В пещере шамана было совершенно темно и стоял странный запах. Очаг не горел, потому что шаман всегда мог взять огонь в основной пещере и не поддерживал его так тщательно, как поддерживали общий. Он и брал его не каждый день, а только когда нужно было для колдовских действий. Или согреться. Но стояло лето, было тепло, шаман огня давно не брал.

Люди, жалкий остаток исчезнувшего племени, завернулись в какие-то шкуры, которые лежали у шамана, и легли, сберегая силы. Было непривычно тихо. Никто не смеялся, не разговаривал, не ходил туда-сюда. Старейшины в своём углу не обсуждали какие-то важные дела, вождь не отдавал распоряжений, не носились дети, не болтали женщины. Слышалось только тихое капанье дождя и задумчивый шорох уцелевших деревьев.

Огонь

Прошла примерно луна. Все камни, какие только можно было убрать с площадки перед обвалившейся пещерой, убрали. Мама с девочками ходили в лес и собирали кедровые орешки. Шаман и Пинь досушивали шкуры, добытые охотниками племени. Их не завалило, потому что во время разгрома они находились снаружи, а не в пещере. Оленина уже начала плохо пахнуть. Если бы племя жило обычной жизнью, мясо как раз уже доедали бы, но люди пропали, а оставшиеся не могли успеть всё съесть. Хотя, конечно, в этот месяц они не голодали. Но есть оленину было уже неприятно. Да и надоело, каждый день-то.

Пинь подошёл к реке. Прямо перед ним между камней неторопливо проплывала большая рыбина. Вот бы её поймать! Завялить на солнце несколько штук. Тогда они смогут ещё немного протянуть, пока мама и шаман что-нибудь придумают. Они каждый вечер обсуждали, что им делать. То хотели идти искать своих, но боялись, что совсем пропадут. То решали остаться на месте, но ведь без огня им зимой придёт конец. Между тем, ночи становились холоднее. И всё сильнее хотелось есть. На одних кедровых орехах долго не протянешь.

Пинь взял острый камень, приладил его к прямой палке и пошёл на рыбалку. Он видел, как взрослые охотники били рыбу такими каменными копьями. Раньше, до того, как духи растрясли гору, в реке можно было плавать и нырять. Иногда Пиню даже удавалось поймать рыбу голыми руками. Но получалось не всегда. Рыба могла вырваться и уплыть от него. Всё-таки это скользкая добыча и руками её ловить неудобно. Духи набросали в реку огромных камней, и рыба теперь ходила между ними.

Пинь пришёл на реку, устроился на камне со своим копьём и стал поджидать добычу. Для этого он кидал в воду приманку, кусочки копчёной оленины – её было не жалко. Мама, девочки, шаман и Пинь уже видеть копчёной оленины не могли. Вскоре приплыла большая рыба и стала поедать кусочки мяса. Пинь изловчился, прицелился и ударил своим копьём по рыбе. Удар получился сильный, но бесполезный, ободрал ей немного бок и всё. Рыба отпрянула и поспешно уплыла.

Странно, подумал Пинь. Я же совершенно точно попал по рыбе. Почему же не получилось её пронзить? Наверное, догадался Пинь, потому что его острый камень недостаточно острый. Он спрыгнул на берег и нашёл другой камень. Пинь вспомнил, как мастера изготавливали каменные орудия: скалывали лишнее и получалось острое лезвие. Пинь размахнулся и изо всех сил треснул по камню. От этого удара вылетела искра, попала на сухой мох, он вдруг затлел и загорелся. Пинь, боясь спугнуть огонь, начал подбрасывать в него палочки, веточки и другой сухой мох. Когда огонь более-менее разгорелся, Пинь нашёл большой плоский камень и устроил на нём маленький костёр. И понёс этот камень к пещере шамана, подкладывая по дороге хворостинки, чтобы огонь не потух. Мама, девочки и сам шаман где-то ходили, собирали кедровые шишки. Вот они удивятся и обрадуются!

Пинь занёс драгоценный огонь в пещеру и поднёс его к давным-давно приготовленному очагу. Ветки весело запылали, от очага стало расходиться тепло. Пинь побежал к сложенным заранее веткам и натаскал к очагу целую гору, про запас. Теперь бы ещё поесть, но только свежего, размечтался Пинь.

И тут вернулся шаман.

– Ого, что я вижу! – закричал он с порога и вывалил собранные шишки прямо на пол. – Духи снова дали нам огонь!

– Не то чтобы духи, – возразил Пинь, – я ударил одним камнем о другой и поджёг мох.

– Духи помогли тебе!

Шаман схватил бубен и станцевал на поляне перед своей пещерой колдовской танец. Пинь опасливо наблюдал за ним, помня, чем закончился предыдущий. Но на этот раз обошлось, земля не задрожала, камни не полетели. Зато на звук бубна из лесу выбежала мама с девочками. Они остановились неподалёку и наблюдали за шаманом, не понимая, что случилось. Но вдруг мама почувствовала запах дыма. И увидела, как из расщелины в скале над пещерой шамана идёт настоящий дым! Мама схватила девочек и побежала к пещере. Когда она заглянула внутрь и увидела огонь, то ноги у неё подкосились, и мама буквально села на пол рядом с кучей кедровых шишек.

– Ой, – сказала мама от всей души.

Пинь решил, что теперь поддержание огня в надёжных руках и пошёл обратно на реку. Там он нашёл свой камень и увидел, что от мощного удара, давшего им огонь, камень раскололся на две половины, и обе эти половины достаточно острые. Пинь опять приладил одну из половин камня к палке и затаился на валуне. Стал ждать, ждал, ждал и дождался. Мимо камня медленно проплывала большая пятнистая рыба. Пинь прицелился, изготовился и ударил точно по рыбе. Миг – и добыча уже трепещет у него в руках. Пинь, счастливый, вскочил и помчался к маме. Когда мама увидела рыбу в руках Пиня, она опять восхищённо сказала «ой» и крепко обняла сына.

У первобытных людей, вообще-то, такие нежности были не в ходу, уж очень у них была суровая жизнь. Но тут мама не смогла удержаться.

Мама почистила рыбу острым камнем Пиня, девочки сбегали на реку и принесли глины. Рыбу обмазали глиной и запекли в очаге.

Шаман делал вид, что ничего об этом не знает. Слыханное ли дело – запекать рыбу в его очаге, где можно только снадобья варить да разговаривать с духами при помощи пепла и угольков? Шаман танцевал колдовской танец на полянке перед своей пещерой и просил прощения у великого предка-рыбы за то, что Пиню пришлось отнять жизнь у животного. Дотанцевав, шаман пошёл за хворостом. Сколько они ни собирали упавших веток, их ещё много валялось повсюду. Теперь у них снова есть огонь, который будет постоянно требовать пищи, и никак нельзя оставить его голодным. Огонь – не человек, он голод терпеть не будет. Человек тоже не может долго голодать, но огонь совсем не может.

Какой вкусной показалась людям рыба после целой луны с одной копчёной олениной, уже начавшей портиться! Этой ночью мама засыпала, исполненная восхищения своим сыном Пинем, который добыл огонь и поймал рыбу. И изготовил себе оружие, а маме – удобное приспособление для чистки рыбы. А ведь ещё совсем недавно Пинь вёл себя как маленький глупый мальчик. Убегал от обязанностей и не слушался вождя. Его даже чуть не выгнали из племени! И очень хорошо, что не выгнали, подумала мама и заснула под приятный треск огня в очаге. Ночью его поддерживал шаман.

Ильв

В трудах по заготовке запасов на зиму прошло лето, и уже запахло осенью. Стояли последние тёплые деньки.

Однажды Пинь с шаманом ловили рыбу, поднявшись чуть выше по течению от маленького стойбища, и клёв был особенно удачен. Они хотели наловить побольше рыбы, потому что стояли жаркие дни, а сушить и коптить рыбу лучше, конечно, в сухости. Когда рыбы наловилось уже довольно много, рыбаки собрались возвращаться домой с добычей. Вдруг из-за поворота выплыла невиданная посудина, а в ней на одном колене стоял человек и грёб какой-то штукой с расширением на конце.

Увидев людей, он бросил грести и вскинул вверх руку, показывая, что пришёл с добрыми намерениями.

– Хэй! – крикнул человек.

Пинь и шаман так и застыли в изумлении со своими каменными копьями в руках. Они и своих-то давно не видели, а чужого вовсе в первый раз.

Вернее, видеть-то видели, но издалека. Раз в год в их стойбище приходили молодые охотники соседнего племени свататься к девушкам их племени. Когда пары находили друг друга, всё племя пировало и радовалось созданию новых семей. Дети и шаман в празднике не участвовали. То есть в самом начале церемонии шаман танцевал колдовской танец со свадебным бубном, прося духов помочь охотникам и невестам найти именно свою пару, после чего удалялся в свою пещеру и сидел там до самого ухода молодых в соседнее племя. А дети не смели приближаться к месту церемонии и последующего пира – таково было распоряжение вождя. По окончании пира счастливые охотники увозили сосватанных девушек к себе. Веселье сменялось унынием и слезами – ведь остававшиеся дома мамы не знали, увидятся ли они ещё когда-нибудь снова со своими юными дочерями, навсегда уходящими в чужое племя.

Вот такая суровая жизнь была у первобытных людей.

Но вскоре охотники их племени уходили к соседям за невестами, и по их возвращении устраивался праздник встречи новых жён. Снова шаман танцевал колдовской танец со свадебным бубном, приветствуя молодые семьи. После этой церемонии племя снова закатывало пир, и в нём уже участвовали и дети, и шаман, и жизнь возвращалась в обычное русло до следующего года.

И опять начиналась борьба за еду и тепло: охота, рыбалка, сбор кедровых орехов в лесу, обработка шкур и заготовка припасов и хвороста, изготовление оружия и так далее.

Старейшины садились в кружок поодаль и что-то тихо обсуждали между собой. Однажды Пинь подслушал, о чём они говорят. Одни говорили, что племя растёт, а пещера – нет, и надо искать новое жилище для племени. Другие возражали – хорошая пещера, а то, что народу в ней много, так вместе оно теплее.

Со старейшинами разговаривали и спорили охотники, вождь и иногда даже женщины – из тех, кто постарше, а шаман никогда к ним даже не подходил. Его заботой было договариваться с духами погоды или с великими предками, прося их об удачной охоте или благодаря их за неё. Самостоятельных решений шаман до катастрофы никогда не принимал и с чужаками не беседовал.

– Хэй! – позвал ещё раз человек и засмеялся. – Меня зовут Ильв. Это на нашем языке означает «смелый человек». Я приплыл издалека, шёл пол луны. У вас тут стойбище?

– Хэй! – крикнул в ответ Пинь.

Шаман от испуга уронил копьё в воду. Пинь спрыгнул с камня и двинулся навстречу человеку. Тот вытащил на берег своё приспособление для передвижения по воде.

Это был ствол толстого дерева, выдолбленный изнутри. Как удобно, поразился Пинь. Правда, легко переворачивается, но если приноровиться, то вполне можно быстро плыть, загребая деревянным веслом. Весло было выше Пиня. Он взял его подержать, но тут же и грохнулся вместе с ним.

– Привет! Меня послали в путь люди нашего племени. Они поручили мне узнать, что находится там, то есть уже здесь. Нас стало слишком много, надо искать новое место для жилья.

– Тебя послали люди племени? А у нас обычно такие решения принимает вождь.

– Вождь у нас тоже есть. Но важные решения мы принимаем вместе – все охотники племени и вождь.

– А старейшины у вас есть?

– Есть. Но они ничего важного не решают. Так, спрашиваем их иногда, если надо узнать, как раньше было. Если помнят, то рассказывают. А когда-то они в силе были: заставляли нас жить по-старому, вечно ворчали, наказания придумывали. Ругались, если кто-то сказал что думает, а не то, что надо. Надоели. Указывали охотникам, как им охотиться. Видите ли, в их время так не охотились. Так про их время никто не спорит – их так их. А мы сейчас охотиться идём. И нечего нам указывать. Хотели выгнать старейшин, да вождь не позволил, сказал, что это бесчеловечно. Да мы и сами поняли, что погорячились. Подумали, да и посадили их под дерево – рассказывать детям про старые времена. Тоже полезно.

– А шаман у вас есть? – спросил шаман.

– Конечно, есть. Шаманит в свободное от охоты время: встречает утро, провожает вечер. На праздниках весны и осени шаманит, а мы все пляшем и подпеваем.

– В смысле, в свободное от охоты время? У вас шаман ходит на охоту?

– Конечно. Что ж ему, здоровому мужчине, отсиживаться, пока все охотятся?