычислительных технологиях сделал это возможным. Отсюда идет прямой путь к созданию нового оружия тайных мировых войн. Ведь можно будет и создавать новые смертоносные вирусы, и опустошать ими целые страны. Ведь в отличие от прямого военного нападения, от открытого применения ракетно-ядерного оружия доказать факт применения вирусного оружия практически невозможно. При этом того, кого надо, агрессор вовремя вакцинирует, защитив от поражения. Например, у себя дома.

Вульф пишет, что западная наука вплотную подошла к познанию вирусной природы рака. Теперь она понимает, что состав микрофауны в организме человека способен влиять даже на ускорение или замедление его старения.

К чему я это? Да к тому, что мы стоим на переломе эпох. К тому, что враг наш обрел неимоверную силу.

Так что пустыни и руины городов с белеющими человеческими костями нам уже обеспечены. Как и пятна радиоактивных заражений на месте ударов примитивных ядерных боезарядов. Каждые встречи Джи-20, удручающе пустые, ведут дело к такой новой реальности.

Бешеные матки мира сего

Давайте поглядим, где будет расти население и что мы получим к 2050 году. Эфиопия увеличит популяцию с 83 до 174 миллионов душ. Что ж, ждите и нового всплеска пиратства у Африканского рога и в Красном море, и столкновений за воду Нила с египтянами. Ведь Египет распухнет до 133 миллионов жителей. А ему уже недостает воды для орошаемого земледелия.