Право, втайне я считала отца и брата самыми красивыми мужчинами на земле. Люку я, конечно, никогда подобного не сказала бы, напротив, всячески его дразнила и подтрунивала, но вот отцом любовалась открыто. Да и не только я. Энгер Арвалийский считался красивейшим мужчиной королевства вполне заслуженно. Даже в своем почтенном возрасте он оставался стройным и подтянутым, с сильными руками скульптора и трепетными пальцами живописца. Глубокие темные глаза с вкраплениями золота всегда смотрели на мир с неизменным выражением добра и понимания. Аккуратная борода обрамляла твердый подбородок, а волосы всегда были собраны низко на затылке изящной серебряной заколкой. Это был подарок жены, с которым Энгер никогда не расставался. В детстве, помню, я очень любила рассматривать вещицы, сделанные мамой, каждый раз поражаясь, как из металла и камней можно создавать столь невесомые и ажурные украшения. Как жаль, что саму матушку я совсем не помнила…

– Ты так похожа на Ирис, – светло улыбнулся отец.

Я знала, что внешне пошла в родительницу, хотя и отличалась характером. Королева слыла очень мудрой и спокойной правительницей. После ее ухода за реку Бытия отец так и не женился вновь. Хотя, конечно, у него были фаворитки, но к этой стороне мужской жизни я относилась с пониманием. Лицо короля омрачилось тенью грусти, как бывало всегда, когда он вспоминал супругу. Порой я даже завидовала тому, насколько сильно он ее любил. Хотела бы и я когда-нибудь встретить мужчину, который полюбит меня столь же трепетно.

– Фойры к нам надолго? – спросила я.

– Не думаю, – улыбнулся король. – Но нам важны связи с морскими побережьями, поэтому постараемся расположить гостей к сотрудничеству.

– Говорят, принцесса фойров весьма красива! – лукаво протянула я. – И послы уже присматривают ей мужа! Давай отдадим морским Люка?

Отец щелкнул меня по носу.

– Ты же знаешь, что твой брат останется в Идегоррии и когда-нибудь станет королем. А вот ты, милая, вполне возможно, покинешь нас, обретя счастье в чужих землях.

Я хмыкнула и скривилась. Сделала испуганные глаза.

– Только не отдавай меня морским! Они же едят сырую рыбу! Ужас! Да у них наверняка изо рта воняет! Фу!

Горничные прыснули, а отец закатил глаза.

– Ева! Ну что за ребячество, – пожурил он. Впрочем, я видела в темных глазах золотой свет смеха. Король сделал вид, что задумался. – Тогда, может, инфант желтых песков?

– Папа! Они моются раз в год! Когда в пустыне начинается сезон дождей!

– Ведающие Путь?

– Ты смерти моей хочешь? Петь все их гимны с утра до вечера? Да я же с ума сойду!

– Земные прародители?

– Не-е-ет!!! Они сидят в своих норах под землей и боятся солнечного света! Папа!

– Их подземный город спорит сиянием с самим солнцем, Ева, и ты прекрасно это знаешь, – с улыбкой напомнил отец. И снова вздохнул. – Тебе не угодить. Но ты ведь понимаешь, что однажды тебе придется сделать выбор, дочь. Род созидающих должен продолжиться.

– Вот пусть Люк этим и займется, – обрадовалась я. – К тому же он и так без устали практикуется в этом нелегком деле! – ляпнув это, я прикусила язык, а горничные захихикали.

Отец же, кажется, чуть смутился.

– Ева, ты что, следишь за братом? – по возможности строго спросил он.

Я округлила глаза в притворном недоумении, и король покачал головой.

– Люк тоже женится в свое время, но и тебе нужен достойный муж, Ева. Я не вечен…

– Ты будешь всегда! – я порывисто обняла отца.

Иногда у нас заходили такие разговоры, но я знала, что отец не будет меня неволить. А все, чего я хотела – жить своей жизнью. В наших землях, рядом со своей семьей, я была совершенно счастлива. Конечно, я мечтала о прекрасном принце, особенно после волшебных историй, вычитанных в книгах, или очередного сонета Люка – их он посвящал всем своим пассиям. Но эти перспективы казались мне очень и очень отдаленными.

В дверь осторожно постучал советник.

– Ваше Величество, Ваше Высочество, – поклонился он отцу и мне. – Стражи портала передают, что послы морских фойров пересекли границу.

– Благодарю, Анэр, – улыбнулся король и снова взглянул на меня, согнув руку в локте. – Позвольте проводить вас в тронный зал, прекрасная принцесса?

– Сочту за честь, мой повелитель, – присела я в глубоком безупречном реверансе.

Люк уже ждал нас в зале, и я тайком показала ему язык. Братец ответил тем же. Правда, так, чтобы папа не видел. Но как только глашатай известил о прибытии гостей, моего брата как подменили. Исчезла несерьезная веселость, а лицо приняло величественный и непроницаемый вид. Гордо выпрямленная спина, безупречные одежды синего и золотого цвета, взгляд прямой – право, я гордилась своим братом. И любовалась им.

А еще старалась быть достойной таких родственников и потому тоже сидела так, что наставница кивнула одобрительно.

Послов была дюжина, и за маской непроницаемости я не смогла сдержать любопытства. Все же фойры – редкие гости в нашей стране. Они не слишком отличались от людей, разве что удивительными зелеными волосами, треугольными, почти безгубыми лицами и глубокими синими глазами всех возможных оттенков морских глубин.

Я никогда не бывала в их городе, построенном на тысяче островков, с белыми мостами, соединяющими клочки суши, но, разумеется, слышала о нем и видела на картинах. Когда послы приблизились, я заметила и еще одно отличие: щелевидные отверстия за ушами – жабры. Фойры были амфибиями. Их взгляды одобрительно скользили по украшениям в духе их родины и надолго задерживались на моей картине. То, что было привычно для нас, на остальные расы производило неизгладимое впечатление.

Послы приблизились и склонились перед нами в поклоне. Вперед выступил главный – старик, волосы которого напоминали бурую тину, а голые участки кожи за ушами перечеркивались сморщенными засохшими полосками. Верховный советник уже не мог дышать под водой – с возрастом жабры фойров высыхали.

После всех необходимых приветствий и церемоний, обмена любезностями и цветистыми заверениями в дружбе, что затянулись почти на час, мы, наконец, вздохнули свободнее. И первым делом верховный советник, представившийся совершенно непроизносимым именем, указал на картину.

– Я слышал об искусстве созидающих, но первый раз увидел столь наглядный пример, – даже в его обезличенном голосе проскользнул рокот морского шторма. – Кто нарисовал это?

– Моя дочь, принцесса Идегоррии Антарея Евантреида, – спокойно ответил отец.

Но я услышала удовольствие в его голосе. Гости уже сгрудились напротив холста и даже покачивались в такт бьющимся на полотне волнам. Впрочем, это нельзя было назвать полотном в общеизвестном смысле. Море на картине выплескивалось через край, разливалось в пространстве, шумело прибоем и шуршало о гальку пляжа. Там кричали белые чайки, порой вырываясь в тронный зал и задевая завороженных фойров крылом. Там пахло солью и йодом так, что послы жадно принюхивались и блаженно жмурили свои необычные глаза.

И кажется, с трудом удерживались от того, чтобы не шагнуть в мою картину.

Мы с Люком быстро переглянулись и улыбнулись. А я подумала, что это они еще не слышали то, что сочиняет мой брат…

– Потрясающе, – прошептал верховный посол. – Ваше искусство поистине бесценно. И великолепно, – он снова склонился. – Примите мое глубочайшее восхищение, Ваше Высочество.

– Я рада, что моя картина доставила вам удовольствие, фьер Анххарамоитет, – размеренно и плавно произнесла я. Люк выдохнул рядом со мной. А я чуть улыбнулась и продолжила: – И, конечно, буду рада, если вы соблаговолите принять это полотно в качестве подарка.

Верховный советник склонил голову, и я увидела, как разлилась в блеклых глазах цвета мурены благодарность. Потому что вещица с каплей эликсира созидающих – почти бесценный дар.

– Почту за величайшую честь, принцесса, – ответил посол.

Вечером был торжественный прием в честь гостей, на который съехались придворные и представители знатных родов нашего королевства. И только глубокой ночью я наконец-то смогла удалиться в свои комнаты, смыть ненавистную краску и снять неудобное платье, в котором уже успела свариться. Прошлась, с удовольствием подставляя обнаженное тело прохладному ветерку, что долетал в открытые окна. И подумала, что с радостью сейчас окунулась бы в прозрачные воды Озера Жизни…

И сразу вернулись воспоминания.

Я обхватила себя руками, внезапно почувствовав озноб. Он накатывал всегда, стоило мне подумать об арманце, о желтых глазах, что смотрели на меня сквозь толщу воды. Тряхнула головой, избавляясь от пугающих мыслей. Даже отцу я не рассказала, как именно произошла моя встреча с чужаком. Вряд ли я могла поведать королю о том, как мужчина прижимал меня к своему обнаженному телу, как проводил языком по моей щеке, пробуя на вкус… Как его ладонь скользнула по моим бедрам, лаская.

Я снова потрясла головой. Сегодня был слишком тяжелый день, мне просто нужно отдохнуть. Так что, быстро искупавшись, я отправилась в постель.

⁂

На следующий день Люк повез фойров показывать наши достопримечательности, коих в землях Идегоррии было немало. Я представила, как будут ахать морские, увидав наши радужные фонтаны или ходящие деревья, ветвями задевающие облака. Когда такой исполин неожиданно поднимается, с его корней осыпается земля, а когда он делает шаг в сторону, даже самые стойкие не удерживаются от изумленно испуганного вскрика. И это лишь часть чудес моего мира, который столь прекрасен, что за девятнадцать лет своей жизни я не устала им восхищаться.

Верховный посол остался во дворце и до обеда разговаривал с отцом, уже приватно. А после попросил позволения поговорить со мной. Признаться, меня это несколько удивило, но, конечно, я не могла отказать гостю.

Снова нарядившись в длинное платье, головной покров и умастив лицо белилами, я неторопливо шла по дорожке нашего сада, ведя неспешную беседу с послом. Морской слушал меня, кивал, рассматривал розы и орхидеи, но мне чудилось, что мыслями он далеко. Мы дошли до резной беседки, и я пригласила гостя войти.

Внутри беседки мягко светились бутоны плетущегося вьюнка, и на первый взгляд казалось, что цветы живые. И лишь приглядевшись, можно было понять, что ажурная решетка, стебли, лепестки и соцветия вырезаны из дерева и являются единым целым.

– О, работа Его Величества? – понимающе воскликнул посол.

Я любовно провела пальцем по живым тонким листьям и лепесткам, кивнула.

– У отца мало времени на созидание, – с искренним огорчением сказала я. – Почти все дни он посвящает государственным делам. Поэтому вещей, созданных королем, так мало… Увы.

– Увы… – эхом отозвался посол и снова замолчал, как-то бездумно рассматривая беседку. В его глазах плескалось вечное море, в самой глубине которого зарождался шторм.

Словно вдруг на что-то решившись, старик повернулся ко мне.

– Ваше Высочество, Антарея… Вы знаете, я всегда считал род созидающих уникальным.

Он замолчал, словно вновь задумался и, кажется, эти мысли не нравились послу. Шторм нарастал.

– Так и есть, фьер Анххарамоитет, – с легкой улыбкой сказала я, пытаясь разрядить неожиданно тревожную атмосферу. – Как и род морских фойров! Мы все уникальны, каждый по-своему.

– Да… но созидающие… Вы способны на то, что не может никто на земле. – Посол снова уставился на бутон вьюнка. – Например, ваша картина, принцесса. В ней есть душа. Жизнь. Счастье. Она заставляет наши сердца биться в такт волнам. Она дарит забвение… Вы знаете, что такое забвение, принцесса? Конечно, нет. Вы еще слишком молоды. Ваше сердце не обижено разочарованиями и бедами… Как бы мне хотелось, чтобы оно осталось таким навсегда…

Посол снова замолчал.

– Я тоже, фьер Анххарамоитет! – отозвалась я, снова улыбнувшись. Непонятные речи старика меня тревожили, а взгляд немного пугал.

Посол резко отвернулся от бутона, который рассматривал, и взглянул мне в лицо.

– Ваше Высочество, скажите, вы не хотели бы посетить нашу страну? Марена очень красива, ваша душа порадуется морским пейзажам, а сердце успокоится при виде бесконечности воды. И вы сможете создать еще сотни… тысячи таких же прекрасных картин. Мир фойров будет рад вам, Антарея. Вы любите море, иначе не смогли бы создать такую жизнь на куске холста. У нас вам будет хорошо.

Я несколько смущенно смотрела на старика, не зная, что ответить на его настойчивое приглашение. Надеюсь, он не собирается меня сватать за своего отпрыска?