Я, Майкл Джон Кафхилл, смиренно ходатайствую перед cим Достопочтенным Судом о произведении расследования в отношении опеки над Хью Кертисом, предоставленной Николасу Хоббею из Хойлендского приорства, в году 1539-м, вследствие чудовищных злодеяний, творимых по отношению к вышеозначенному Хью Кертису; и об отставлении упомянутого Николаса Хоббея от сей опеки.

Я посмотрел на Гервасия:

– Это вы помогали ему составить прошение?

Подобное не входило в обязанности клерков, однако Майкл Кафхилл навряд ли знал юридические формулировки, и местный служащий вполне мог помочь ему за небольшую мзду.

– Да. – Старший клерк подтвердил мою догадку. – Я объяснил мастеру Кафхиллу, что иск обычно составляется барристером и подписывается им в первую очередь, но он настоял на том, что сделает это лично и немедленно. Я посоветовал смягчить формулировки, но он отказался. Вообще я пытался ему помочь, мне было жаль этого человека. – (К собственному удивлению, я отметил, что Миллинг говорит правду.) – Я сказал, что ему потребуются свидетели, и он упомянул про какого-то викария.

– Разрешите? – Я протянул руку к папке. Как и следовало ожидать, под прошением находился ответ защитника на иск. Подпись Винсента Дирика сопровождала стандартный акт защиты, с ходу отметавший любые возможные обвинения. Прочие бумаги с виду казались более старыми. – А нет ли у вас здесь какой-нибудь уединенной комнаты, где я мог бы просмотреть все дело?

– Боюсь, что нет, сэр. Судебные материалы можно забирать отсюда только на слушание. Но вы можете опереться на этот стол.

Рука моя снова поползла к кошельку, ибо сидение за этим прилавком, как мне было известно, сразу же отзовется болью в спине, однако Миллинг решительно покачал головой: – Увы, таковы правила.

Поняв, что настаивать бесполезно, я склонился над прилавком и принялся просматривать документы. Почти все они были шестилетней давности и относились к учреждению опеки над Хью и Эммой: прошение, поданное Николасом Хоббеем, и оценки стоимости земли, сделанные местными чиновниками, инспектором по охране выморочных земель и феодарием. За опеку Хоббей заплатил восемьдесят фунтов и внес тридцать фунтов залога. Крупная сумма.

Там же обнаружилась копия предшествовавшего сему акта, согласно которому в собственность Николаса переходили здания приорства и меньшая доля леса, приобретенного у Суда казначейства. За них он заплатил пятьсот фунтов. К этому документу прилагался план земель, прежде находившихся во владении женского монастыря, – Хойлендского приорства. Я попытался найти какую-нибудь ценную арендуемую собственность, однако все земли, принадлежавшие Хью и Хоббею, оказались заросшими лесом – если не считать деревни Хойленд, которую мастер Николас прикупил вместе со зданиями приорства, став при этом владельцем поместья, что повысило его общественный статус. Хойленд оказался небольшим селением: тридцать дворов и душ двести жителей. Из приложенной описи следовало, что, хотя некоторые из обитателей Хойленда являлись свободными земледельцами, большинство пользовались землей на условиях краткосрочной аренды, длительностью от семи до десяти лет. То есть рента невелика, и доход здесь будет минимальным. Само же Хойлендское приорство описывалось как «находящееся в восьми милях к северу от Портсмута, на ближнем склоне Портсдаун-Хилл». Из плана следовало, что оно располагалось на самой главной дороге, соединявшей Лондон с Портсмутом: ну просто идеальное местоположение для перевозки леса.

Я встал, позволяя спине отдохнуть. Итак, Хоббей сделал крупное вложение капитала: сначала в земельный участок, потом в опекунство. Он переехал в собственное поместье, по всей видимости продав свое торговое дело в Лондоне. Удачливый купец решил сделаться сельским сквайром: что ж, такое случалось сплошь и рядом.

Я оторвался от документов. Миллинг искоса поглядел на меня из-за своего стола и потупился.

– Решение было принято слишком быстро, – заметил я. – От подачи прошения до выдачи акта прошло всего два месяца. Хоббей заплатил крупный взнос. Должно быть, эта опека была очень нужна ему.

Старший клерк встал и, подойдя ко мне, негромко проговорил:

– Если он хотел поскорее провернуть это дело, то должен был доказать свой интерес как атторнею Сьюстеру, так и местному феодарию.

– Мастер Хоббей владеет землями, соседствующими с землей подопечного. Кроме того, у него есть юный сын.

Гервасий кивнул умудренной головой:

– Все понятно. Если бы он выдал девицу за своего сына, то сумел бы округлить собственные владения. Предварительный брачный контракт нетрудно было бы составить, пока они были еще детьми. Сами знаете этих мелкопоместных: женятся в спешке, влюбляются на досуге.

– Но девушка умерла.

Служащий прищурился:

– В опекунском деле, как и повсюду, присутствуют свои риски. Однако остается еще женитьба мальчика. Хоббей мог и из нее извлечь выгоду.

Клерк отвернулся, поскольку дверь открылась и в ней появился толстый пожилой клерк со стопкой бумаг, которую он оставил на прилавке.

– Подтверждена опека дяди над юным мастером Эдвардом, – сообщил он. – Права его матери оспорены.

Из-за двери доносились звуки женского и детского плача. Клерк огладил свисавшие рукава своего облачения и добавил:

– Мать его сказала, что дядя настолько уродлив, что ребенок всякий раз спасается бегством, увидев его. Сэр Уильям отчитал ее за грубый выпад.

Миллинг подозвал к себе Алабастера и попросил:

– Напиши соответствующее распоряжение, будь умничкой.

– Да, сэр. – Алабастер ехидно улыбнулся судебному клерку. – Несть благодарности во опеке, не так ли, Тощий Пенс?

Клерк поскреб свой затылок:

– Похоже, что так.

Алабастер вновь усмехнулся, явив, на мой взгляд, достаточно скверную гримасу. Затем, заметив, что я смотрю на него, он опять повернулся к своему столу. Тощий Пенс вышел, и Гервасий тоже возвратился к своему столу. Я вновь занялся документами Кертисов. В папке их оставалось немного: перечень сумм, потраченных Хоббеем на образование детей (очередная расходная статья) и коротенькое свидетельство, удостоверяющее смерть Эммы Кертис, приключившуюся в августе 1539 года. Наконец, там находилось еще с полдюжины ордеров, выданных за последние несколько лет мастеру Николасу на предмет разрешения вырубки принадлежащих Хью ограниченных участков леса «поелику деревья созрели, а потребность в лесе велика есть». Доход Хью, подобно его наследству, должен был сохраняться в Сиротском суде, а количество вырубленных деревьев «мастеру Хоббею надлежало непременно согласовывать с феодарием Хэмпшира». В каждом из перечисленных случаев суду представлялись суммы в размере от двадцати пяти до пятидесяти фунтов, в сопровождении удостоверения, подписанного местным феодарием, неким сэром Квинтином Приддисом. Ага, подумал я, вот и человек, который, скорее всего, покрывал махинации опекуна! Вполне вероятно, что Хоббей и Приддис разделили между собой куда более крупные суммы, нежели значилось в документах. Однако попробуй-ка докажи это. Как говорится: «Не пойман – не вор»… Я неторопливо закрыл папку и распрямился, вздрогнув от внезапной боли в спине.

Миллинг подошел ко мне:

– Вы закончили, сэр?

Я кивнул. И спросил:

– Интересно, а мастер Хоббей явится на первое слушание?

– Достаточно и того, чтобы на слушании присутствовал его адвокат. Хотя сам я непременно явился бы на суд в случае подобных обвинений.

– Согласен с вами, – ответил я и дружелюбно улыбнулся служащему, желая расположить его к себе. – Есть еще один вопрос, сведения по которому я хотел бы получить. Не связанный с этим делом. Мне нужно официальное заключение относительно невменяемости молодой женщины. Это происходило девятнадцать лет назад. Хотелось бы знать, не можете ли вы найти документ.

Старший клерк посмотрел на меня с сомнением:

– Вы представляете ее опекуна?

– Нет. Я хочу установить его личность.

Я опять похлопал себя по кошельку.

Миллинг приободрился:

– Строго говоря, это не совсем моя область. Однако я знаю, где хранятся материалы.

Глубоко вздохнув, он повернулся к младшему клерку:

– Алабастер, нам придется спуститься в Вонючую комнату. Сходи-ка на кухню, возьми фонари и жди нас внизу.

Посетители, ожидавшие приема на скамье, уже разошлись. Деловито ступая, Гервасий провел меня сквозь череду крохотных комнатушек. В одной из них клерк сортировал лежащие на столе энджелы и соверены, перекладывая золотые монеты из одной кучки в другую и делая при этом отметки в пухлом гроссбухе.

Мы спустились на один пролет по каменным ступеням. От лестничной площадки вниз, во тьму, вела другая лестница, и вскоре мы оказались ниже уровня мостовой. Молодой клерк ожидал нас на следующей площадке. Он держал в руках парочку фонарей со свечами из пчелиного воска, испускавшими сочный желтый свет. Я удивился, каким образом юноша попал туда раньше нас.

– Спасибо, Алабастер, – произнес Миллинг. – Мы тут не задержимся. – Потом он повернулся ко мне. – Вам не захочется долго оставаться в этом месте.

Младший клерк поклонился и удалился широкими, размашистыми шагами. Взяв один из фонарей, старый служащий вручил мне второй:

– Пойдемте, сэр.

Я последовал за ним, осторожно ступая по древним ступеням, за многие века существенно истершимся посредине. В самом низу обнаружилась старинная дверь, обитая железными нашлепками.

– Некогда здесь хранили часть королевских сокровищ, – сообщил мне Миллинг. – Это подземелье сохранилось еще с норманнских времен.

Поставив фонарь на пол, он повернул ключ в замке и навалился на створку. Дверь со скрипом отворилась. Она оказалась необычайно толстой и тяжелой, и, чтобы открыть ее, моему спутнику потребовались обе руки. Возле двери находилась половинка каменной плиты – точно такими же был выложен пол. Миллинг пододвинул ее ногой в дверной проем:

– На всякий случай, сэр, чтобы случайно не захлопнулась. Будьте внимательны, за дверью ступени.

Последовав за ним в угольную черноту, я чуть-чуть не задохнулся от внезапно накатившего запаха гнили… точнее сказать, меня едва не вырвало. Фонарь Миллинга тусклым светом освещал небольшое, вымощенное камнем помещение. Где-то сочилась по капле вода, и стены были покрыты густым пологом плесени. Стопки древних бумаг, иногда с красными печатями, болтавшимися на полосках крашеной ткани, были сложены на отсыревших полках и на старинных деревянных сундуках, поставленных друг на друга.

– Старое хранилище, – пояснил клерк. – Дела палаты опеки разрастаются со страшной силой, и все отведенное для хранения место уже использовано, поэтому нам пришлось перенести сюда бумаги, касающиеся тех подопечных, кто уже либо умер, либо вырос и тем самым вышел из-под опеки. A также дела умалишенных. – Повернувшись, Миллинг строго посмотрел на меня, и свет фонаря сделал его лицо еще более морщинистым. – Они не приносят никакого дохода, вы же понимаете…

Скверный воздух заставил меня закашляться.

– Теперь понятно, почему вы называете эту комнату Вонючей.

– Здесь никто не выдерживает долго… все мигом принимаются кашлять и задыхаться. Я не люблю ходить сюда, потому что в сырую зиму начинаю чихать даже в собственном доме. Я говорю начальству, что через несколько лет все эти бумаги просто-напросто склеятся от плесени, но меня никто не слушает. Ладно, давайте-ка к делу! В каком году было вынесено заключение, которое вы ищете, сэр?

– Примерно в одна тысяча пятьсот двадцать шестом. Имя – Эллен Феттиплейс. Она из Сассекса.

Собеседник внимательно посмотрел на меня:

– А этим делом также интересуется королева?

– Нет.

– Значит, так: двадцать шестой год. Король тогда еще был женат на Екатерине Арагонской. Затем начались волнения, он затеял развод, чтобы обвенчаться с Анной Болейн… – Миллинг усмехнулся. – А что в результате? За этим последовали новые разводы и казни, так?

Клерк прошел мимо сундуков и махнул рукой в дальний угол.