Впоследствии мистер Гибсон не раз вспоминал совет, однако в данном случае для начала следовало подумать, кто эта самая «разумная симпатичная особа лет тридцати или около того». Точно не мисс Браунинг, не мисс Фиби, не мисс Гуденаф. А сельские пациенты делились на два противоположных класса: с одной стороны, крестьяне, чьи дети не отличались ни воспитанием, ни образованием, а с другой – сквайры, чьи дочери считали, что мир перевернется, если одна из них выйдет замуж за местного доктора.

И так случилось, что в тот самый день, когда приехал по вызову леди Камнор, мистер Гибсон вдруг подумал, что, возможно, миссис Киркпатрик и есть та самая особа. Обратно он ехал, ослабив поводья и размышляя больше о том, что о ней известно, чем о состоянии пациентки или дороге. Он помнил ее еще как очаровательную мисс Клэр – ту самую гувернантку, которая когда-то давным-давно, еще при жизни его жены, заболела скарлатиной. Думая о прошедших годах, доктор не понимал, как ей удалось сохранить молодость. Потом стало известно о браке с викарием, а вслед за этим (он не помнил, сколько времени прошло) о его смерти. Кроме того, до него как-то доходили сведения, что, оставшись вдовой, миссис Киркпатрик служила гувернанткой в разных семьях, однако всегда пользовалась симпатией у обитателей Тауэрс-парка, которых он уважал независимо от их положения. Пару лет назад прошел слух, что она поступила на работу в школу Эшкомба – маленького городка в том же графстве, неподалеку от другого поместья лорда Камнора. Владение в Эшкомбе превосходило Холлингфорд по размерам, однако господский дом там не мог сравниться с Тауэрс-парком. Управлял поместьем – точно так же, как мистер Шипшенкс Тауэрс-парком, – агент мистер Престон. На случай редких приездов семьи в особняке содержались в особом порядке несколько лучших комнат, а остальной его частью мистер Престон – красивый молодой холостяк – распоряжался по собственному усмотрению. Мистер Гибсон знал, что у миссис Киркпатрик росла дочь, ровесница Молли. Конечно, о значительном – если вообще каком-то – благосостоянии Клэр говорить не приходилось, однако сам он жил очень аккуратно, выгодно инвестировав несколько тысяч фунтов, а помимо этого получал хороший профессиональный доход, который с каждым годом заметно возрастал. В этой точке рассуждения доктор прибыл к очередному пациенту и на время оставил мысли о браке и миссис Киркпатрик, но позже с удовольствием вспомнил, что лет пять-шесть назад случилось, что Молли ненароком задержалась в Тауэрс-парке, и миссис Киркпатрик отнеслась к его девочке с особым участием. На этом аналитические размышления доктора остановились.

Леди Камнор нездоровилось, но чувствовала она себя не так плохо, как в те дни, когда близкие боялись послать за доктором. Графиня с огромным облегчением приняла рекомендации мистера Гибсона в отношении питания и образа жизни. Подобные советы ab extra ^[17] порой доставляют радость тем, кто привык все решать не только за себя, но и за всех вокруг; случается, что полученное освобождение от ответственности благотворно действует на здоровье. В глубине души миссис Киркпатрик считала, что леди Камнор еще никогда не отличалась подобной сговорчивостью, и вместе с Бредли не переставала превозносить врачебное искусство мистера Гибсона, так благотворно действовавшее на миледи.

Лорд Камнор регулярно получал отчеты о жизни в поместье, однако и ему самому, и дочерям строго-настрого запрещалось приезжать. Пребывать в состоянии физической и умственной слабости, лени и нерешительности графиня предпочитала вдали от семьи. Нынешнее положение настолько отличалось от обычного, что подсознательно она боялась потерять престиж в глазах близких. Порой она сама писала ежедневные сообщения, порой поручала дело Клэр, однако в таких случаях непременно просматривала письма, а ответы на них неизменно читала сама, но все же иногда делилась содержанием с миссис Киркпатрик. И только письма милорда мог читать кто угодно, поскольку набросанные размашистым почерком строки любви и нежности не содержали никаких семейных секретов. Но однажды миссис Киркпатрик в письме графа, которое читала графине вслух, наткнулась на предложение, которое хотела было упустить, оставив для самостоятельного рассмотрения, однако миледи проявила свойственную ей проницательность. По ее мнению, Клэр была неплохой компаньонкой, хотя и не отличалась умом. Правда же заключалась в том, что она не всегда умела быстро находить выход из положения и принимать решения.

– Ну что же вы остановились? Читайте. Надеюсь, там нет дурных новостей об Агнес? Впрочем, дайте-ка письмо.

Леди Камнор негромко прочитала:

– «Как продвигаются отношения Клэр и Гибсона? Ты пренебрегла моим советом помочь этому роману, но, полагаю, сейчас, когда сидишь в одиночестве, немного сводничества тебя бы развлекло. Не представляю брака более удачного».

Леди Камнор воскликнула:

– Вам было неловко видеть эти строки, Клэр? Неудивительно, что вы внезапно остановились, так меня перепугав.

– Лорд Камнор, оказывается, любит пошутить, – пролепетала смущенная миссис Киркпатрик, вполне, впрочем, согласившись с заключением: «Не представляю брака более удачного».

Очень хотелось узнать, что думает по этому поводу графиня, потому что ее супруг, похоже, был уверен, что шанс действительно существует. Идея не показалась неприятной, и, глядя на задремавшую графиню, Клэр улыбнулась собственным мыслям.

Глава 10
Кризис

Миссис Киркпатрик читала вслух до тех пор, пока леди Камнор не уснула, и сейчас книга осталась лежать на коленях, угрожая сползти на пол. Клэр смотрела в окно, но не видела ни деревьев в парке, ни холмов, а думала о том, как хорошо было бы опять иметь мужа и ни о чем больше не беспокоиться, элегантно сидя в собственной гостиной. В ее воображении некий кормилец быстро приобретал черты сельского доктора, когда послышался легкий стук в дверь и, едва ли не прежде, чем она успела встать, объект размышлений появился собственной персоной. Миссис Киркпатрик почувствовала, что краснеет, но не огорчилась, а, сделав шаг ему навстречу, кивком указала на спящую госпожу.

– Очень хорошо, – окинув пациентку профессиональным взглядом, тихо отозвался доктор. – Можно пару минут поговорить с вами в библиотеке?

«Собирается сделать предложение?» – с внезапным трепетом спросила себя Клэр и поняла, что готова принять человека, о котором еще час назад думала всего лишь как о представителе класса неженатых мужчин, для которых брак оставался возможным.

Однако она очень быстро обнаружила, что мистер Гибсон намеревался всего лишь задать несколько чисто медицинских вопросов, и сочла разговор неинтересным для себя, хотя, возможно, познавательным для него. Миссис Киркпатрик не подозревала, что, пока она говорила, доктор принял решение сделать ей предложение. На вопросы она отвечала многословно, однако он давно научился отделять зерна от плевел. Голос ее звучал так мягко, а манера речи радовала слух после того грубого, небрежного произношения, которое звучало вокруг. К тому же приглушенные цвета ее туалета и медленные плавные движения действовали на него так же благотворно, как на некоторых – мурлыканье кошки. Мистер Гибсон вдруг понял, что если еще вчера смотрел на эту женщину исключительно как на кандидатуру в мачехи для Молли, то сегодня увидел в ней жену. Для Клэр же желанным стимулом послужило письмо лорда Камнора: ей захотелось привлечь внимание доктора, и, кажется, удалось. И все же некоторое время беседа касалась исключительно состояния здоровья графини, а потом пошел дождь. Обычно мистер Гибсон не обращал внимания на капризы природы, но сейчас, когда появился повод задержаться, заметил:

– Погода совсем испортилась.

– Да, совершенно. Дочка написала, что на прошлой неделе два дня из порта Булони не могли выйти корабли.

– Значит, мисс Киркпатрик сейчас в Булони?

– Да, девочка учится там в школе: пытается усовершенствовать свой французский. Но, мистер Гибсон, не называйте ее «мисс Киркпатрик». Синтия вспоминает вас с такой… любовью. Четыре года назад она заболела здесь корью, и вы ее вылечили. Прошу, зовите мою дочь просто по имени: официальное обращение чрезвычайно ее смутит.

– Синтия… какое необычное имя, похоже на название цветка: цинния – и годится скорее для поэзии, чем для обыденной жизни.

– Это в мою честь, – с некоторой обидой возразила миссис Киркпатрик. Так захотел ее бедный отец. Мое первое имя тоже сходно с названием цветка – Лили. Сожалею, что вам не нравится.

Мистер Гибсон не знал, что сказать, поскольку еще не был готов беседовать на столь личные темы. Пока он сомневался, она продолжала:

– Когда-то я так гордилась своим красивым именем, да и другим оно тоже нравилось.

– Не сомневаюсь, – начал мистер Гибсон, но тут же умолк.

– Возможно, я напрасно уступила желанию мужа дать дочери столь романтичное имя, если у кого-то оно вызывает предубеждение. Бедное дитя! У нее и без того жизнь не сахар. Да и у меня… Растить дочь – огромная ответственность, мистер Гибсон, особенно в одиночку.

– Вы совершенно правы, – подтвердил доктор, вспомнив о Молли. – И все же девочка, которой посчастливилось иметь мать, не так остро чувствует одиночество, как та, которая осталась с отцом.

– Вы, конечно, имеете в виду собственную дочь. Простите, я неосторожно выразилась. Милое дитя! Как хорошо я помню это симпатичное личико, когда она спала на моей кровати! Должно быть, сейчас уже совсем взрослая! Они с моей Синтией примерно одного возраста. Как бы хотелось ее увидеть!

– Надеюсь, увидите. Хочу, чтобы увидели и полюбили мою бедную маленькую Молли как родную. – Доктор проглотил что-то внезапно возникшее в горле и мешавшее дышать.

«Неужели сейчас сделает предложение?» – с трепетом подумала миссис Киркпатрик, прежде чем он снова заговорил.

– Сможете ли полюбить ее как свою дочь? Постараетесь ли? Позволите ли мне представить вас ей как будущую мать и мою жену?

Все! Он это сделал: будь то умно или глупо, а сделал, – однако едва ли не через мгновение после того, как слова прозвучали и обрели собственную жизнь, возник вопрос, правильно ли поступил.

Она закрыла лицо ладонями и воскликнула:

– О, мистер Гибсон!

А потом, удивив не только его, но и в огромной степени себя, разразилась истерическими рыданиями: какое это облегчение – осознать, что больше не надо зарабатывать на жизнь тяжким трудом!

– Моя дорогая… дражайшая… – пробормотал мистер Гибсон, пытаясь утешить ее словами и лаской, но не знал, каким из двух имен назвать.

Немного успокоившись и догадавшись о его затруднении, она подсказала:

– Зовите меня Лили – терпеть не могу это ужасное имя Клэр. Напоминает о тех временах, когда я работала гувернанткой, но, слава богу, это уже в прошлом.

– Да. Но, несомненно, воспитанницы никого так не любили и не ценили, как вас, по крайней мере в этой семье.

– Да, они очень добры, но все-таки приходится всегда помнить о своем положении.

– Необходимо сообщить эту новость леди Камнор, – сказал доктор, думая больше о множестве появившихся обязанностей, вызванных только что сделанным шагом, чем о словах будущей жены.

– Вы сами ей скажете, правда? – проговорила миссис Киркпатрик, умоляюще глядя в лицо доктору. – Когда ей сообщает новости кто-то другой, проще понять, как она к ним относится.

– Конечно! Сделаю так, как вы пожелаете. Может быть, пойдем посмотрим, проснулась ли?

– Нет! Пожалуй, не стоит! Надо ее подготовить. Приезжайте завтра, хорошо? Тогда и скажете.

– Да, так будет лучше. Сначала сообщу Молли. Она имеет право узнать первой. Надеюсь, вы с ней искренне друг друга полюбите.

– Ах да! Уверена! Значит, завтра, а я пока подготовлю леди Камнор.

– Не вижу необходимости, но вам, дорогая, виднее. Когда сможете встретиться с Молли?

В эту минуту вошла служанка, и разговор прервался.