Так как на стадионе на данный период времени находились двое мужчин вместе со своими тренерами-женщинами, то мне представилась возможность познакомиться сразу со всеми своими сожительницами.

Первая, чья кровать была рядом с моей, оказалась молодой женщиной лет тридцати двух, слегка полноватой, но весьма миловидной. Светло-каштановые волосы, чуть завитые в результате использования крупных бигуди, обрамляли открытое, располагающее лицо с широким носом, который ее совсем не портил, и пухлыми губами.

– Кира, – представилась женщина и улыбнулась, чем окончательно расположила к себе.

– Юля.

– А почему ты только сегодня приехала? – Я рассказала выученную историю, заметив обращенные к себе любопытные взгляды остальных участниц проекта. – Ой, как жалко. Ты такое пропустила! Нас вчера первый раз снимали, представляешь! – Кира округлила глаза и взахлеб принялась рассказывать процесс съемки в таких мелких и незначительных подробностях, что становилось ясно: дамочка больна шоу. Да и просто телевидением.

Я не стала демонстративно проявлять свое негативное отношение к «ящику», но и наигранный ажиотаж не выказала, просто кивала с довольно вялым видом, попутно приглядываясь к остальным.

Стройная девушка с высвеченными до светло-светло-желтого, почти белого, цвета длинными прямыми волосами и капризным изгибом губ наклонилась к своей соседке – ну очень полной тетеньке лет сорока с гаком – и специально громко зашептала:

– Блатная! Ей баллы заранее выставили!

Я сразу поняла: с этой мы не поладим – и покачала головой.

– Не веришь! – тут же среагировала на этот жест Кира, думая, что он относился к ее словам. – Он правда так и сказал в прямом эфире! Мой тренер! Что я очень способная и что мы обязательно победим! А оператор тем временем брал крупным планом мое лицо!.. – и так до бесконечности. Н-да, что-то я поторопилась с проявленной у себя симпатией к этой женщине. Но она хотя бы не считает меня блатной!

«Ты ведь такая и есть, забыла? Надеялась, другие не поймут?» – активизировался внутренний голос, только и дожидавшийся удобного момента.

– Заткнись! – рявкнула я и затрясла кулаками.

– Что ты сказала? – поразилась соседка, считавшая, что я к ней обращаюсь.

– Ой, извини, ты неправильно поняла, я это не тебе говорила, – залепетала я что-то невнятное, но женщина неожиданно не обиделась, а доверительно взяла меня за ладонь и стала оправдываться:

– Нет-нет, это ты все правильно сказала! Извини, меня частенько заносит, я очень болтлива, ты одергивай меня, ладно? Как сейчас.

– Нет, я серьезно не тебе это сказала! – выдернула я руку.

Она снова накрыла ее своей и нежно заулыбалась:

– Не извиняйся, так мне и надо. Я понимаю, у тебя случайно вырвалось, просто мое балабольство действительно выводит людей из себя. Расслабься, я привыкла!

Я повторно выдернула руку и печально резюмировала про себя: «Она сумасшедшая». Слава богу, я не додумалась произнести это вслух!

«Во-во! Чья бы корова мычала!» – мерзко поддакнуло внутреннее эго, намекая на нелады с психикой не только у соучастницы шоу…

На сей раз я не стала с ним спорить. Действительно, кто из нас больше чокнутый – это вопрос спорный.

– А кто на очереди на тренировку? – спросила я «в зал», но ответом меня удостоила все та же Кира:

– Ну смотри, все успели тренироваться по два раза. Со вчерашнего вечера, после съемок, начали по третьему кругу.

– А почему только по двое пускают?

– У организаторов договоренность с директором стадиона, нам выделяют два периода, по два часа до обеда и после, стадион в это время для остальных закрыт. На этой неделе спортивные состязания – бег с препятствиями, на стадионе только две дорожки. Вот и получается, что ходят по две пары. Мы с Настей учились уже трижды, сейчас там Лешка и Роб, их время до обеда. Кто ж у нас записывался на после обеда? Вроде Евгения Ивановна. Евгения Иванна, ты на очереди? – повысила она голос, повернувшись к толстенной бабе с пучком черных с ранней проседью волос на голове и омерзительными усиками над сухо сжатыми губами.

– Да! – пробасила щекастая тетка и полезла в необъятную сумку, что-то там ища.

Ну пока она ищет, опишу помещение, в котором нахожусь, поподробнее. Четыре кровати, как я уже говорила, две у одной стены, две у другой. На полу довольно милый, хоть и слегка обтрепанный временем коврик, на стенах розовые обои без рисунка, смотрящиеся очень сиротливо, особенно учитывая отсутствие каких-либо картин, рамок, часов, тарелок и прочей дребедени, вешаемой на стены. Только на крашенной белой краской двери висел плакат-календарь с какой-то новомодной звездушкой не то из «фабрикантов», не то еще из какого-то аналогичного проекта. На потолке цивильная люстра под хрусталь, белая с красным. На кроватях красные покрывала, шторы схожего оттенка. Общий стол в углу – стандартный, письменный, с ящиками, у каждой еще по маленькой тумбе возле постели. Один бесхозный стул возле того самого стола. Нет, подождите, вон и второй, его Настя пристроила под собственные нужды. Свалила на него одежду, причем белье выложила на самый верх, мол, полюбуйтесь, у меня четвертый размер бюста. Стыдоба!

Я снова покачала головой, а Евгения Ивановна между тем достала-таки банан из сумки и принялась жадно его уплетать. Кожура неаппетитно обтиралась о смуглое лицо, оставляя на нем мелкие светлые частички. Баба, казалось, этого не замечала и молча уткнулась во фрукт, продолжая его поглощать (знаю, что это ягода, но мне так привычнее его называть). Справившись на раз-два, полезла за следующим. Поймав мой изумленный взгляд, рявкнула:

– Я всегда помногу жру, привыкай!

Я икнула.

От лицезрения поедания второго банана меня спас заглянувший в комнату после джентльменского стука симпатичный парень:

– Юлия Образцова кто?

– У нас таких нет, – тут же отозвалась Настя, сладострастно приоткрыв ротик и как бы ненароком зацепившись пальчиком за бретельку валяющегося на стуле лифчика, стараясь этим привлечь внимание к своему белью. Очевидно, парень ей нравился.

– Это я, – опровергла я информацию, немного удивляясь: чего это я ему понадобилась? Однако парень был хорош собой: невысокий, но отлично сложенный, с широченными плечами и светлыми волосами. Легкая небритость его симпатичного лица навевала тайные неприличные мысли. Я даже повела головой, чтобы их сбросить.

– Ваш тренер пришел, – улыбнулся он и вышел.

– А я не слышала, чтобы звонили в дверь, – заметила Кира.

Настя сказала:

– Наши же вернулись с тренировки. Вот и впустили его, наверно.

Я же подскочила:

– Тренер! Совсем забыла про него! – и вылетела в общий коридор, вдоль которого теснились многочисленные шкафы: в комнатах было не так много места, потому одежду, не только верхнюю, но и всю остальную, кроме разве что нижнего белья, приходилось хранить здесь (но Анастасия предпочитала на стуле). Возле самой двери огромное зеркало во весь рост и две табуретки. На них сейчас сидели два молодых человека, тот, которого я уже видела на пороге нашей комнаты, и другой, с побритым почти налысо черепом и жутко громадной серьгой в виде креста (как у него только ухо не отвалилось вместе с килограммом чистого серебра?), и переобувались. Значит, это именно они и вернулись с тренировки. Как сказала Кира? Леша и Роб? Как-то так.

А у двери… У двери стоял… стояло… нечто.

Это был чистокровный кавказец, с крючковатым носом, жгучими черными усищами, волосатым телом, выступающим пузиком и золотыми зубами, показывая которые, он приветливо мне улыбался. На нем была жутко потертая кожаная куртка с подстежкой и кожаная же кепка. Но главное было не в этом. По росту мой тренер доходил ну разве что до моей… хм… Короче, вряд ли доходил мне до пояса.

А как же танцы?! Танцы!! О чем думал Я-Гриша, присылая мне… этого пуделя? Как мы будем смотреться на стадионе в обнимку?

– Это что такое? – буркнула я, опустив голову, чтобы получше разглядеть, что мне там подсунули.

Блондин, позвавший меня в коридор (оба парня как раз поднимались с табуреток) повторно хихикнул, и я поняла, что его проникновенная улыбка, с которой он ко мне обращался, относилась вовсе не ко мне, а к моему тренеру. Они скрылись в своей комнате, а я осталась наедине с этим… с этой кнопкой.

Кнопка показывала мне все свои золотые зубы и по виду была абсолютно счастлива.

Я вспомнила слова Акунинского: «он, конечно, немного невзрачный, но…» Немного? Да это… Это, я не знаю, что такое!

– Это что такое? – повторила я, не зная что еще сказать.

– Какь щто такой? – с диким акцентом произнесло создание и подправило бравый гусарский ус. – Я тхренер!

– О боже! – Пол завертелся, и я лишилась сознания.

Москва, день 2-й

Утро я начала с того, что потянулась за мобильным и послала СМС Катьке. «Это все похоже на подставу. Тренер настоящий джигит, дышит мне пониже пупка, но, несмотря на это, за один вчерашний вечер умудрился семнадцать раз сделать мне предложение руки и сердца. Стадион постоянно занят, завтра вечером соревнования, а я до сих пор не знаю, как вблизи выглядит лук. Соседки все полоумные. Ответь, как у тебя».

Я не стала дожидаться ответа, мне просто безумно хотелось выговориться, поднялась, накинула на пижаму халат и пошлепала по общему коридору в общую же ванную. Дойдя до нее, наткнулась на запертую дверь и звук льющейся воды. Сверилась сперва с расписанием на стене: «С 10:12 до 10:24 – Образцова», затем с часами – 10:13. Уже мое время! Ладно, подождем.

Пока ванна захвачена оккупантами, вкратце расскажу конец ужасного вчерашнего дня.

– Рахат Лукумидзе! – гордо представился этот пингвин. – Можно просто Рашик!

– Рашик-Парашик, – вполголоса пробормотала я, сидящая на табурете.

Совершавшая две минуты назад свой виртуозный полет в небытие, я была поймана Рашиком и бережно усажена на сиденье, где и пришла в себя, чему поспособствовало помещение моего лица во влажную среду. Открывая глаза и ощущая мокроту, стекающую по щекам и носу, я, наивная, была уверена, что добрый самаритянин Рахат так быстро сбегал на кухню за водой и брызнул на меня. Оказалось, все куда хуже: Лукумидзе на меня попросту плюнул. Не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле слова. И правда, зачем куда-то бегать, когда рот и так полон бодрящей жидкости? И постарался на славу, уж плюнул – так плюнул, от души, так, что будущая партнерша по танцам мгновенно пришла в себя.

И теперь, после всего, он с ласковой улыбкой представился даме! Умереть не встать.

Я и впрямь не встала, так и осталась сидеть на табуретке. Только попросила:

– Принесите чем-нибудь вытереться!

– Щто? – не понял иноземец.

– Салфетки! Платки! Что угодно! – начала я тихо бушевать, хотя по жизни являюсь человеком уравновешенным и толерантным. Вот до чего воспитанных людей доводит южная горная непосредственность.

До абрека таки дошло, в чем соль проблемы. Он подошел ко мне вплотную и вытер мне лицо рукавом своей кожаной куртки, едва при этих грубых действиях напрочь не оторвав мне нос.

– Такь чисто? – вкрадчиво осведомился он.

– Чище не бывает, спасибо, – кивнула я и перешла к делу: – Вы знаете, какие испытания входят в конкурс?

– Знаю! Самба! – Говоря это слово, кавказец красочно отставил руку в сторону и куда-то вверх и дважды притопнул ногой.

– Что? Какая самба, вы в своем уме? На этой неделе мы стреляем из лука и бегаем с препятствиями. И у вас есть всего два дня, чтобы меня этому обучить. Может, вам стоит отказаться?

– Отказ? Неть, щто ты, такой девушк, я не могу отказ!

«Такой девушк» хмуро почесал нос и предпринял еще одну попытку достучаться до возможно имеющегося интеллекта:

– Вы уверены, что умеете стрелять из лука? Поймите, мне нельзя проиграть, – понизила я голос до заговорщицкого шепота. – Я должна остаться в проекте во что бы то ни стало!