Алексей замялся и нервно поправил лекторские очки. Его молчание было красноречивее любых слов.

– Ты ставил метку с разрешения властителя, – с упавшим сердцем догадалась Элис. – Я права?

– Извини, Алиса. Полоцкий-старший посодействовал в получении амнистии.

У крестницы вырвался невеселый смешок.

– То есть ты с самого начала знал, что меня не выпустят из города?

– Если бы ты не попыталась убежать и позволила мне все объяснить, нам бы не пришлось заходить так далеко.

– Говоря «нам», ты имеешь в виду себя, отца и мистера Полоцкого? Какая-то несовместимая комбинация. -

– Не передергивай. Распорядитель Дворцом беспокоится о тебе, потому что вы дружили с его сыном…

– Я не верю, что ты это сказал! – задохнувшись от возмущения, перебила она.

В этот момент двери приемной приоткрылись, и спорщики прикусили языки. В рекреации, застеленной ковром со сложным рисунком, появился Матвей Лазарев. От того, каким уставшим и больным выглядел папа, у Элис защемило внутри. Она помнила, как он поседел за одну ночь сразу после оглашения приговора, а через неделю после ее отъезда в Лондон слег с сердечным приступом.

– Я услышал твой голос.

Английский родителю пришлось выучить, когда Элис перестала понимать родную речь и застрекотала на незнакомом языке, но, несмотря на приложенные усилия, разговаривал отец на уровне школьника.

– Привет, пап.

Они обнялись. Элис прижалась щекой к колючему пиджаку и с удовольствием вдохнула знакомый запах хвойного одеколона.

– Почему не сказала о печати? – с укором в голосе спросил отец.

– Испугалась, что у тебя будут неприятности, – призналась дочь. – На тебя уже насели?

– Не переживай обо мне, главное, чтобы ты была в порядке. У тебя открылись шрамы на спине? Долго пролежала в больнице?

– Недолго, и шрамы почти зажили, – отстраняясь, уверила она.

– Метка?

Элис продемонстрировала повязку, выглядывающую из-под рукава пальто.

Тут из приемной выскользнул субтильный типчик в затрапезном жилете и натянутых до локтей нарукавниках. Он что-то зачистил гнусавым голосом, вероятно, приглашал визитеров на прием, и предупредительно открыл двери.

Следуя за служкой, втроем они пересекли приемную, похожую на затрапезную контору, и оказались в большом кабинете. Воздух пах дорогим табаком и каким-то едва уловимым ароматом, показавшимся Элис смутно знакомым. Неожиданно она вспомнила, что, в отличие от вековых заклятий, благоухавших дурманным вереском, современная магия имела тонкий, ненавязчивый запах.

Яков Полоцкий встретил визитеров, сидя за огромным письменным столом, и не удостоил их даже короткого кивка головы. Полукровка запомнила дворцового распорядителя крепким мужчиной с ледяными глазами, а через семь лет встретила лысеющего господина, безрезультатно боровшегося с полнотой.

Он рассматривал Элис с интересом коллекционера, отыскавшего на развалах блошиного рынка изящную статуэтку. Видимо, юная женщина вызывала у нее интерес.

В звенящей тишине зала суда звучал надрывно голос обвинителя:

– За проведение запрещенного ритуала Алиса Матвеевна Лазарева приговаривается к перекрытию магической сущности через клеймение сроком на пятнадцать лет и высылается из теневого города.

Зал встретил приговор гробовым молчанием. Алиса не ждала сюрпризов и ненавидела законы мироустройства, по которым всегда страдали те, кто не мог нападать. Чтобы скрыть настоящих виновников преступления, дочь простого смотрителя библиотеки превратили в преступницу.

– Осужденной есть что сказать? – предложил хозяин теневого года, следивший за судом с балкона.

– Нет, мой властитель, – приподнялся со своего места отец Алисы.

– У меня есть что сказать распорядителю Дворца! – заявила девочка и вскочила со стула. По залу пронеслась волна затухающих шепотков.

– Алиса… – прошипел Матвей Лазарев, пытаясь вразумить дочь, но та точно не слышала его. Не боясь и не смущаясь, она повернулась к Якову Полоцкому. От прямого нахального взора он незаметно повел плечами, точно пятнадцатилетняя девчонка заставила его почувствовать себя не в своей тарелке. Высокая и пока нескладная, нераскрывшийся бутон, совсем скоро она должна была превратиться в изысканный, редкой красоты цветок.

– Я хотела поблагодарить… – Она многозначительно усмехнулась. – Спасибо вам, Яков Игнатьевич за то, что позволяете мне сбежать из этого проклятого места!

Люди потеряли дар речи, у распорядителя Полоцкого вытянулось лицо, и только отец знал, что дочь всегда пряталась за возмутительной дерзостью, когда была смертельно напугана…

В кабинете висела неприятная, нервная тишина.

– Ты красива, – резюмировал колдун таким тоном, словно считал яркую внешность полукровки огромной проблемой, и указал мужчинам на кожаные стулья с заклепками: – Присаживайтесь, господа.

Определенно он говорил по-русски, однако Элис легко поняла смысл слов. Пока ее спутники рассаживались, она тишком осмотрелась.

– Переводчик, – пояснил Полоцкий, заметив настороженный взгляд гостьи, и кивнул на край стола, где среди письменных принадлежностей в колыбели золотых ладоней почивал прозрачный шар с курящимся внутри дымком. – Раз мы все собрались, то не станем терять время и перейдем к делу. Ты знаешь, почему тебя задержали в городе?

– Из—за растаявшей печати? – вопросом на вопрос ответила она.

– Отчасти, – кивнул Яков, – но если бы дело заключалось только в печати, то я бы закрыл глаза и сделал вид, что мне ничего неизвестно, удерживать бездарную колдунью – пустая трата времени и сил. Думаю, ты и сама знаешь, что никогда не представляла для города особую ценность.

Удивительно, но даже через много лет грубоватая прямолинейность распорядителя вызвала в Элис совершенно необъяснимую обиду.

– Так в чем же дело? – холодно бросила она. – Отпустите меня. У меня на носу сложный экзамен.

– Ты учишься в Китае? – невпопад спросил он.

– В Гонконге. Я получила грант на учебу в Университете.

– Слышал, что у тебя превосходные оценки? Поверь мне, девочка, я бы отпустил тебя обратно, не задумываясь, на мой взгляд, ты уже заплатила по всем счетам, если бы не опасность, что ты можешь быть одержимой.

– Одержимой? – повторила она, почти уверенная, что хваленое заклинание для перевода спутало все языки мира, а потому неверно трактовало фразу управляющего.

Мужчины ждали, когда Элис отыщет в памяти правильный ответ, но в человеческом мире оккультные понятия, вдалбливаемые на руках колдовского мастерства, за ненадобностью выветрились из головы.

– Подождите, вы говорите о тех случаях, когда в тело колдуна вселяется демон? – меняясь в лице, вдруг поняла она. – Вы имеете в виду демона, которого разбудили во время того магического круга?

– Вы не завершили ритуал по всем правилам, – пояснил Алексей.

– Как я могу быть одержимой, если человеческими телами демоны не завладевают?

– После того, как печать растаяла, ты перестала быть человеком, – мягко поправил он.

– Думаю, никого не шокирую, если скажу, что я и сейчас почти человек.

– Ты права – почти, – мягко напомнил крестный.

Элис почувствовала, что ей становится трудно дышать.

– Даже если во мне есть немножко от колдуньи, то я бы сразу почувствовала демона. Разве не так? Мне незачем обманывать! Я могу представить, насколько одержимость демоном опасна для окружающих меня людей.

– Алиса, в первую очередь бесноватость опасна для тебя, – с нажимом произнес Алексей. – Обычно признаки проявляются в течение трех месяцев, но просыпается демон всегда неожиданно. Если он есть, то тебе в любой момент может понадобиться помощь экзорциста. И я сильно сомневаюсь, что профессионала легко найти в человеческом мире.

На Элис нахлынуло оцепенение. Заклинания, запечатывающие магию, противоречили природе, и зачастую ссыльные колдуны страдали сложными человеческими болезнями, словно по волшебству проходящими с возвращением дара. Много лет подряд она боялась услышать от докторов какой-нибудь страшный диагноз, а оказалось, что опасность поджидала ее после того, как печать истаяла.

– Мой сын находился в закрытом санатории почти четыре месяца, – произнес Яков. – После вызова демона, поверь мне, он потерял гораздо больше, чем ты думаешь.

У Элис вырвался издевательский смешок:

– Вы хотите, чтобы я пожалела вашего сына? Из-за Виктора в пятнадцать лет меня лишили семьи. Не считаете цену за одинаковую глупость неравнозначной?

– Насколько я помню, именно ты разорвала круг, – делая вид, что не заметил дерзости, ледяным тоном процедил распорядитель.

– Раз мы говорим откровенно, насколько я помню, ваш сын, Яков, пожелал меня в качестве подарка! Я была девчонкой, и уж простите, но лучшего решения в тот момент мне не пришло в голову.

– Алиса! – возмущенный непочтительным препирательством встрял в спор отец.

– Папа! – копируя его тон, отозвалась она. – Объясни, Бога ради, почему я обязана показывать уважение к отцу колдуна, который испортил мне жизнь? Или я должна захлопать в ладоши от восторга за то, что мне придется взять академический отпуск только для того, чтобы провести три месяца в психушке?

– Никто не собирается закрывать тебя в лечебнице с другими бесноватыми, мы просто хотим подстраховаться, а господин Полоцкий настолько добр к нам, что согласился помочь! – потерял терпение отец. – Разве плохо хотя бы на время вернуться домой? Твое упрямство противоречит здравому смыслу!

– Я не желаю возвращаться и, не задумываясь, перекрыла бы дар заново! Но даже мне известно, что вторая печать убивает колдунов.

Распорядитель цыкнул и раздраженно отшвырнул перьевую ручку. Отчего-то именно звук упавшей с края стола и покатившейся по полу ручки заставил скандалистов примолкнуть. Дым в шаре-переводчике, словно почуяв, что атмосфера в кабинете накаляется, насытился густым черным цветом.

– Уезжай! – коротко бросил Полоцкий.

Не веря собственным ушам, Элис с изумлением открыла рот и уставилась на оппонента.

– Мы не можем помочь человеку, который даже не понимает, что ему нужна помощь. Амнистия подписана. Тебя отпустят без всяких виз и разрешений, как будто ты не приезжала. Ты совершеннолетняя и это твоя жизнь. Хочешь ею рисковать, так и поступи… —Покопавшись в ящике стола, Полоцкий положил на столешницу серебряный перстенек с крошечным стеклянным шариком. – Но если ты решишь остаться, то тебе пригодится амулет для переводчика. Русский язык восстановится не сразу.

Элис не могла отвести взгляда от украшения ручной работы, наверняка, стоившего огромных денег. Домашние амулеты напоминали рождественские шары, где вместо милых миниатюр и вихрей искусственного снега клубился дымок заклинания. Они быстро приходили в негодность, но стоили совсем недорого и использовались повсеместно, зато персональные талисманы мог позволить себе не каждый. В крошечном шарике сосредотачивалось колдовство такой силы, что стеклянные горошины закаляли специальными заклятьями.

Полукровке казалось, что забрать столь ценный подарок приравнивалось к тому, чтобы простить колдуна, семь лет назад разрушившего ее жизнь ради власти, ведь в будущем его сын претендовал на трон теневого города.

Интересно, тот случай хотя бы чему-нибудь научил Виктора? Не хотелось бы иметь властителя, живущего собственными капризами.

Ненавидя рациональную особу в себе, очередной раз принимавшую правильное решение, с непроницаемым видом она подошла к столу. Проигнорировав понимающую усмешку распорядителя, Элис сжала в кулаке неказистое украшение. Перстенек точно бы обжог руку.

– Я подожду отца в парке, – пробормотал она и, не прощаясь, расстроенная и подавленная, вышла из кабинета.

***