– Отрастут. Если где переломы были, болели кости или суставы – забудь. Тут даже руки и ноги отрастают, если выдалось их потерять, или сюда без них прилететь. Говорят, правда, то ещё удовольствие. Ощущения неприятные, и растут конечности долго, до полугода. Второй плюс – это дары Улья. Мы их ещё называем «умения». Дар проявляется у каждого иммунного. Это своего рода мутация организма, только без изменения внешнего вида. Чаще всего дар появляется через несколько дней после попадания сюда, иногда – через пару недель. Появившись, он постепенно развивается. Это может быть что угодно: телескопическое зрение, быстрый бег, быстрая реакция, телепатия, телекинез, управление температурой и даже возможность копировать мелкие предметы. Да что угодно – все варианты даров не описать. Но человек не становится супергероем – умение проявляется слабо и, в большинстве случаев, не успевает развиться до серьёзных масштабов. Я, например, видел немало пирокинетиков – тех, кто может зарождать огонь. Но даже сильнейшие из них не могут взять и сжечь мутанта. Максимум – напугать вспышкой самых слабых. А чаще всего это сами себе походные печки: вскипятить воду в кружке, разогреть сковородку и пожарить яичницу. Хотя даже только что проявившийся дар вполне позволит им, например, разжечь костёр без спичек. Да и сжечь даже начинающего пирокинетика у тебя, пожалуй, не получится. Не горят они. Можешь задать вопрос. Новички любят расспрашивать о дарах.

Тарч не чувствовал желания расспрашивать. Перед глазами всё ещё стояла нарисованная Цыганом схема кластеров, а в сознании зияла дыра, пробитая пониманием: семьи рядом больше не будет. Ощущение благодарности року за то, что жена и дочка не попали в мясорубку первых часов перерождения, не участвовали в лотерее заражения, не видели, как все вокруг превращаются в монстров, не были вынуждены убивать или убегать, чтобы не быть убитыми, мешалось с тянущим душу отчаянием – он теперь одинок. Одинок без тени надежды увидеться с дочкой. Без шанса проснуться утром и привычно прижать раскинувшуюся на своей половине кровати жену, поцеловать в тёплую шею и сжать бедро со внутренней стороны в ладони, вырывая из объятий сна, заставляя изогнуться и еле слышно застонать. Подобные мысли Максим старался отгонять, пытаясь сконцентрироваться на словах рейдера, тем более что его невнимательность раздражала собеседника и могла заставить замолчать. Но тягостные мысли не пропадали совсем, присутствуя на границе подсознания и карауля момент, чтобы полностью захватить внимание.

– А какой у тебя дар?

– Никогда такое не спрашивай.

– Почему?

– Сам потом поймёшь. Это не табу. О даре может спросить командир рейда, если ты просишься в отряд; твой наймодатель, если работа, которую ты будешь выполнять, зависит от умения; его могут увидеть сильные ментаты, хотя сильному ментату ты и так всё расскажешь. А к знахарю и сам побежишь с просьбой покопаться у тебя в голове, распознать или настроить дар. Но у первого встречного, да и давнего знакомого, с которым не бывал в рейдах, спрашивать такое нельзя. Тебя не поймут, а то и в морду двинут, если к кому-нибудь не тому подойдёшь с тупыми вопросами.

– У новичков все вопросы тупые, наверное… – иронично усмехнулся Тарч.

– Это точно. Но всем будет плевать, что ты новичок.

– Тебе же не плевать.

– Я тебя встретил на «твоём» кластере. И должен помочь – Улью должен. Улей очень не любит, когда новичков обижают, или проходят мимо, когда могут помочь – и за такое наказывает.

Тарч немного помолчал, соображая.

– Наверное, вопрос снова будет тупой. Иммунные как-то общаются с Ульем? Откуда ты знаешь, чего делать нельзя, и почему ты что-то должен?

– Никто с ним не общается. Да и не с кем общаться. Улей – это просто место, название мира, куда нас всех занесла нелёгкая. Но у мира есть свои законы. Узнаешь их на практике. Через боль, так сказать, и унижение, а чаще всего – через смерть. От этого и суеверия тут у всех. Можешь помочь новичку – помоги, дай немного живчика, научи добывать спораны и готовить живчик самому, махни рукой в сторону ближайшего стаба, и гуляй дальше, куда шёл. Или с собой его возьми, если по пути. Будешь так делать – будет с тобой удача. Пройдёшь мимо или убьёшь свежака – нарвёшься на неприятности. Поэтому даже самые отбитые со свежаком хотя бы парой слов, но перекинутся.

– Ты со мной не просто парой слов перекинулся.

– Не парой. Сижу вот, время своё трачу на тебя, парень, кормлю, живцом пою, соловьём заливаюсь. Цени. А ты сидишь как лунь, в стену упёрся. Про дары вопросов больше нет? А то я могу и не говорить, если ты такой нелюбопытный.

– Извини. Слишком много всего за раз. Давай я чуть позже про дары спрошу, когда соображу немного?

– Спрашивай. Только я не всегда такой болтливый, могу и нахер послать. Потому и рассказываю, чтобы потом с тупыми вопросами не лез. Ладно, что там ещё не рассказал? Слушай. Когда кластер перезагружается, находиться в нём нельзя. Увидел зелёный туман – мы его кисляком зовём – вали из кластера как можно быстрее. Никто из иммунных перезагрузку не переживал. Человек пропадает, ведь кисляк перед загрузкой стирает кластер полностью, со всем живым и неживым. И создаёт новое – на пустом месте. Говорят, правда, сильные иммунные могут выжить, но мозги у них выжигаются напрочь. Ни памяти, ни сознания. В долгие мощные рейды всегда берут человека, который умеет чувствовать перезагрузку немного раньше, чем остальные. Бесполезный дар, но если отряд перемещается по неизученным кластерам – очень нужный. Да и изученные могут сюрприз преподнести: перезагрузиться не по времени или вообще сменить цикличность вместе с «прилетающей» местностью.

После перезагрузки в кластере не остаётся никаких изменений – хоть ты там замок построй, хоть окурок брось, хоть камень в землю закопай – всё стирается и копируется новое. Жить в таких условиях, сам понимаешь, никак. Но, слава Улью, существуют стабильные кластеры. Мы их называем стабы. Они или не перегружаются вообще, или цикл перезагрузки настолько большой, что иммунные до неё банально не доживают. Вот в стабах мы и живём. В тех, что поменьше и опаснее, можно найти лагеря или опорные базы. В тех, что побольше – посёлки и даже городки.

Цыган замолчал, утомившись отсутствием у собеседника активного интереса. Повисшая в комнате тишина не была тем тягостным молчанием, когда люди не знают, что сказать друг другу, и это гнетёт обоих, заставляет вымученно шутить и так же смеяться, расплываясь в натянутой улыбке. Каждый погрузился в свои мысли.

Рейдер задумался о чём-то, невидяще смотря в угол, стерев с лица приветливую маску, и, слегка нахмурившись, совершенно не шевелился. Тарч же снова начал тонуть в мельтешении мыслей, не зная, за какие из них хвататься в первую очередь. Планы на будущее? Да какие тут планы – он не понял большую часть из того, о чём Цыган так увлечённо рассказывал. О потерянной навсегда семье? Но что толку от этих мыслей, если сейчас ты – едва ли не в центре кластера, набитого заражёнными и огромными монстрами, а единственная надежда на спасение – странный неприветливый мужик, всё время вешающий себе на лицо дружелюбную улыбку и старательно изображающий из себя добровольного помощника для «свежака»? А что, если всё сказанное Цыганом – ложь, для чего-то придуманная и рассказанная? Чтобы втереться в доверие и что-то получить от новичка, что тот с удовольствием отдаст новому «другу», или что можно будет легко отнять у потерявшего бдительность человека? Но что может быть нужно опытному вооружённому бойцу от новичка, ну, разве что, кроме его жизни?

Мысли роились, толкаясь и мешая друг другу, устраивали круговерть, не давали ни одну схватить, рассмотреть, разложить по полочкам и спокойно обдумать. Ясно было только одно – в ближайшие часы, а то и дни, придётся держаться рядом с Цыганом и по возможности доверять ему. Ведь проверить его слова или получить другую информацию – неоткуда.

Вдруг очнувшись от мыслей, Цыган пошевелился, разминая мышцы, и неожиданно спросил:

– Ещё вопросы?

– Есть вопрос. А кто тут главный?

– В каком смысле?

– Кто хозяева этого мира? Ведь не само по себе всё тут?

– Да чёрт его знает, кто тут хозяева, – Цыган очень искренне пожал плечами. – Нет тут никаких хозяев. Или мы этого не знаем. Тут много всего намешано – и внешники, и скребберы, и серые – они в чёрных кластерах живут. Человек здесь, знаешь… как случайный прохожий, который воды попросил попить – дальше коридора нас не пускают. Мы ни с кем особо не пересекаемся. Только выживаем.

– А монстры?

– А что монстры?

– Ну, эти, огромные.

– А… так ты ещё не понял? Это заражённые. Те же самые, которых ты зомби называл, только отожравшиеся. Они почему на зомби похожи? Потому что голодные. Попав в организм, вирус начинает его перестраивать. А для этого нужно много белка. Вот и выглядят они как дохлые, и даже дохнут, если не пожрут. Ты думаешь, они за тобой охотятся, потому что ненавидят и убить хотят? Ты для них просто ходячая котлета. Бегающая куча белка. Подкинь им свинью, или корову – про тебя и забудут. Ненадолго, правда. Белок им нужен постоянно. Поэтому они всё время охотятся. В том числе и друг на друга, но это они любят меньше – им нашего мясца подавай, иммунного. И те, кому везёт с охотой, развиваются в более сильных монстров. Мы их делим примерно на десять видов по развитости, силе и количеству трофеев. Но это видеть надо, рассказывать бесполезно.

Цыган встал, потянулся, зевнул и вопросительно посмотрел на Тарча. Тарч тоже поднялся, расстегнул ремень, поправил одежду, застегнулся и, глядя, как рейдер поднимает рюкзак, спросил:

– Куда мы сейчас?

– Завтра я отведу тебя в ближайший стаб и, надеюсь, больше никогда не увижу. А сейчас надо заняться делом.

– Делом?

– Да. Мы идём на охоту.

Глава 5
Приманка

Цыган и Тарч сидели у края крыши одноподъездной высотки, стоящей на углу площади имени Максима Горького, главной площади их небольшого города. Шестнадцать этажей офисных помещений позволяли возвышаться не только над архитектурным ансамблем, но и над большинством зданий нескольких ближайших кварталов.

Площадь не была чем-то особенно примечательным: прямоугольная, метров триста в длину и сто в ширину, опоясанная односторонним кольцевым движением. В центре на высоком постаменте – семиметровый писатель, одухотворённо взиравший вдаль, как и положено приличному памятнику советской эпохи. Вокруг скульптуры располагался небольшой сквер с дорожками для прогулок, элегантными лавочками и увядшими клумбами. Сквер можно было бы назвать уютным, если бы не непрерывные потоки транспорта, круглосуточно курсировавшие по кольцевой. Сюда, на площадь, стекались пять крупных городских транспортных артерий, три небольшие улицы и ещё парочка проездов. Автомобили, автобусы и небольшие грузовички текли вокруг парка непрерывным потоком, въезжая с одних улиц и сворачивая на другие.

Сейчас площадь представляла собой жутковатое зрелище, скопированное с фильма о зомби-апокалипсисе. Брошенные владельцами автомобили плотно заполнили не только три полосы движения, но и часть тротуаров. В некоторых ещё работали двигатели – видимо, водители, покидая автомобиль, уже не были в состоянии его заглушить, или надеялись вернуться, выяснив причину необычно долгой пробки. Кое-где виднелись проплешины пожаров, но огонь не распространялся, оставляя сгоревшие автомобили одиноко чадить от медленного тления. Огонь – вот кто больше всех выиграл от локального апокалипсиса. Одна из прилегающих к площади пятиэтажек сгорела на добрую четверть – пожар возник сразу в нескольких квартирах и, перекидываясь от окна к окну, распространился вверх, до самой крыши. Полностью выгорел «Макдональдс», расположенный на первом этаже офисного здания в противоположном конце площади. До сих пор дымило несколько окон в здании с огромной вывеской «Ростелеком».

Позицию для стрельбы Цыган оборудовал так, чтобы винтовка была направлена в центр площади. Рядом кинул одеяло для Тарча и вручил ему бинокль.