– Я понял, – небрежно ответил миллионер и соскочил на пол. Приблизился, протянул мускулистую руку: крупный, разящий по́том самец, излучающий неприятное, избыточное здоровье. – Я понял, – повторил он. – Извини. Я забыл, что в наше время существуют серьезные журналы. Вчера ко мне приходил один дурак, тоже из какого-то журнала. Спрашивал, сколько оргазмов я имею в неделю и кто делает мне маникюр…

– Ваши оргазмы, – вежливо ответил Савелий, – наш журнал не интересуют.

– Ага, – кивнул миллионер. – А чьи оргазмы интересуют ваш журнал?

– Лично меня интересуют только мои собственные оргазмы.

Глыбов расхохотался, продемонстрировав великолепные зубы, покрытые ярко-красным лаком.

– Ладно. Выпить хочешь? Пожрать? Чаю, кофе, сигару, кальян? Будь как дома.

– Если можно, воды.

– Воды? – Миллионер жестом отпустил камердинера. – Много пьешь? Это правильно. Пойдем, я сам тебе налью.

Прошли в глубину зала, к огромным креслам, к стойке с напитками. Глыбов всмотрелся в лицо Савелия и вдруг спросил:

– Ты ходишь в мои солярии?

– Нет.

– Почему?

– В моем кругу, – сухо объяснил Савелий, – принято считать, что ваши солярии предназначены для бледных.

– А ты, значит, не бледный, – ухмыльнулся Глыбов.

– Бог миловал.

– Молодец. Присядь.

Журналист кивнул. Черт бы побрал этих нуворишей. Хоть бы халат накинул.

– Господин Глыбов, – начал он. – Мы пишем о людях, добившихся… э-э… успеха. Журнал называется «Самый-Самый». Понятно, что сегодня, в первые годы XXII века, когда средняя продолжительность жизни составляет девяносто семь лет, само понятие успеха выглядит анахронизмом. За семьдесят лет активной жизни каждый из нас имеет возможность успеть везде и всюду. Лично я, например, чемпион Москвы по трехмерному бильярду и кандидат философских наук. В обществе, где никто никому ничего не должен, успех гарантирован каждому…

– Понятно, – перебил миллионер и наконец завернулся в халат. – То есть я в мои сорок – зеленый пацан, и при этом – хозяин большого дела. Такова тема интервью.

– Угадали.

– С чего начнем?

– С биографии.

Глыбов сел, мощными глотками осушил свой стакан и вздохнул.

– Биография моя скучная. Ничего особенного. Родился на окраине. Среди бледных. На девятом этаже. У нас в Балашихе трава растет густо. Сплошной полумрак. Я годами не видел солнца. Первый солярий – дешевую китайскую кабину – купил в восемнадцать. Сейчас у меня двадцать тысяч кабин. Любой, даже самый бледный человек может позагорать в моей кабине, потому что это дешево…

– Я знаю, – небрежно произнес Савелий. – Читал рекламные проспекты. А почему восемнадцатилетний Петр Глыбов решил посвятить жизнь именно соляриям?

Миллионер пожал плечами:

– Покойный отец часто рассказывал про старые времена. Когда каждый имел бесплатно столько солнечного света, сколько захочет. Я слушал его и думал: почему раньше было так, а сейчас иначе? В школе меня учили, что настоящее всегда лучше прошлого. Прошлое – это дикость, голод и беззаконие. Но я смотрел за окно и видел, что все не так. У моей страны солнечное прошлое и серое настоящее. Мне говорили, что прогресс – это хорошо. А я не понимал, что это за прогресс такой, если сегодня я вынужден платить за то, что вчера доставалось даром? Я догадался, что цивилизация устроена по простому принципу: никто никогда ничего не может получать бесплатно. В этой системе лучше быть тем, кому платят, чем тем, кто платит. Недостаток солнечного света приводит к дефициту в организме витамина D. Мне платят за этот витамин. Вот и все.

– Что же, – Савелий кивнул, – коротко и ясно. А продавать свои услуги бледным гражданам – ваш принцип?

– Мой принцип – давать людям то, в чем они нуждаются.

Савелий вдруг понял, что сидящий перед ним молодой, атлетически сложенный, дочерна загорелый человек очень некрасив. А был, вероятно, даже уродлив – до тех пор, пока пластический хирург не переделал ему нос и губы.

«Ага, – подумал опытный журналист Герц, – тут мы имеем скрытый комплекс. Перед нами сублимант. Отсюда страсть к богатству, мускулы и прочее. Бесплатно, видать, ему девчонки не давали. А умные фразы насчет прогресса подобраны и выучены задним числом».

– Вы, – продолжил разговор Савелий, – очень популярны среди бледных слоев населения.

Миллионер отмахнулся:

– Мне наплевать. Я не искал популярности. Все, чего я хотел, – это переехать с двенадцатого этажа на девяностый. Чтоб наслаждаться солнцем.

Журналист помедлил. Дальше предполагался блок основных вопросов. За некоторые из них можно и в морду получить. Вон какие у этого малого кулачищи…

– Ходят слухи, – начал он, – что ваша империя – гигантская финансовая пирамида. Что вы вынуждены непрерывно расширяться, ставить новые и новые кабины. Говорят, что вы в долгах и ваши прибыли не покрывают издержек…

– Я никому ничего не должен, – спокойно ответил Глыбов.

Савелий проделал амортизирующий жест.

– Разумеется. Никто никому ничего не должен. Но я слышал, что вам помогают, как говорится, по дружбе…

– Эти слухи распускают завистники, – небрежно отмахнулся Продавец Солнца. – Вообще-то, любезный, мне полагается оскорбиться. Если вы опубликуете предыдущую реплику, я немедленно подам на ваш журнал в суд. Что значит «по дружбе»? Дружба – удел гангстеров и бледных.

«Можно дать как заголовок», – тут же прикинул Савелий.

– Даже дети знают, – продолжал Глыбов, – что кредиты запрещены – таков залог устойчивости национальной экономики. Официально заявляю: вся моя финансовая отчетность прозрачна и опубликована. Иначе, кстати, я бы не стал генеральным спонсором проекта «Соседи».

– А правда, что все спонсоры проекта «Соседи» сами обязаны войти в проект?

– Правда.

– То есть вы, Петр Глыбов, – участник проекта?

– Угадали.

– И здесь, – Савелий осмотрелся, – везде объективы? За нашей беседой наблюдают?

Миллионер кивнул и хмыкнул:

– У меня тут сто пятьдесят камер. Но вы не волнуйтесь. Обычные разговоры не интересуют «Соседей». Подумаешь, журналист пришел поговорить с бизнесменом. Вот если бы мы с вами поговорили, потом напились, потом подрались, а потом помирились, а в знак примирения вызвали баб, напились с бабами и повторно подрались, уже из-за баб, – тогда могли бы попасть в топ-сто. А если бы, допустим, бабы тоже подрались, из-за нас, и стали душить друг дружку колготками – тогда нам обеспечено местечко в топ-пятьдесят…

– Забавно, – задумчиво произнес Савелий. – Обычно люди с вашим уровнем жизни не любят «Соседей».

– Я тоже не люблю. Но чего не сделаешь в интересах дела! – Продавец Солнца захохотал, осушил еще один стакан воды марки «дабл-премиум» и вдруг застеснялся. – Между прочим, – он понизил голос, – по условиям контракта я обязан не только участвовать в проекте, но и рекламировать его.

– Исключено, – быстро ответил Савелий. – Повторяю, у нас серьезный журнал. Я не могу допустить, чтобы текст содержал элементы рекламы.

– Тогда, – весело произнес миллионер, – мы закончим интервью прямо сейчас.

Савелий вздохнул:

– Черт с вами. Рекламируйте.

– Это быстро, – великодушно сообщил Глыбов. – В проекте «Соседи» новая акция. Только в этом месяце. Любого желающего могут подключить в одностороннем режиме. В вашем доме не поставят камер, но вы сможете наблюдать за теми, у кого они есть. Вас не видят – зато вы видите всех… Плюс архив: топ-тысяча за прошлый год. Вы смотрите самое интересное. Чужие спальни. Женские раздевалки. Тюрьмы…

– Тюрьмы тоже подключены?

– У тюрем огромные рейтинги. В прошлом году арестанты центральной тюрьмы опустили известного убийцу и насильника Дронова. Трансляция вошла в топ-десять. Кстати, злодея поймали исключительно благодаря «Соседям». И еще одно: моя компания бесплатно установила в центральной тюрьме двадцать пять соляриев.

– Замечательно, – отреагировал Савелий. – Но хватит о «Соседях». Вернемся к вашей персоне. Правда ли, что вы ненавидите травоедов?

– Правда, – твердо ответил Глыбов. – Поедать траву – удел животных.

«Это тоже вариант заголовка», – решил журналист.

– Вы согласны с тем, что власти не способны бороться с травоедением?

Миллионер отмахнулся:

– Я не намерен критиковать власти. Я лояльный гражданин. Власти ничего никому не должны. Критика властей неизбежно ведет к разрушению персонального психологического комфорта…

Савелий вспомнил, что хотел подпустить в интервью тонкую издевку, и перебил:

– Простите, но это банально. Звучит как цитата из школьного учебника. Вы не любите травоядных, но каждый день видите, как мякоть стебля продается на каждом углу. Как вы с этим миритесь?

Глыбов посерьезнел. Его простое лицо не имело возраста, это мешало Герцу адекватно воспринимать собеседника. Издержки омолаживающих технологий, ничего не поделаешь.

– А кто вам сказал, – произнес миллионер, – что я с этим мирюсь? Я финансирую работы по изучению феномена стеблероста. У меня своя лаборатория.

– И есть успехи?

– Есть.

– Расскажите.

– Не имею права. Результаты засекречены в соответствии с законом. Могу сказать только то, что знают все. Трава выросла в течение двух суток. Логично допустить, что она засохнет так же быстро, – это первое. Второе: надо найти центр грибницы. Выяснить, что представлял собой зародыш. Семя. Зерно. Сейчас мы расшифровываем геном травы, потом попытаемся клонировать зародыш – в нем разгадка. Понимаете?

Савелий кивнул, наблюдая, как лицо его собеседника меняется. Напряжение в уголках губ слабеет, глаза загораются интересом.

– Однажды, – тоном ниже продолжил миллионер, – мы убьем ее. Люди проснутся и увидят, что ее больше нет.

– Но тогда ваши солярии никому не понадобятся.

– Да, – почти нежно выговорил Глыбов. – И я закрою свой бизнес.

– Но чем вы тогда займетесь?

– Черт его знает. Какая разница?

– Вы потратили на свой бизнес двадцать лет, а сейчас…

– Слушай, друг, – грубо перебил Глыбов, – ты говоришь, что я самый-самый. Весь из себя успешный и все такое. Я купил свою первую кабину в восемнадцать лет. В двадцать у меня было пять кабин. В тридцать – полторы тысячи кабин. Ты сказал, что ты чемпион и кандидат наук – а я не видел в своей жизни ничего, кроме кабин. Утром просыпался и думал: вот, у меня сто сорок две кабины и мне нужна сто сорок третья. Двадцать лет мне снятся только кабины. Стандартные кабины. Кабины для инвалидов. Детские кабины. Модель «Солнышко»… Если завтра мои кабины перестанут приносить прибыль – первое, что я сделаю, это лягу спать и просплю месяц. И только потом, когда высплюсь, подумаю, чем заняться.

– И все-таки – чем же?

Миллионер закинул руки за голову.

– Наверное, уеду. На периферию.

– Ого, – с уважением пробормотал Савелий. – Вы бывали на периферии?

– Я везде бывал. Даже на Луне. А на периферии – тем более. Арендуешь три-четыре танка, берешь охрану – и поехал. А лучше – на вертолете…

– И как впечатления?

Продавец Солнца встал, сунул руки в карманы халата и посмотрел на Савелия как на старого врага. Теперь он не выглядел самодовольным толстосумом, но и мечтательность исчезла. Савелий почувствовал угрозу личному психологическому комфорту.

– Если ты, – Глыбов ткнул в журналиста пальцем, – хороший журналист – а судя по вопросам, так оно и есть, – то прекрасно знаешь, что такое периферия. Ты спрашиваешь меня, Петра Глыбова, каковы мои впечатления от периферии? Ты бы еще спросил, каковы мои впечатления от могилы моего папы. Какие, черт возьми, могут быть впечатления?! Я видел огромные пустые пространства. Заброшенные города. Бескрайние поля, заросшие бурьяном. Там есть все. Банды дикарей. Медведи-людоеды. Язычники, которые молятся автоматному патрону, козьему вымени или, например, Великому Резиновому Противогазу…