И все же, анализируя вчерашний день, она не представляла, чтобы он пытался принудить ее к сексу, а она сопротивлялась. Господи, да секс в отключке – часть ее жизни! Такое случалось. Слишком часто она просыпалась бок о бок с разными гнусными типами. Она предположила (и от этой мысли ее только сильнее замутило), что скорее позволила бы себя изнасиловать.

Изнасиловать. Она тихо простонала, повторяя в уме ужасное слово.

И пусть она не убивала Алекса Соколова, но она сбежала. Факт остается фактом. У бедняги были родители и друзья, он истек кровью рядом с ней. А она его бросила.

– Ты не в порядке, – прошептала Меган. – Это не похоже на твои прежние, как бы помягче сказать, выходки. Что-то случилось.

– Ничего не случилось.

– Люди не рыдают из-за «ничего».

Прозвенел сигнал: самолет достиг высоты в десять тысяч метров. Плакать больше нельзя. Пора работать. Надо умыться и поправить макияж. Она отстегнула ремень и встала, решив, что будет очаровательной и деловитой – как обычно.

И все же, стоя в маленьком туалете и разглядывая себя в зеркале, она отметила круги под глазами, которые искусно маскировала макияжем; и то, что голубые радужки уже не сияют, как в юности; и то, что их обрамляет сеточка тончайших красных нитей. Следы похмелья. Снова подступили слезы. Она вспомнила, что однажды в детстве сказал ей отец: похорони мертвых и живи дальше. Это случилось за несколько лет до того, как он, пьяный в хлам, снес телефонный столб своим «доджем», на заднем сиденье которого ехала его младшая дочь. Это произошло задолго до того, как он случайно (по крайней мере, Кэсси хотелось так думать) убил себя и двоих подростков. Так уж вышло, что они ехали из Лексингтона по своей полосе, а ее отец, снова пьяный, мчался по встречке.

Он выдал свой отеческий совет, когда ей было восемь. Тогда ее, вопреки надеждам, не перевели в следующий класс балетной школы вместе с двумя подружками. Преподавательница сочла, что Кэсси не готова. Отец пытался ее утешить. Ну что же, сказал он, иногда просто нужно похоронить мертвых и жить дальше.

Сам он, увы, не последовал собственному совету. После кончины жены, матери Кэсси, запил еще сильнее. Но Кэсси так и не забыла и не избыла напутствие, полученное в третьем классе. Она вспомнила его в пятнадцать лет, когда не стало мамы, и в девятнадцать, когда погиб отец. Слова часто приходили ей в голову, когда она прощалась навсегда с мужчиной, которого соблазнила или который соблазнил ее, особенно в те моменты, когда напивалась настолько, что не настаивала на использовании презервативов, которые всегда носила с собой. Правда в том, что в случайном сексе нет ничего беспечного. Когда все получается, он дарит очень острые ощущения. Когда не получается – отвратительное чувство неудовлетворенности. И в любом случае он оставляет в душе отметины. Иногда они похожи на те, что возникают после пьяной отключки. Иногда они другие: насилие не так ярко выражено, но гнетет отвращение к себе.

Однажды она процитировала отцовскую мудрость мужчине, с которым провела ночь. Дело было утром, и они довольно дружески сошлись во мнении, что предыдущая ночь была богопротивной пьяной ошибкой. Они могли бы стать приятелями, им не следовало спать вместе. Ее партнер заметил, что, каким бы мрачным и неуместным ни казался этот совет, ничего другого и не ждешь от человека, назвавшего свою старшую дочь Кассандрой.

Аналогично, в ее алкоголизме уже долгие годы не было ничего беспечного и случайного.

В дверь туалета постучали, раздался голос Меган:

– Кэсси, не хочу тебя доставать, но ты или возьми себя в руки и приступай к работе, или так и скажи, что не можешь. Спрашиваю в последний раз.

Кэсси представила, что именно таким тоном Меган требует у своих дочерей, чтобы те собрались и вели себя прилично. У коллеги было двое красивых детей, муж – консультант по вопросам управления, работавший в Вашингтоне, и прелестный дом в Северной Виргинии. У этой женщины было все. Действительно все.

– Кэсси?

Она расправила плечи и сказала:

– Сейчас выхожу. Почти готова зажигать.

Она торопливо обновила тушь на ресницах и пробежалась по губам новой помадой, купленной в аэропорту. Действовала она быстро, но аккуратно, словно в очередной раз подправляла макияж перед посадкой. По тону помада почти не отличалась от той, что Кэсси потеряла в Дубае. Выходя из кабинки, она поклялась себе, что, если выкрутится из этой истории, больше никогда не будет пить. Никогда.

Она давала себе подобные обещания каждый месяц, но на этот раз – уж на этот раз – она его выполнит.

4

Елена полагала, что среди секретов ее успеха в профессии был и довольно простой – никто не назвал бы ее ни красавицей, ни дурнушкой. В стильной одежде и с правильным макияжем она выглядела привлекательно, поэтому пользовалась и тем и другим, но обычно старалась не выделяться. В ее внешности действительно не было ничего примечательного: рост 163 сантиметра, темно-карие глаза и каштановые волосы, которые она укладывала во французский пучок, когда работала, или расчесывала на прямой пробор в свободное время. Полагая, что солнцезащитные очки привлекают внимание, она редко носила их в Америке и России, но в Дубае верно оказалось противоположное – там прежде всего бросались в глаза люди с Запада, не носившие очков. Так что первые она купила по прилете, а вторые приобрела в магазине отеля сразу после того, как выпила ледяной чай в компании Виктора.

Она шла по рынку, плотно обмотав голову платком, и ей нравилась абсолютная анонимность. Она остановилась в узком ряду со специями, пытаясь сообразить, чем так пахнет – зирой или продавцом. Елена не так уж много готовила, но с зирой имела дело и понимала, что вонь могла исходить как от одного, так и от другого. Продавец стоял за длинным лотком с контейнерами, в которых сияли ядовитыми красками шафран и карри. За его спиной на крючках висели стеклянные копии самых знаменитых новых зданий Дубая, чем-то напоминавшие шахматные фигуры. В детстве Елена любила шахматы. Она играла, и довольно неплохо, дома с отцом и в школе с другими детьми, пока ее не отправили в швейцарскую школу-интернат. Позади башен-безделушек виднелась коллекция богато изукрашенных кальянов. Елена отметила тот факт, что рынок, похоже, работал как на местных жителей, так и на гостей Дубая. Она легко представила, как туристы везут домой в качестве сувениров и специи, и копию «Бурдж-аль-араб», прославленного отеля в виде огромного пятидесятиэтажного паруса. Елена вспомнила Восточный рынок неподалеку от квартиры в Вашингтоне, где останавливалась несколько лет назад. На том рынке можно было найти и свежие местные фрукты, и пресс-папье с Монументом Вашингтону, и снежные шары с Белым домом.

Услышав, как продавец специй спрашивает, говорит ли она по-английски, Елена перевела взгляд, кивнула и улыбнулась.

– Чего желаете? – осведомился пожилой торговец с седой, аккуратно подстриженной бородкой.

Его тауб был безупречен – белый, как лепестки вишни, без единого пятнышка, несмотря на окружавшие его специи. На самом деле Елена ничего не собиралась покупать, по крайней мере сегодня. В предоставленной ей квартире была удобная кухня, но она не знала, надолго ли задержится в Дубае. Наверное, на пару недель, но все прояснится в ближайшее время. Заказчики хотели убедиться, что после убийства Алекса Соколова не возникнет проблем, которые ей пришлось бы подчищать.

Боже, подумала она, страшно представить, что будет, если эти люди узнают о бортпроводнице. Елена ощутила укол беспокойства, даже тревоги, когда попыталась вообразить, чем ей аукнется решение не убивать эту женщину. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться и разложить все по полочкам. Именно так она работает. Умеет полностью сосредоточиться на задаче и продумать действия на много шагов вперед. Поэтому ее считали столь одаренной шахматисткой. Ее прозорливость граничила с даром предвидения. Но еще ее разум умел разделять и властвовать: то, как белка, припасать орешки на будущее, то прятать за бетонной стеной парализующий страх.

– Пожалуйста, – взывал к ней торговец. – У меня наверняка найдется товар, достойный столь красивой женщины.

Она посмотрела на него, потом окинула взглядом прилавок. По ее мнению, главная радость, которую предлагали места, подобные этому рынку, заключалась не в свежести продуктов, а в обсуждении условий сделки. В торге. Елена любила эту примитивную дипломатию. Ей едва исполнилось тридцать, но она провела достаточно времени на Ближнем Востоке, чтобы привыкнуть к длительному торгу над куском левантийского сыра. Пожалуй, стоит что-нибудь купить.

Но тут завибрировал телефон. Она поблагодарила продавца и отвернулась, чтобы прочитать сообщение. От Виктора. Алекс Соколов не пришел этим утром на встречу с инвесторами из России. Ему звонили на мобильный, звонили в отель и оставляли сообщения. Большинство участников встречи понятия не имели, куда он запропастился, но те, кто был в курсе, выражают ей благодарность.

Елена приняла похвалу, но не улыбнулась. Она понимала: какой бы искусной она ни была (а она была более чем искусной, она обладала, по выражению ее соседки по комнате в колледже, диким талантом), в ее профессии мало кому дают второй шанс. Особенно эти люди. Коллеги ее отца. Она знала, что с ним сделали. Незаменимых людей нет. Последнее, чего ей хотелось бы, это оказаться среди тех, на кого ведут охоту.

Но послание Виктора обнадеживало. Он даже не пожалел слова «благодарность». Елена повернулась к торговцу и указала на великолепный пестрый шарф, который сверкал, словно удивительный плащ снов Иосифа.

– Сколько дирхамов? – спросила она.

Продавец назвал сумму. Елена фыркнула и закатила глаза – тот снизил цену, и пошло-поехало.

5

С того момента, как самолет приземлился в аэропорту Шарля де Голля и начал руление к выходу, Кэсси то и дело заглядывала в телефон, однако новостей из Дубая все не было. Возможно – хоть и маловероятно, – тело Алекса еще не обнаружили. В Эмиратах сейчас примерно полдевятого вечера. Если труп (господи, какое ужасное слово!) еще лежит на кровати, значит обслуживающий персонал «Роял финишиан» с почтением относится к табличке «Не беспокоить», и никто пока не приступил к вечерней уборке номера. В полдень официант принес комплимент от отеля (фрукты и печенье маамуль), увидел табличку и вернул подарок на кухню. Значит, ни Миранда, ни ее бизнес-партнеры не отправились на поиски Алекса и не заинтересовались – по крайней мере, настолько, чтобы добиться причины, – его внезапным отсутствием.

В конце концов Кэсси пришла к выводу, что останки Алекса Соколова, скорее всего, обнаружили. Конечно же обнаружили. Прощаясь с пассажирами на выходе, она представляла картину: криминалисты обшаривают номер, тело уже вынесли, но на простынях еще алеют пятна Роршаха.

В иной ситуации она бы благодарила бога расписаний за доброту. Авиакомпании обязаны предоставлять экипажу как минимум десять часов на отдых, но за время этого рейса они провели двадцать один час в Дубае и здесь, во Франции, еще без малого пятнадцать. Однако сейчас длительное пребывание за границей лишь усиливало тревогу Кэсси. Она хотела вернуться в Штаты. Она хотела вернуться в свою квартиру на Двадцать седьмой улице на Манхэттене. Она хотела знать, что рядом американские адвокаты, если уж до них дойдет.