– Не говори так, дочка, – старик сурово покачал головой. – Боз – наш добрый сосед. Что ты?

Ярилка нагнулся и тихо прошептал ей:

– Эх ты, не нравится? А какой парень… Не бегал бы за тобой, по-другому бы с ним говорила, потому и пристаешь к нему. Все вы такие, – и подмигнул.

Веснянка отвернулась от него.

– Тоже мне, мудрец нашелся.

– Пойдем-ка мы, – гости из-за болота поднялись. – Хорошо с вами, да неспокойно в нашем лесу стало. Разное поговаривают. Дорога не близкая. Хоть и попугали зверей, а боязно.

Когда они ушли и остались только жители Ярилиной веси, старик спросил гостя:

– Ты видел много, гость, на своем веку. Боз умный у нас. Но прав ли?

– Я слышал и раньше такие речи. Многие так думают. Но замечал я в них какое-то беспокойство, радости-то у них нет. А вот вы нашли что-то.

И вдруг гость посмотрел на всех них с каким-то мучительным, почти просящим выражением в глазах.

– Научи меня, старик, вашей мудрости.

– Ты правду сказал. Мне тоже кажется, они как будто не видят чего-то… важного, – старик то ли радостно, то ли удивленно вздохнул и раскрыл ладонь, будто поддерживая темный воздух. – Ведь человек родится для счастья. Счастливый добрее, – он протянул руку во тьму, к лесу. – И мир, как чашу хмеля…

И какая-то звонкая, голосистая птица вдруг запела. Старик не договорил, а чей-то юный голос прошептал:

– Как чашу хмеля.

Вдруг в темноте над ними закружились белые, светящиеся.

– Бабочки, смотрите!

Одна, быстрая, пролетела над стариком, слегка задев крыльями.

– То души наших предков напоминают о себе, – он обернулся к гостю. – Не знаю, что тебе сказать, гость дорогой. Быть может, главное – слушать истину земли. Потому у нас люди хорошо жили и умирали спокойно. Земля брала их, как детей.

А бабочки все вились, вились над ними.

– Смотри, Веснянка, может быть, это бабушка прилетела нас проведать? Она ведь тоже умерла весной.

– Беда приходит в дом нежданно, но если светло сердце, то дай бог всем ее встретить, как она. К старухе по вечерам заходили дети, люди, каждый день сказывала она им сказки.

– Дай бог, вам, деточки, счастья, будьте счастливы. Верьте солнцу и не обижайте землю. Она добра к нам, дети.

Однажды утром она попросила Добриту прибрать хату. И вот в погожий светлый день оделась в белую рубаху, тихо вышла утром к солнцу.

– Земля моя. За всю жизнь тебя благодарю. Ты тепла, щедра!

Долго любовалась красотой весны. А когда дети подбежали к ней, бабушка была мертва. Кругом было тихо, ясно и спокойно. Обсыпали зерном, отдали земле… И осталась ее песня Веснянке.

– Мы кончили сев, гость дорогой, выгнали стада. И теперь в честь великого солнца, которое приходит к нам, сделаем первый костер весенний. Сожжем холода, изгоним само зло. Если есть у кого печали, то и они сгорят. Огонь будет и в честь добрых предков, им весной возвращается память. В радость и скотьему дедушке, он укроет скотину в лесу от злых зверей. Пусть это будет наш подарок и тебе, добрый человек. Ты возьмешь уголь от костра, и он будет тебя греть.

Старик обратился ко всем:

– Дети мои, земля оживает. Соберите хворост для костра. Пусть услышат и придут те, кто были нам дороги. Первая чаша им. Позовем их в дом, а завтра к костру.

Он поклонился в молчащую тьму поля:

– Святые родители, приходите к нам хлеба-соли есть. Вспомните нас, а мы вас помним.

В этот вечер тихо и сосредоточенно накрыли в избе старика стол, поставили на него напитки и кушанья. Из окна опустили полотенце.

– Дорожка, чтобы пришли они, – шепнула Веснянка гостю.

Вокруг посыпали пеплом. Потом прикрыли дверь и все вышли. По улице бегали, переговариваясь шепотом, парни.

– Это они для костра собирают мусор, тайно.

– Пойду у бортника что-нибудь стащу, – Светик убежал.

– Как тихо.

Веснянка улыбнулась.

– То ж радуница²⁷. Говорят, до обеда пашут, по обеду плачут, а вечером скачут, и смеху еще будет, ночью же вещие сны снятся.

– А разве хорошо смеяться в такой день?

– Конечно, песней веселой и надо умерших помянуть.

– Собирайтесь в дом.

Люди медленно заходили в избу.

– Смотрите! На пепле следы птичьих лапок!

Старик вылил первую чашу меду на стол.

– Радуйтесь с нами!

И пошла тризна.

А ночью Веснянке приснился сон…

И вдруг поняла, что в лесу никого нет… Никого. Даже леших. Деревья стоят мертвые, и не дозовешься. И тогда в какой-то забытой тоске она закричала: «Бабушка, бабуся!..» И побежала, протянув руки. Где ты? В тоске по этим теплым, мудрым рукам, до боли близким. Ведь никто, никто ее никогда больше не назовет так – Веснянушкой. Лес! Верни мне мою бабушку, мне страшно! И вдруг из леса вышла черная тень. Он был огромный и страшный, но такие жалостливые и добрые глаза… Протянул лапищу к ней. Веснянка прошептала: «Где бабушка? Она ушла в твой лес… верни ее. Она мне все объяснит, только она поможет». Тогда чудище встало на колени и все протягивало лапу… Она от страха схватилась за нее. И вдруг ей стало спокойно, как от бабушкиной руки.

На следующий вечер все собрались на Ярилиной горке. Подходили и из других сел незнакомые люди. У подножия холма лежала большая куча соломы, на ней – всякий сор, старые бороны, битые черепки, наверху торчали сломанные кадки от меда. Старик подошел к гостю.

– Сейчас зажжем священный костер из живого огня²⁸. Солнце любит и греет землю, земля рождает дерево, а мы освобождаем из него его тепло.

Как только зашло солнце, люди добыли трением маленький язычок пламени. Старик осторожно поднял его вверх, поднес к куче хвороста. И огонь слабо занялся.

– Гори, гори, холод лютый!

Уходи, зима!

Мы отгоним боль, и, если у кого есть какие печали, пусть они тоже сгорят.

Пусть не подойдет зло к нашему дому.

Уйди, все дурное.

Приди к нам, солнышко светлое.

Гори, гори ярче, огонь!

Пламя взметнулось, занялось. И пошел плясать веселый бог, потрескивать.

– Пусть сгорит все старое!

Сломанное колесо полетело в огонь, за ним туда же с треском обрушились старые бороны, зернотерки, горшки. Молодцы, девицы, дети бегали по холму, кто-то останавливался, стараясь попасть в середину костра, чтобы взметнулось больше искр, и когда они ярко разбрызгивались, все радостно вскрикивали. Парни швыряли издали, с размаху, Ярилка раскрутил шест и кинул в костер.

– Вот лешаки, прибьют!

Он подбежал к недовольной бабе, поднял ее вверх на руках.

– Давай и тебя туда!

– Чтоб тебя понесло да бросило! Что я – хламье старое, что ли?

– Ну и шум! – старик присел рядом с гостем. – Того и гляди и нас с тобой туда же закинут. Этот огонь очистит. Смотри, дорогой гость. Жжем его и в честь мертвых.

Парни и девушки, растащив и перекидав всю кучу, затихли и торжественно стали вокруг огня. К костру подошли женщины, поклонились пламени, опустились на колени. И стали лить из чаш в огонь²⁹. Пламя вдруг по-особенному вспыхнуло.

– Напиток жизни, мед. Это для тех, кто ушел от нас. Пусть радуются они. Огонь в радость. Он от солнца, все согреет, сожжет и саму смерть.

– Это не радость, – гость стал серьезным. – Не пойму я вас все же. Смерть не радость. Умирать страшно, старик.

– Что же тут страшного? Страшно тому, кто не успел спеть свою песню или у кого душа неспокойна. А если сделал все по-доброму на белом свете, что же бояться вернуться к земле. Ты как цветок – дышал, хоть и отцвел, остались семена. И что-то новое родится, подобное тебе, но другое.

К костру подошли несколько человек и, высоко подкинув вверх, бросили в огонь деревянные ложки, приговаривая:

– Чтоб рожь такой же высокой уродилась!

– Я много объехал краев, старик. И во всех странах люди боятся смерти. Разным верят они богам, иногда я думаю, что многим из страха перед ней.

– Взгляни!

От пива и меда, все освещая, пламя взметнулось ярко. И с двух сторон от костра, разбежавшись, прыгнули навстречу друг другу юноша и девушка, над огнем их руки соприкоснулись, все кругом захлопали. Гость тихо наклонился к старику:

– Не страшно тебе все это оставить, старик? Я прожил много, я тоже уж пожил. А только вот… цветы, женский шепот и дыханье, блеск костра… жалко, что это уйдет.

– А после нас будет жизнь или нет, как ты думаешь? Где ты был, когда это столько раз уже рождалось, как зерно в земле? Ты ведь часть этого, добрый человек, мы все дети земли и солнца – и травы, и люди. Страшно было б, если б это все: песни, и шепот, и костры, и цветы – все исчезло с тобой.

– Но ведь ничего… Не дышать, не целовать, не смеяться, старик, ничего!

– Мы слишком любим жизнь, друг, чтобы бояться ее потерять. Боятся ее потерять лишь скупые… Если ты дышал, любил, радовался, жил по закону солнца, до конца выпил ее напиток – что ж тут страшного? А вот если ты не долюбил или кого обидел, – так и горько умирать.

А костер вновь вспыхнул высоко, почти до сосен. Парни, девушки, взявшись за руки, кружились вокруг него:

Солнышко, тебе песнь споем,

Красное, тебе песнь споем,

Как разгорелось солнце красное

Над лесом, над сырым бором…

От пламени просвечивали тонкие девичьи тела, за ними чернели сосны. Он повторил:

– Мы все дети земли и солнца: цветы, и птицы, и люди… это же живет.

Девушки подняли руки вверх и еще быстрее закружились.

– Разве это не бессмертье?

Старик встал.

– Приходи к нам, солнышко, приходи к нам с радостью!

И тоже поднял вверх руки.

– Видишь, оно послало нам свой огонь, наш костер, будто солнце на земле.

Добрита снова сел.

– И меня возьмет, и сгорю к солнцу. Чего же тут бояться?

Люди в хороводе замерли, потом тоже опустились на землю. А над ними, над огнем откуда-то из темной ночи тревожно закружились бабочки.

– Летите греться, вас помнят!

– Вот души предков!

Гость прошептал:

– Ты веришь, Добрита, скажи мне, что после смерти мы живем?

Старик помолчал.

– Этого никто не знает… От человека что-то остается в детях, в песнях. Он как часть жизни возродится. А вот как? Может быть, пока мы их зовем, помним, они живы?

– Спасибо, я понял. Зачем вам чудная закатная страна? Ваша мудрость тепла… Зачем вам куда-то стремиться? Вам и на земле светло. Истина твоя, старик. И я не умру спокойно, пока не расскажу про вас другим людям.

Добрита поклонился.

– Не знаю, многому ли я научил тебя, добрый человек. Мне мнится – ты мудрее нас. Тот, чья песня – дорога, любим солнцем, ибо разносит его свет. Оставайся с нами, дорогой друг.

– Нет, Добрита. Ты сам сказал, мне по солнцу закон дорога. И я спою свою песню и умру спокойно только в пути.

А костер вспыхнул так сильно, как будто сейчас достанет до черного неба. И увидел гость, как, отпав от солнца, загорелось на земле жаркое пламя. Взлетая все выше, оранжевые искры рассыпаются где-то у черных сосен. И исчезают. Отблески пляшут в глазах людей. Люди, звери, деревья тянулись из тьмы к этому жаркому чуду. Черная ночь кругом была… Казалось, даже лес приблизился и дикие звери вышли из чащи и прячутся рядом. Из темноты светились чьи-то глаза, слышались шорохи. Все замерли перед высоким пламенем. Толпой стояли гости и из других сел, они подталкивали к костру кого-то:

– Прыгай, огни и ветки… Прыгай! Так ярко!

Он нерешительно остановился.

– Что такое?

– Прыгни! Огни и ветки…

Кто-то там, неразличимый в темноте, колебался. И вдруг почувствовал.

«Будь ты волком». Ночь кругом была. Будь ты волком… Горели ожоги, шипели костры, будь ты волком… И никто не поможет.

Отскочил от огня. И исчез в лесу.