Но речь мальчика была прервана распоряжением идти в душ. Вода лилась ледяная, однако для грязных и измученных друзей это было почти неважно. После процедур детей вывели в другой зал, где откуда-то сверху бросали одежду. Мари подпрыгнула и в полете поймала летящий комок. Расправив его, девочка поняла, что держит в руках тюремную робу. Полосатую твердую рубашку с длинным номером из цифр на груди. Эти же цифры ей потом вытатуировали на руке. Было больно не столько от процесса, сколько от осознания того, что безобидные шутки прошлого начинают претворяться в реальность, причем невероятно жестоко. Это – тюрьма, и они все, мужчины, женщины, дети – ее пленники. Они добровольно приехали сюда за новой, прекрасной жизнью, но получили только черно-белую, будто смирительную рубаху и огромные штаны, нещадно царапающие кожу. Рухнул мир, развеялись мечты. Детям пришили к спине и груди желтые шестиконечные звезды и надели на руки белые повязки с таким же символом. Всех поголовно маркировали и штамповали этим странным знаком, словно диких животных. Затем подвели к стене и стали фотографировать, в фас и в профиль. Многие ребята плакали от испуга, а военные прикрикивали на них и отвешивали подзатыльники. Когда детей наконец повели обратно к баракам, Мари не сдержалась и тихо заплакала. Уткнувшись в неизменное плечо Иссура, она повторяла одну и ту же фразу вновь и вновь:

– Почему с нами так обращаются, что мы сделали?

Их перевели в новый, деревянный барак, который оказался трехъярусным. Иссур первым вскарабкался на одну из верхних коек и подал руку подруге.

– Ты… не будешь против… спать со мной? Или тебя лучше устроить с какой-нибудь девочкой? – смущенно заламывая руки, вдруг поинтересовался мальчик. Мари закусила губу в раздумье и глянула вниз. Дети яростно расталкивали друг друга, чуть ли не дрались за удобные места. Еще никогда она не видела настолько злых, налитых кровью лиц.

– Не буду. Сам видишь, что сейчас происходит. Мне будет страшно спать с кем-то, кроме тебя.

Почему-то Мари показалось, что друг довольно ухмыльнулся.

В барак зашел военный. Возня тут же прекратилась.

– Те, кому есть четырнадцать, марш за мной на работу!

Иссур и Мари мгновенно спрыгнули с нар. К ним присоединились пара рослых парнишек и миниатюрная девчушка, глядящая на всех исподлобья. Ей по какой-то причине не отстригли волосы, и длинная челка наполовину закрывала круглое лицо.

– М-да, немного вас, однако, – удивленно пробормотал мужчина. Он обвел взглядом всех детей, подольше задержав его на «девочке с волосами». Мари показалось, что в его серых и колких как стекло глазах отразилась жалость. С чего бы это? Разве не их, бритых наголо несчастных, надо жалеть? Ей, наоборот, повезло.

Детей привели на огромную строительную площадку, где повсюду лежали груды кирпичей и валялись ржавые тележки.

– Значит так, будете складывать камни в тачки и возить вот к тому фундаменту. Если понадобится, поможете и в самом строительстве. Все ясно?

– Дядя… Ой! Господин офицер! А что здесь будут строить? – спросил вдруг один из парней. Военный взглянул на него с раздражением.

– Не вашего ума дело. Работайте больше руками, а не языком.

С этими словами он ушел, скрывшись за бараками. Делать нечего – Иссур и Мари взяли себе по тележке и принялись нагружать их кирпичами. Они оказалась весьма тяжелыми, но дети активно помогали друг другу, и вскоре у них стало весьма неплохо получаться. Партию за партией, они отвозили кирпичи к строящемуся фундаменту и возвращались обратно. У парней дела тоже шли славно. А вот у «девочки с волосами» возникли проблемы. Она возила тележку сама, без помощников, от чего быстро устала и уже на третьем заходе споткнулась и подвернула ногу. Мари тут же бросила свои дела, подбежала к девчушке и помогла подняться.

– Давай я пока буду возить кирпичи за тебя? А ты отдохни.

Девочка отбросила грязную челку назад и исподлобья взглянула на Мари.

– Ну? Ты согласна?

Девочка кивнула и постучала пальцем по сухим губам.

– Ты немая?

Еще один кивок.

Мари взяла чужую тележку за ручки и повезла к фундаменту. Возвращаясь обратно, она заметила на себе благодарный взгляд темных глаз.

Солнце медленно катилось к горизонту, а дети на строительной площадке продолжали работать. Они уже перестали считать заходы. У всех болели ноги, а на руках кровоточили мозоли. Иссур выгрузил из своей тачки последний кирпич и медленно сполз на землю от изнеможения.

– Мама… Мама, где же ты?

Вдруг прозвучал громкий свисток. Мальчик увидел, как мужчины, работающие на фундаменте, поднялись и побрели туда, откуда исходил шум. Иссур тоже встал, отыскал глазами Мари и крикнул:

– Наверное, это к нам тоже относится!

Девочка подошла к другу и крепко схватила его за руку. Они подбежали к мужчинам и пристроились сзади колонны. Вскоре дети вышли на мощеную дорогу и к ним стали подтягиваться другие рабочие. В одной из таких групп Иссур заметил маму, тоже в полосатой рубашке, с обритой головой и шестиконечной желтой звездой на груди. Он закричал от радости и яростно замахал ей рукой. Та тут же подбежала к сыну, крепко обняла и расцеловала всю его голову.

– Сыночек… Боже ты мой, как же они с тобой…

– А с тобой-то как, мама…

Несколько минут они просто шли, обнявшись, не помня себя от счастья. Вдруг Иссур спросил:

– Мама, а где папа с дедушкой?

Женщина немного ослабила объятия и посмотрела сыну в глаза.

– Папу я сегодня видела, мы даже успели немного поговорить. А вот дедушку я больше не встречала с самого нашего прибытия.

– Странно… Может, он в бараке для пожилых людей?

– Может. Но я думаю, о дедушке не стоит беспокоиться. Ему точно будет обеспечен полноценный уход.

Неожиданно зазвучала громкая музыка. Дети встали на цыпочки и вдалеке разглядели оркестр, члены которого играли веселую мелодию на саксофоне, аккордеоне и.. скрипке! Давно забытой Иссуром скрипке! Как бы он хотел взять сейчас в руку старый смычок и провести им по тонким струнам, таким родным и далеким…

– Как красиво играют! Знаешь, хоть мы и в тюрьме, но тут вполне весело! Мне даже начинает нравиться! – поделилась Мари своей радостью с другом. Она закрыла глаза и смешно танцевала под музыку, плавно двигая бедрами и выкручивая запястья. Мальчик заулыбался, восхищенно глядя на подругу.

– Что смотришь? Присоединяйся!

Иссур неумело стал дергать плечами и трясти головой. Мари громко расхохоталась и захлопала в ладоши. Люди начали оборачиваться и изумленно смотреть на необыкновенно веселую девочку. В их уставших глазах Мари прочитала безысходность и страх. Она мгновенно перестала смеяться. Вскоре толпа подошла к главным воротам, людей пересчитали, и Иссура с мамой вновь разделили по разным колоннам. Напоследок мальчик увидел ее неизменную улыбку.

На ужин детям выдали кусочек хлеба с маргарином и пресный чай с травами.

– Может, у них какой-то временный дефицит продуктов? Не может прием пищи быть таким скудным, – тихо недоумевал Иссур, разглядывая твердый ломтик. Мари стремительно поглощала свою порцию.

– В конце такого трудного дня даже мельчайшая крошка покажется блаженством, – заявила девочка с набитым ртом.

После ужина детей привели в барак и приказали ложиться спать. На нарах лежали тонкие серые одеяла с пятнами от жира. Мари поморщилась. Однако под вечер решил немного пошалить прохладный ветерок, и девочка нехотя завернулась в ткань будто гусеница в кокон. Иссур лег рядом с подругой. Горячее дыхание мальчика обожгло шею Мари.

– Эй! Ты чего удумал?

– Извини, – Иссур расстроенно повернулся на другой бок. Спустя пару минут девочке стало неловко и стыдно. Она перевернулась, занесла руку над спиной друга и через пару мгновений неуверенно опустила ее. Иссур дернулся от неожиданности и пронзил подругу ошарашенным взглядом.

– Прости, мне просто… страшно, – от смущения Мари прикрыла глаза и собралась было убрать руку. Однако друг не отодвинулся от девочки, а наоборот, крепко прижал ее к себе и шепнул:

– Не бойся, я с тобой. Этой ночью и всегда.

Засыпая, Мари все никак не могла понять, почему простые человеческие объятия греют лучше, чем созданное для этого одеяло.

Глава V

Разбудили жильцов барака рано. Еще даже не забрезжил рассвет, когда сонные дети волочились нестройными рядами по холодной земле. На завтрак выдали кофе. Точнее то, что военные им называли. Это была коричневая горячая жидкость, от которой несло желудями. После напитка в животе странно крутило, однако он помог детям взбодриться. После завтрака началось распределение по работам. Мари нервно схватила Иссура за плечи, и к великому счастью девочки друзей вместе отправили в одну команду.

– Интересно, что мы будем делать сегодня. Тоже носить кирпичи? Как думаешь? – зашептал мальчик на ухо подруге. Однако Мари закрыла ладонью рот Иссура и глазами указала куда-то вперед. «Девочку с волосами» не определили ни в одну из групп и поставили вплотную к одному из военных. Она едва стояла на ногах от ужаса, ее взгляд метался из стороны в сторону полный неподдельного страха. Другие дети тоже с удивлением смотрели на девочку.

– Почему она одна? Что с ней сделают? – шушукались в толпе.

Распределение закончилось. Девочку увели. Она все время оглядывалась назад, будто надеялась, что хоть кто-то из ребят последует за ней. К горлу Мари подступил ком, в глазах задрожали слезы. Неужели узнали, что она помогла девчушке? Тогда почему с ней не вызвали и саму Мари? И вообще, разве это плохо – помогать другому? Этими мыслями она поделилась с Иссуром. А тот нахмурился, задумчиво почесал подбородок и наконец вынес свой вердикт:

– Мне кажется, ты здесь ни при чем. Неспроста ей оставили волосы. Может, их приберегли для… лабораторных целей.

– В каком смысле… лабора – торных? – Мари впилась глазами в лицо друга.

– Вполне возможно, что здесь есть какая-то лаборатория. Волосы можно взять как источник ДНК и исследовать. Наверняка вернется она к нам в барак уже обритая, как и мы с тобой. Думаю, все с ней будет хорошо, она ведь ребенок, ей ничего не могут сделать.

– Как же мне хочется тебе верить…

Колонны с рабочими вывели на главную дорогу и вновь заиграл оркестр. Ту же веселую, энергичную, радостную мелодию. Под нее бы выскочить на сцену и танцевать, пока не отвалятся ноги. Но люди просто шли и провожали музыкантов тусклыми взглядами.

Работали в этот раз на другой площадке – строили деревянный барак. Дети носили длинные доски, а в минутных перерывах вытаскивали занозы из покрасневших рук. Солнце нещадно пекло друзьям головы, отчего Мари с Иссуром задрали рубашки повыше и сделали из них что-то вроде капюшонов, оголив худые животы.

– Ты похожа на монахиню, – хмыкнул мальчик, опустив очередную доску на землю.

– Ага, только ряса немного не по размеру пришлась.

Дети тихо прыснули. Громко здесь нельзя. Ни говорить, ни тем более смеяться. Не принято. Друзья никогда не видели, чтобы кто-то из рабочих или военных улыбался, никогда не слышали шуток и долгих разговоров. Здесь либо молчат, либо иногда перекидываются парой фраз. В этом месте вообще всегда очень тихо. Пугающе тихо. Но отчего?

На обеде Мари поделилась с Иссуром своей внезапной идеей:

– А почему бы не разбавить эту вечную тишину чем-то веселым? Например, спеть или станцевать?

Мальчик чуть не подавился пресным овощным супом:

– Ты что, на солнце перегрелась? Эти, – он кивнул в сторону военных, – сразу арестуют.

– В бараке, вечером! Максимально тихо.

– Они патрулируют территорию день и ночь. Я и разговаривать с тобой перед сном вчера боялся, а ты уже решила устроить что-то наподобие кабаре! – Иссур в очередной раз наполнил ложку жидкостью из тарелки – Нет, ну что за издевательство. И это они называют овощным супом? Вода с травами!

– Да погоди ты со своим супом! Я вот что подумала. Военные – тоже люди, они вполне могут задремать или даже заснуть на посту. Правда, я буду крайне тихой.

– Ты… действительно этого хочешь? – мальчик наклонил тарелку, слизнул с ее стенок последние капли и вытер рот рукой.

– Больше, чем вообще что-либо на свете. Я хочу хоть немного развеселить людей в этом лагере, хотя бы наших соседей по бараку.

Вечером, уже взобравшись на нары, Мари решила – пора. Она набрала в грудь побольше воздуха и тихо запела песенку, которую когда-то услышала от фрау Катрин:

O, du lieber Augustin, Augustin, Augustin,

O, du lieber Augustin, alles ist hin…