– Что ж, готов с этим согласиться, – произносит Бендершмидт, продолжая кивать. – Следующий вопрос. Согласно показаниям тюремного осведомителя, Миллер заявил, что на следующий день поехал на берег залива и выбросил дробовик в океан. Но почему он не швырнул туда же и фонарик? Если исходить из допущения, что оба предмета находились на месте преступления и на них попала кровь, было бы логично избавиться сразу и от того, и от другого.

– На данный вопрос ответа у меня нет. И это – серьезная дыра в той версии, которую копы скормили осведомителю.

– И потом, почему нужно было топить дробовик и фонарик в океанском заливе, где у берега глубина небольшая и к тому же постоянно чередуются приливы и отливы?

– Да, это не очень-то разумно, – соглашаюсь я.

– Еще вопрос. Зачем использовать дробовик? Ведь выстрелы из дробовика производят много шума. Убийце повезло, что их никто не слышал.

– Ну, вообще-то, Кэрри Холланд заявила, будто что-то такое слышала, но ее показания на сей счет сомнительны. Вероятно, дробовик был выбран по той причине, что такой человек, как Миллер, воспользовался бы именно им. Киллер-профессионал взял бы пистолет с глушителем, но ведь подставить хотели не профи. Хотели сделать так, чтобы подозрения пали на Миллера.

– Что ж, согласен. А Миллер был охотником?

– Это вообще не о нем. Он говорит, что не был на охоте ни разу в жизни.

– А оружие у него имелось?

– По его словам, у него дома было два пистолета – для самозащиты. Жена Миллера засвидетельствовала, что у него был еще и дробовик, но в этом ей тоже вряд ли можно верить.

– Вы молодчина, Пост.

– Спасибо. У меня есть кое-какой опыт в подобных делах. Как и у вас, доктор Бендершмидт. Теперь, когда вам известны детали дела, мне бы хотелось услышать, каковы ваши предположения с учетом тех подробностей, которые вы узнали. Отставьте в сторону научные обоснования и расскажите, какой, по-вашему, была картина преступления.

Бендершмидт встает и, подойдя к окну, долго молча смотрит на улицу, а затем начинает говорить:

– В данном деле все было заранее продумано, мистер Пост, и именно поэтому вы вряд ли сумеете раскрыть это преступление – если только не произойдет какого-нибудь чуда. Диана Руссо рассказала весьма убедительную историю по поводу конфликта между Миллером и ее мужем. Подозреваю, что она все сильно преувеличила, однако присяжные ей поверили. Диана Руссо возложила вину на чернокожего парня, а дело происходило в городе, где преобладает белое население. И к тому же у этого чернокожего парня был мотив. Заговорщики были в курсе по поводу возможных улик, раз использовали фонарик для того, чтобы навести следствие на Миллера. Настоящий убийца не оставил после себя практически никаких следов, которые могли бы к нему привести. И это важный момент, свидетельствующий о том, что все действительно было тщательно спланировано. Если убийца и допустил какой-нибудь промах, то полицейские либо этого не заметили, либо, не исключено, скрыли оставленные на месте преступления улики. С момента убийства минуло двадцать два года, след остыл, и раскрыть это дело кажется невозможным. Вы не найдете убийцу, мистер Пост, но вам, надеюсь, удастся доказать, что ваш клиент невиновен.

– А есть шанс, что он виновен?

– Значит, у вас все же есть сомнения?

– Сомнения есть всегда. Они не дают мне спать по ночам.

Подойдя к своему креслу, Бендершмидт снова опускается в него и отпивает кофе из чашки.

– Я такого шанса не вижу, – замечает он. – Мотив слишком слабый. Да, конечно, Миллер мог ненавидеть своего бывшего адвоката. Но, отстрелив ему голову, он наверняка обрек бы себя на пребывание в камере смертников. И потом, у Миллера, по сути, есть алиби. Во всяком случае, нет ничего, что неопровержимо доказывало бы его присутствие на месте преступления в момент убийства. Так что, учитывая подробности дела, которые стали мне известны, я предполагаю, что ваш клиент этого убийства не совершал.

– Рад слышать, – улыбаюсь я.

Мой собеседник – человек вовсе не мягкосердечный. В суде он выступал в качестве эксперта чаще на стороне обвинения, нежели на стороне защиты. Бендершмидт довольно прямолинеен, привык говорить то, что думает, и не боится выступить с критикой других экспертов, даже если речь идет о его коллегах. Мы еще несколько минут обсуждаем другие резонансные дела, в которых важную роль играли экспертные заключения по поводу разлета брызг крови. Вскоре я понимаю, что мне пора уходить.

– Спасибо, доктор, – говорю я, собирая свои вещи. – Я знаю, что ваше время стоит дорого.

– Вы за него платите, – с улыбкой отвечает Бендершмидт.

«Еще как плачу, – думаю я, причем 30 тысяч долларов». Когда я открываю дверь, чтобы покинуть его кабинет, он произносит:

– Да, и еще одно, мистер Пост. Вообще-то это выходит за рамки оценок, которые предполагает наш контракт, однако хочу заметить: ситуация на месте событий, о которых мы с вами говорили, может оказаться опасной. Это, конечно, не мое дело, но все же, знаете ли, постарайтесь быть осторожным.

– Спасибо.

Глава 12

Я отправляюсь в еще одну тюрьму, которая включена в составленный мной короткий список. Тюрьма называется «Тулли-Ран» и расположена у подножия горного хребта Блю-Ридж в западной части штата Виргиния. Это мой второй визит в это исправительное учреждение. Благодаря Интернету количество отбывающих срок за преступления сексуального характера сейчас исчисляется сотнями тысяч. По многим причинам они плохо уживаются с заключенными, нарушившими другие статьи уголовного законодательства. Большинство штатов стараются отделить их от основной массы обитателей тюрем. В штате Виргиния их обычно отправляют в «Тулли-Ран».

Человека, который меня интересует, зовут Джеральд Кук. Это белый сорокатрехлетний мужчина. Его посадили на двадцать лет за домогательства по отношению к двум падчерицам. Поскольку выбор клиентов у меня весьма широкий, долгое время я старался избегать работы с теми, кто получил срок за сексуальные преступления. Однако со временем понял, что и в этой специфической среде есть люди, которые являются невинно пострадавшими.

В молодые годы Кук был неотесанным разгульным парнем, любителем выпить и поволочиться за женщинами. Девять лет назад он вступил в брак и, судя по всему, ошибся с выбором жены. Первые несколько лет супруги постоянно ссорились. То один, то другой объявлял о разрыве, но затем отношения возобновлялись. Оба не могли долго удержаться на одном месте работы, и вопрос денег в семье всегда стоял очень остро. Через неделю после того, как жена подала заявление на развод, Джеральд выиграл 100 тысяч долларов в государственную лотерею штата Виргиния и попытался это скрыть. Супруга моментально об этом узнала, и ее адвокаты сделали стойку. Джеральд, прихватив выигрыш, куда-то сбежал, дело о разводе тянулось своим чередом. Чтобы досадить мужу и получить хотя бы часть выигранных им денег, супруга подговорила двух своих дочерей в возрасте одиннадцати и четырнадцати лет обвинить отчима в сексуальных домогательствах – при том что раньше о подобном речь никогда не шла. Девочки поставили свои подписи под письменными заявлениями, в которых в деталях рассказывалось о приставаниях и изнасилованиях. Джеральда арестовали и бросили в камеру, назначив ему явно чрезмерную сумму залога, хотя он постоянно твердил, что ни в чем не виноват.

В штате Виргиния трудно защищать тех, против кого выдвинуты такие обвинения. На суде обе девочки дали свидетельские показания, описав жуткие вещи, которые якобы проделывал с ними отчим. Джеральд тоже выступил, опровергая эти заявления, но, будучи человеком вспыльчивым и неуравновешенным, лишь еще больше навредил себе. Его приговорили к двадцати годам. К тому времени, когда он отправился отбывать наказание, деньги, выигранные им в лотерею, давно были истрачены.

Ни одна из падчериц Джеральда не окончила среднюю школу. Старшая вела распутную жизнь. Сейчас ей двадцать один год, и она состоит во втором браке. Младшая из девочек родила ребенка и работает за минимальную зарплату в закусочной, где посетителей кормят фастфудом. Их мать владеет салоном красоты неподалеку от Линчберга. О ней говорят, что у нее язык без костей. Частный детектив, которого мы наняли для выяснения обстоятельств дела, раздобыл письменные заявления двух бывших клиентов салона. В них утверждается, что его хозяйка постоянно рассказывает весьма увлекательные истории о том, как она подставила Джеральда, выдвинув против него ложные обвинения. У нас также есть аналогичное заявление ее бывшего приятеля. Своими рассказами она его так напугала, что он предпочел поменять место жительства.

Кук привлек наше внимание два года назад, когда мы получили от него письмо из тюрьмы. Таких писем нам приходят десятка два в неделю, и они очень быстро накапливаются. Вики, Мэйзи и я стараемся уделять им как можно больше времени. Мы их читаем и отсеиваем те, авторам которых помочь не можем. Большинство писем приходит от заключенных, которые действительно совершили преступление и у которых более чем достаточно времени, чтобы сочинять длинные послания и пытаться доказать свою невиновность. Я даже в поездки беру пачки писем и нередко трачу на их чтение то время, которое мог бы потратить на сон. У нас в фонде «Блюститель» принято отвечать на все письма без исключения.

История Кука показалась мне правдоподобной, и я направил ему обстоятельное ответное послание. Затем мы с ним переписывались, и в итоге я получил от него копию протокола судебного заседания по его делу и другие материалы. Проведя предварительное расследование, мы пришли к выводу, что Кук, скорее всего, говорит правду и действительно невиновен. Год назад я съездил к нему, и он сразу вызвал у меня неприязнь. Кук подтвердил то, о чем писал в письмах – что он одержим мыслями о мести. Его цель заключается в том, чтобы либо расправиться с бывшей женой и падчерицами физически, либо подставить их, сфабриковав дело, связанное с наркотиками, и добиться, чтобы их посадили. Кук мечтает о том, как однажды навестит их в тюрьме. Я попытался охладить его пыл, объяснив, что мы ожидаем от тех, кого нам удается освободить, соблюдения определенных правил и наш фонд не станет связываться с человеком, вынашивающим планы возмездия.

Большинство заключенных, которых я навещаю в тюрьмах, ведут себя смирно и благодарны мне за то, что я решил вступить с ними в личный контакт. Выяснилось, однако, что Кук по-прежнему настроен весьма воинственно. Он смотрит на меня сквозь плексигласовый экран с презрительной усмешкой и, схватив телефонную трубку, цедит:

– Почему вас так долго не было, Пост? Вы ведь знаете, что я невиновен – так вытащите меня отсюда.

– Рад вас видеть, Джеральд, – с улыбкой говорю я. – Как поживаете?

– Не надо пичкать меня вежливыми словами, все это дерьмо, Пост. Чем вы занимаетесь, пока я торчу тут вместе со всякими извращенцами? Я уже семь лет отбиваюсь от местных гомиков и прочей швали и, черт побери, уже устал от этого.

– Джеральд, возможно, нам следует начать этот разговор сначала. Вы кричите на меня, и мне это не нравится. В конце концов, вы ведь мне не платите. Я здесь добровольно. Если вы не в состоянии нормально со мной общаться, я просто уеду.

Кук опускает голову и начинает плакать. Я терпеливо жду, пока он успокоится. Кук вытирает обе щеки рукавами тюремной робы, не решаясь взглянуть мне в лицо.

– Я ведь действительно ни в чем не виноват, Пост, – говорит он дрожащим голосом.

– Верю. Иначе меня бы тут не было.

– Эта стерва подговорила своих девиц соврать, и они все втроем до сих пор смеются надо мной.

– Джеральд, я верю, что все так и было. Но для того, чтобы вытащить вас отсюда, потребуется много времени. Есть процессы, которые просто невозможно ускорить. Как я уже говорил вам раньше, осудить невиновного человека очень легко, а освободить – практически невозможно.

– Но это же просто ужасно, Пост!