День выдался не из легких, как, впрочем, и всегда. Общение с претендентками на роль супруги его племянника оказалось еще более утомительным, чем Шайрэн предполагал. Одни были рады выпавшему шансу: они болтали без умолку, восхищались замком и задавали бесчисленное количество вопросов. Другие же, как и предсказывал Квинидан, рыдали, закатывали истерики и отказывались принимать ситуацию, в которой оказались. Сказать, какая из двух этих крайностей раздражала больше, было сложно.

Впрочем, имелись и исключения, наиболее ярким из которых стала Эльвира.

Обладая врожденной предрасположенностью к пятой стихии и в достаточной степени ее развив, Шайрэн научился хорошо «читать» людей. Всем иномирным девушкам, как только они попадали в замок, ставили качественный ментальный блок, делающий их мысли недоступными, – таково было требование Верховного совета магов и закона, запрещающего менталистам без позволения вторгаться в чужое сознание. Но Шайрэну и не требовалось читать мысли этой девушки, чтобы понять: она действительно может составить Эйдану хорошую партию. И дело не только в необходимой энергетической составляющей.

Эльвира продемонстрировала выдержку и рассудительность, внимательность и умение держаться с достоинством. Она, безусловно, знала себе цену, но и не была лишена здоровой самоиронии. Качества, редко встречающиеся в одном человеке, а тем более женщине. Кроме того, она была еще и привлекательна.

Перед мысленным взором Шайрэна предстало лицо с высокими скулами, аккуратным прямым носом и охристыми, даже скорее янтарными глазами, обрамленное чуть растрепанными каштановыми прядями. За недолгое время общения Шайрэн успел отметить и стройную женственную фигуру, которую подчеркивало надетое на Эльвиру платье.

Да, эта девушка определенно хороша. Пожалуй, даже слишком хороша для такого балбеса, как Эйдан. Но вместе с тем именно девушка подобного склада могла сделать из него достойного правителя.

Нынешняя вэйра – жена правителя представляла собой полную противоположность Эльвире. Красивая, но пустая и помешанная на безделушках, милая с мужем, но деспотичная и жестокая с теми, кто находился у нее в подчинении, Иветта имела всего одну заслугу: она родила правителю наследника.

Следом за Иветтой мысли Шайрэна плавно переместились на еще одну женщину, презираемую им даже больше. Взболтав вино, он поднес бокал к губам, но, так и не сделав глоток, отставил его в сторону. Вместо этого поднялся с кресла и, подойдя к комоду, взял с него обрамленный в серебряную рамку портрет, на котором изображались двое: красивая молодая женщина и похожий на нее мальчик четырех лет.

Сердце, которое, казалось бы, за минувшие годы должно было покрыться непробиваемой броней, отозвалось ноющей болью. Болью, которая стала до того привычной, что он почти перестал ее замечать. Но что еще важнее – научился прятать так глубоко, что ни одна живая душа не могла бы ее разглядеть и заподозрить Шайрэна в том, что он способен испытывать подобные чувства. Его считали циничным и жестким, непоколебимым и практически всесильным.

Губы Шайрэна сложились в усмешку: такое положение вещей его более чем устраивало. Его уважали и побаивались, с его мнением считались – и не только драконы, но и входящие в совет маги наряду с правителями империй и королевств.

Пальцы, удерживающие портрет, сжались крепче. В черных глазах вспыхнули и тут же угасли искры, похожие на небольшие языки пламени. В прежние времена Шайрэн хотел разорвать портрет на две части и сжечь одну из них вместе с воспоминаниями, но не сделал этого. Чтобы, всякий раз глядя на это изображение, вспоминать о той трагедии и приведшем к ней предательстве.

Все женщины разные, но есть вещь, их объединяющая, и исключений из этого правила нет: никому из них нельзя доверять. Особенно тем, кто на первый взгляд доверие внушает.

Диара поднималась по винтовой, ведущей на чердак лестнице. Перепрыгивая через ступеньку, она вихрем летела наверх, буквально паря от переполняющих ее чувств. Говорят, что крылья дарят любовь, радость и счастье, но Диаре их подарила жгучая злость. Она застилала глаза пеленой непролитых слез, нестерпимо обжигала душу и заставляла сердце неистово колотиться.

Ее не выбрали! Все надежды и мечты оказались разбиты вдребезги! Сегодня в замок доставили последнюю девушку и было сделано объявление, что на этом поиск невест подошел к концу.

Отперев округлую деревянную дверь, Диара ворвалась в комнату, где жила с далекого детства, и с размаху запустила в стену попавшийся под руку цветочный горшок.

– Дарх возьми! – сорвалось с губ, и Диара смахнула все-таки выступившие на глазах слезы.

Она ведь любила его… по-настоящему любила Эйдана. И, будь он не наследником престола, а каким-нибудь безродным башмачником, это бы не изменилось. Диара знала о его многочисленных пассиях, сменяющих друг друга быстрее, чем увядают срезанные розы, знала, что он далеко не идеален, и все же продолжала любить. Это чувство зародилось в ней с их первой встречи и с тех пор только расцветало.

Когда она была совсем ребенком, ее отца пригласили стать придворным кукольником клана водных драконов. Тогда-то они и переехали в Райхар’вод. Тогда-то смешная, худенькая рыжеволосая девочка и увидела взмывающего в небо дракона, чья лазурная чешуя переливалась под лучами рассветного солнца…

Подойдя к зеркалу, чью раму украшали кованые розы, Диара всмотрелась в свое отражение с такой внимательностью, словно видела его в первый раз. Она никогда не была красавицей, да и с того самого дня, когда перед ней открылись ворота замка, почти не изменилась. Невысокая, слишком тощая, с тоненькими запястьями и выпирающими ключицами, Диара никогда себе не нравилась. Не любила она и свой острый подбородок, и небольшой рот, и волосы оттенка ржавчины, которые, хотя и доросли до пояса, были очень тонкими и постоянно путались. Она бы давно обрезала их до самых плеч, но, по ее мнению, они привносили в невзрачный облик хоть какое-то подобие женственности. Единственное, что Диара считала в себе красивым, – это глаза. «Кошачьи», – как их всегда называл папа. Зеленые и раскосые, они достались ей от мамы, как и магическая одаренность.

Было время, когда Диара хотела поступить в Академию пяти стихий, выучиться на мага земли, но это желание так и не осуществилось. Привязанность к Эйдану и возможность видеть его пусть издалека, но зато каждый день перевесили, и Диара осталась прислуживать во дворце, оказывая помощь садовникам. Ее стараниями в дворцовых теплицах даже зимой цвели прекрасные розы, к которым она питала особую слабость, особенно к белым.

Уничтожение цветочного горшка злости не убавило. Выращенные комнатные незабудки с укором глядели на Диару, изломленно покоясь среди глиняных черепков, и это добавило ее и без того скверному самоощущению оттенок сожаления.

Остановившись посреди комнаты, Диара с силой сжала кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони. Нет уж, так просто она не отступит! Пусть ее и не избрали для участия в дарховом отборе, она все равно найдет способ на него попасть! Немного времени в запасе еще есть… Или же и без участия сумеет добиться внимания Эйдана!

Подумав так, Диара горько усмехнулась: да уж, конечно… За столько лет он ни разу не посмотрел на нее, как на девушку, с чего бы ему перемениться теперь?

Неожиданно ее размышления прервал негромкий стук. Обернувшись в сторону арочного, увитого плетущимися розами окна, Диара увидела за ним небольшую птичку.

«Техномагическая?» – удивленно подумала девушка, отметив едва заметные металлические швы и заклепки на теле.

Драконы не очень-то жаловали техномагию, и, помимо кукол, которых изготавливал ее отец, подобных вещиц в Райхар’воде почти не было. Сторонний наблюдатель вряд ли бы рассмотрел истинную природу птицы, но Диара, знающая многие нюансы творений техномагов, была уверена, что не ошиблась.

Она открыла окно, впустив в комнатку морозный ветер и думая, что птица, должно быть, прилетела из империи.

– Что там у тебя? – вслух спросила Диара, когда та разинула клюв и из него выпала маленькая, туго свернутая записка.

Как только Диара взяла ее в руки, бумага мгновенно увеличилась в размерах, превратившись в полноценное письмо. Удивленно приподняв брови, дочь кукольника пробежалась глазами по его содержимому, а когда закончила читать, от недавней злости не осталось и следа. Бледные щеки окрасились лихорадочным румянцем, в кошачьих глазах появился блеск, а губы сложились в широкую, полную нежданного счастья улыбку.

Следующим утром меня перевели в новую палату… точнее, замковые палаты. И не перевели, а переселили. Мне достались целых три комнаты, одна из которых являлась спальней, вторая гостиной, а третья личной ванной, все удобства которой подтверждали: Дагория – мир не только цивилизованный, но еще и прогрессивный.

Все три комнаты объединяла пастельная голубая гамма, в которой был выдержан интерьер каждой. Если бы потребовалось описать их одним словом, я сказала бы – воздушные. Изголовье кровати оказалось кованым и посеребренным, где ажурные узоры походили на переплетение растительной лозы. Все той же ажурностью отличалось и тонкое белоснежное покрывало, лежащее поверх мягкого пледа. Большие арочные окна занавешивались тончайшим кружевным тюлем и портьерами из темно-синей парчи. В спальне имелся камин, у которого расстелили пушистый светлый ковер и аккуратно разложили разноразмерные подушки. Еще один камин находился в гостиной, только вместо подушек перед ним стояли пара кресел и небольшой кофейный столик, а вместо ковра – шкура какого-то большого животного, отдаленно напоминающего белого льва.

Освещались комнаты голубыми, заключенными в стеклянные колпаки огнями. Эти своего рода лампочки находились и на хрустальных люстрах, и на бра, и на напольных светильниках. Что примечательно, загорались они автоматически – стоило лишь войти в комнату, а чтобы погасить, нужно было хлопнуть в ладоши.

Квин все еще переживал за мое самочувствие, вызванное совершенным между мирами переходом, поэтому намеревался несколько раз в день меня навещать. Я этому не слишком радовалась, поскольку врач – хотя правильнее называть его целителем – больше не представлял для меня интереса.

После того как сообщил всю полагающуюся информацию, он старательно избегал всяческих разговоров, каких бы тем они ни касались. Для себя я сделала вывод, что он прекрасный специалист в области медицины, но ужасный собеседник и просто замкнутый, вечно уставший человек. К слову, то, что он не дракон, я поняла сразу, наверное, интуитивно. А после Квин и сам мимоходом это подтвердил.

Драконы… мне все еще с трудом верилось, что они действительно существуют, как и весь этот мир в целом. И все же здесь, в этой поразительной, словно сошедшей со страниц какой-то фантастической книги реальности они являлись такими же настоящими, как и подвластная им стихийная магия.

Мой гардероб пока был пуст, поэтому я обходилась выданным мне домашним халатом. Но для тех действий, которые собиралась предпринять, он категорически не годился, так что я переоделась в свое платье. Стараниями Квина и чудодейственной мази от мозолей на ногах не осталось даже воспоминаний, так что я спокойно надела и свои неудобные туфли.

В отличие от гардероба, ящики туалетного столика были до отказа забиты косметикой, которая ничем не уступала привычной. С учетом существующей в этом мире магии я предполагала, что она ее даже превосходит, но проверять не стала. Оставив лицо нетронутым, расчесала волосы, перекинула их за спину и, собравшись с духом, вышла из комнаты.

Почему пришлось собираться с духом? Да потому что я намеревалась ни много ни мало – отыскать Шайрэна Райхара, курирующего так называемый отбор невест. Насколько я могла судить, именно он решал все касающиеся отбора вопросы, а значит, мог рассказать, как мне вернуться домой. Нет, я не питала иллюзий и понимала, что, вероятнее всего, услышу категоричный отказ, но намеревалась приложить максимум усилий и проявить всю свою изобретательность, чтобы добиться поставленной цели. Впрочем, перед тем как отказаться от борьбы за сердце местного «принца», я хотела с ним познакомиться. Иногда, чтобы составить мнение о человеке, достаточно посмотреть ему в глаза и обмолвиться парой слов.