– До чего же непосредственная… – заметил доктор, как только дочь отошла на приличное расстояние. – Но она хорошая девочка.

– Прелестная! Не могу выразить, до чего мы с мужем ее полюбили. Очень рада, что она останется погостить еще. Сегодня утром, едва проснувшись, я даже подумала с сожалением, что скоро Молли придется вернуться домой, и решила попытаться убедить вас продлить визит. Так что все сложилось как нельзя лучше. Возможно, месяца на два!

Сквайр действительно глубоко привязался к Молли. В их доме сразу стало светлее и веселее: порхала, что-то напевая, девушка, и впечатление оказалось абсолютно новым и восхитительным. К тому же Молли оказалась умной и услужливой, умела слушать и говорить в нужное время. Миссис Хемли совершенно справедливо поведала о привязанности мужа к девочке, однако то ли она выбрала неподходящий момент, чтобы сообщить ему о продлении визита, то ли он не смог справиться с обычным приступом дурного расположения, который обычно старался обуздывать в присутствии жены, но известие не вызвало ожидаемого энтузиазма.

– Об этом что, Гибсон попросил?

– Да, поскольку у него не было другого выхода: ее гувернантка мисс Эйр в отъезде по весьма серьезной причине, а находиться девушке в доме вместе с двумя посторонними молодыми людьми вряд ли прилично.

– Это проблема Гибсона. Надо было думать, прежде чем принимать учеников, или ассистентов, или как там он их называет.

– Мой дорогой! Право, я думала, что вы обрадуетесь этому известию, поэтому попросила оставить девочку здесь еще хотя бы месяца на два.

– Да, чтобы встретиться с Осборном! Роджер тоже приедет.

Помрачневший взгляд открыл миссис Хемли мысли мужа, но она попыталась возразить:

– О, дорогой, Молли не принадлежит к тому типу девушек, который способен привлечь молодых людей их возраста. Нам с тобой она нравится, однако юношам двадцати одного и двадцати трех лет нужно вовсе не это.

– А что им нужно? – прорычал сквайр.

– Они обращают внимание на модные платья, утонченные манеры. В своем возрасте они не в состоянии оценить прелесть Молли: их понятие о красоте подразумевает яркость.

– Полагаю, все это очень-очень умно, но ничего не понимаю. Знаю только, что очень опасно проживать парням двадцати одного и двадцати трех лет под одной крышей сельского дома с семнадцатилетней девушкой, и неважно, какие у нее платья, волосы или глаза. Особенно подчеркиваю, что не желаю, чтобы кто-то из моих сыновей или, не дай бог, оба в нее влюбились. Так что твоя идея чрезвычайно меня раздражает.

Миссис Хемли заметно побледнела и погрустнела.

– Может, устроить так, чтобы они не приезжали, пока она здесь? Остались бы в Кембридже, с кем-нибудь позанимались или на месяц-другой отправились за границу?

– Нет. Ты ведь их так ждешь! Видел, как отмечаешь дни в календаре, неделю за неделей. Лучше поговорю с Гибсоном, объясню причину и попрошу забрать дочь…

– Мой дорогой Роджер! Умоляю тебя так не поступать! Это будет крайне неблагородно и превратит в лицемерие все мои вчерашние слова. Ради меня, не заговаривай об этом с мистером Гибсоном!

– Ну-ну, не переживай! – поспешил успокоить жену сквайр, испугавшись возможной истерики. – Когда Осборн приедет, поговорю с ним и все объясню.

– А Роджер настолько погружен в свои науки, что, пожалуй, и саму Венеру не заметит, тем более что ни чувствительностью, ни воображением Осборна он не обладает.

– О, с молодыми людьми ничего нельзя загадывать! И все же с Роджером проще: он прекрасно знает, что не сможет жениться до тех пор, пока не добьется определенной финансовой стабильности.

В тот день сквайр старался избегать встреч с Молли, поскольку едва ли не чувствовал себя предателем, однако она не замечала его смущение и сдержанность и держалась по-прежнему просто и легко. В результате уже к следующему утру от его дурного настроения не осталось и следа, прежняя дружба была восстановлена. За завтраком сквайр передал жене письмо, та прочитала его и вернула с единственным комментарием:

– Как повезло!

– Да, очень!

Молли не связала эти восклицания с новостью, которую миссис Хемли сообщила днем: оказывается, Осборн получил приглашение от товарища погостить в поместье неподалеку от Кембриджа, а затем вместе отправиться в путешествие на континент. Следовательно, домой вместе с братом Роджером он не приедет.

– Ах, господи, как жаль! – сочувственно воскликнула Молли, и прозвучало это настолько искренне, что миссис Хемли порадовалась отсутствию мужа. – Вы так ждали его приезда! Боюсь, известие глубоко вас разочаровало.

Миссис Хемли с облегчением улыбнулась.

– Да, конечно, не без этого, но ведь надо думать не только о себе. Осборн с его-то поэтическим умом наверняка напишет нам из путешествия немало замечательных писем. Сегодня, кстати, у него экзамен, но мы не сомневаемся в успехе: сын наверняка окажется среди первых. Вот только жаль, что еще долго не увижу моего дорогого мальчика. Что же: все к лучшему.

Эти слова своей нелогичностью слегка озадачили Молли, но она вскоре выбросила их из головы, хотя тоже испытала легкое разочарование, узнав, что не увидит этого молодого гения – радость и надежду матушки. Время от времени в девичьих фантазиях возникал вопрос, каким он окажется: как прелестный мальчик с картины в гостиной миссис Хемли изменился за десять прошедших лет. Будет ли читать стихи вслух, и какие стихи – собственные или чужие? Впрочем, в бесконечной суете дня она совершенно забыла о своем разочаровании, а вспомнила новость лишь на следующее утро, да и то как нечто просто не столь приятное, как ожидала, но вовсе не как повод для сожаления. Дни ее пребывания в Хемли были наполнены мелкими обязанностями, которые выполняла бы дочь хозяев, если бы таковая существовала. По утрам Молли подавала сквайру завтрак и с радостью относила бы поднос в спальню мадам, если бы эта привилегия не принадлежала мистеру Хемли и ревниво им не охранялась. Кроме того, она читала вслух напечатанные мелким шрифтом газетные заметки: местные новости, известия денежной и зерновой биржи, – потом они вместе гуляли по саду, и она собирала цветы, чтобы украсить гостиную к выходу госпожи. Молли сопровождала также миссис Хемли в поездках в закрытом экипаже; вместе они читали стихи и сентиментальную литературу в гостиной на втором этаже. За прошедшие недели девушка научилась мастерски играть в криббидж и при должном старании даже иногда обыгрывала сквайра.

Помимо всего этого существовали и личные занятия. Выполняя данное мисс Эйр обещание, Молли по часу в день упражнялась на стоявшем в большой гостиной старом рояле. Освоив путь в библиотеку, девушка научилась самостоятельно открывать тяжелые ставни, если горничная забывала, залезала на лестницу и подолгу сидела на ступеньке, погрузившись в какой-нибудь старинный английский роман. Летние дни казались счастливой семнадцатилетней девушке невероятно короткими.

Глава 8
Опасность приближается

В четверг мирное течение сельской жизни было нарушено известием о приезде Роджера. Уже два-три дня миссис Хемли пребывала не в лучшем состоянии здоровья и не в лучшем настроении, да и сам сквайр казался раздраженным без видимой причины. Гостеприимные хозяева решили не сообщать гостье, что Осборн очень плохо сдал экзамен по математике, так что Молли знала лишь то, что видела: господа явно не в духе, – и надеялась, что приезд младшего сына улучшит их настроение, поскольку сама она ничем помочь не могла.

В четверг горничная извинилась за то, что не успела прибраться в ее спальне: пришлось готовить комнаты для мистера Роджера.

– Они, конечно, и без того были содержались в идеальном порядке, однако накануне приезда сыновей хозяйка всегда требует дополнительной уборки. А если бы ожидался приезд мистера Осборна, пришлось бы до блеска начищать весь дом. Он ведь старший сын, наследник.

Столь простодушное признание наследственных прав позабавило Молли, однако она и сама уже начала думать, что подобные усилия вполне оправданы. В глазах отца Осборн – представитель древнего рода Хемли из Хемли, будущий хозяин поместья, принадлежавшего семье уже в течение тысячи лет. Мать видела в нем родственную душу; к тому же старший сын походил на нее внешне и носил имя, повторявшее ее девичью фамилию. Своей верой в сына миссис Хемли увлекла и Молли, так что, несмотря на легкое отношение к словам горничной, юная гостья в полной мере выразила бы феодальную преданность молодому наследнику – если бы тот приехал.

После ленча госпожа отправилась отдыхать в ожидании Роджера, а Молли осталась в своей комнате, полагая, что не стоит показываться до обеда, предоставив хозяевам возможность встретить сына без посторонних глаз. С собой она взяла тетрадь стихов Осборна Хемли: мадам не раз читала ей некоторые из них, и Молли попросила позволения переписать те, что больше всего понравились. День выдался знойный, и девушка устроилась с тетрадкой у открытого окна, то и дело окидывая взглядом дрожащие в неподвижном воздухе сад и лес. Дом, окутанный тишиной, напоминал заколдованный замок, где самым громким звуком было жужжание больших синих мух на лестничном окне, а снаружи доносилось лишь гудение пчел на цветочных клумбах под окном. С далеких лугов, где убирали сено, вместе с его запахом, непохожим на ароматы роз и жимолости, доносились веселые голоса работников, заставлявшие лишь глубже чувствовать тишину. Пальцы онемели от непривычно долгого письма, и Молли, отложив перо, лениво попыталась выучить несколько строк наизусть.

Я спросил у ветра,
Но не было ответа.
Лишь печально очень
Что-то простонала роща.

Механически повторяя строки, она постепенно утратила понимание их смысла. Неожиданно раздался скрип открывшихся и закрывшихся ворот, шелест колес по сухому гравию, стук лошадиных копыт по дорожке, и через мгновение весь дом – холл, коридоры, лестница – наполнился звучным, энергичным голосом. Пол в холле был выложен ромбами черного и белого мрамора, а широкая пологая лестница, окружавшая пространство так, что можно было посмотреть вниз со второго этажа, оставалась не покрытой ковром (сквайр слишком гордился великолепными дубовыми ступенями, чтобы без необходимости их прятать, не говоря уже о вечной нехватке свободных денег на тщеславное украшение дома), так что каждый звук раздавался гулко и звонко. Через распахнутые окна было хорошо слышно радостное восклицание сквайра:

– Ну, вот и ты, сын!

Что-то негромко, мягко проговорила мадам, а потом прогремел громкий, зычный, странный голос, наверняка принадлежавший Роджеру. Захлопали двери, и теперь разговор доносился лишь урывками. Молли начала заново:

Я спросил у ветра,
Но не было ответа…

Ей удалось выучить стихотворение почти до конца, когда в соседнюю комнату поспешно вошла миссис Хемли и разразилась неудержимыми, почти истерическими рыданиями. Молли была еще слишком молода, чтобы обладать сложными мотивами, мешавшими немедленно выйти и постараться помочь, поэтому уже через мгновение стояла на коленях перед миссис Хемли, сжимала и целовала ее ладони и бормотала нежные слова сочувствия к неведомому горю, которые принесли заметное облегчение. Миссис Хемли немного успокоилась и даже печально улыбнулась сквозь слезы, а потом наконец проговорила:

– Это Осборн. Роджер нам все рассказал.

– Что с ним случилось? – встревожилась Молли.

– Я узнала еще в понедельник: пришло письмо, в котором бедняга сообщил, что не сумел сдать экзамен так хорошо, как мы надеялись, как надеялся он сам, и оказался среди самых слабых студентов. Мистер Хемли никогда не учился в колледже, учебных терминов совсем не понимает, и когда на его вопросы Роджер попытался объяснить причину неудачи брата, ужасно рассердился, услышав университетский жаргон. Он почему-то решил, что бедный Осборн слишком легко относится к своему провалу, сказал об этом Роджеру, и тот…

Рыдания возобновились с новой силой, а Молли не удержалась от комментария: